Анжелина Жоли: «Кино — самая маленькая часть моей жизни»

Анжелина Жоли — давно уже не просто актриса. Режиссер, продюсер, сценарист, посол доброй воли ООН, меценат, многодетная мать и одновременно самый яркий секс-символ Голливуда, она являет собой недостижимый образец для подражания во всем и вполне заслужила собственный байопик. Встретившись с Анжелиной по случаю выхода на экраны ее третьего режиссерского проекта — мелодрамы «Лазурный берег», в которой она сыграла вместе со своим мужем Брэд Питт, — THR узнал, как знаменитой паре вновь работалось вместе и не выливались ли съемки картины в семейные разборки.

— Принято считать, что работа бок о бок может разрушить самый крепкий семейный союз. Вам же с Брэдом пришлось воплощать на экране образы мужа и жены в непростой период отношений…
— Играть с мужем, конечно, трудно, но мы были готовы к подобному вызову, да и герои все-таки отличаются от нас. Однако, когда снимались семейные ссоры, нам все-таки пришлось побыть агрессивными — вспомнить былые обиды и использовать накопленные благодаря им негативные эмоции. Это были самые напряженные моменты, как мне кажется.

— До настоящих разногласий не дошло?
— Два творческих человека всегда будут кричать и спорить — это аксиома, ведь у каждого свое видение персонажа, сюжета и различных деталей. Конфликты были, но нашему браку уже 10 лет, и мы знаем друг друга очень хорошо. Мы не позволяли разногласиям на съемках влиять на наши отношения и не переносили негатив в семейную жизнь. Не стоит забывать и о детях, которые всегда помогают успокоиться, спуститься с небес на землю и благополучно пережить эти непростые моменты.

— Не так давно вы объявили, что завершаете карьеру актрисы, но вот вновь появились на экране.
— Актерская карьера сейчас действительно не является для меня приоритетом, но я продолжу сниматься в кино, если будут сценарии, которые покажутся мне достаточно интересными. Хочется как можно больше времени уделять воспитанию детей и работе в качестве посла ООН. Если раньше Голливуд был мне необходим для терапевтического эффекта, то сейчас кино — самая маленькая часть моей жизни.

— Постановка картин — сложный и длительный процесс. Почему вы выбрали этот путь, будучи мамой шестерых детей, ведь при таком графике времени на семью практически нет?
— Каждый актер хочет снять свой фильм, и я не исключение. Для меня путь в режиссуру был творческим вызовом и желанием попробовать себя в новом качестве. Съемки — это всегда серьезное давление и трата энергии. Работая над первыми двумя лентами, я была постоянно вдали от своих малышей, но благодаря мужу все же смогла справиться со стрессом.

Полную версию интервью читайте в февральском номере The Hollywood Reporter.

Райан Рейнольдс: «Главное — следить за весом»

Кажется, боезапас Marvel неистощим. Не успел утихнуть ажиотаж от «Эры Альтрона» и «Человека-муравья», а на экраны уже выходит «Дэдпул», чей психически нестабильный герой только что излечился от рака и превратился в живую машину для убийства. Главную роль в картине сыграл Райан Рейнольдс, который рассказал THR о детских комплексах, артхаусе и решении поселиться в захолустье.

— Одно время вы были эталонным героем лирических комедий, но затем уверенно двинулись в сторону триллеров и супергероизма. В чем причина столь резкой смены образа?
— Я не менял амплуа, скорее жизнь внесла свои коррективы. Сейчас мне тридцать восемь, недалеко до сорока — ну кто в этом возрасте подвержен романтическим чувствам с уклоном в смешное? Мне кажется, переход был довольно плавным. В «Зеленом Фонаре» я уже играл супергероя, но в любви он оставался обычным человеком, к тому же попадающим в довольно забавные ситуации. Эта картина дорога мне еще и потому, что там мы с Блейк (жена Рейнольдса — актриса Блейк Лайвли. — THR) познакомились, и чувства героев наложились на наши собственные. В фильме «Хочу как ты» лирики было поменьше: мой персонаж, поменявшись телами со своим другом, едва не стал импотентом, услышав звуки, испускаемые «своей» супругой. Затем был «Призрачный патруль» — экшен-комедия про покойников, тоже с элементами романтики, но уже не столь очевидными. Вот так, шаг за шагом, годам к семидесяти вообще смогу отказаться от любовных мотивов. (Смеется.)

— Нет ли планов снова поработать с женой? В индустрии ее, наконец-то, оценили по достоинству: «Век Адалин» приняли очень хорошо.
— Я успел оценить раньше! (Улыбается.) Нет, думаю, совместная работа уже сыграла свою роль в нашей жизни, и испытывать судьбу не следует. Здесь у меня тоже много примеров, когда семейная пара работает на одной площадке, а потом не может отделить себя от героев. Одной удачи достаточно. Мы сознательно отделили личное от карьеры, перебравшись из Лос-Анджелеса в маленький городок Бедфорд под Нью-Йорком. Там можно спокойно существовать, не боясь атак папарацци и выезжая на съемки как в экспедицию. Я на площадке — Блейк сидит с малюткой Джеймс. Ее ждут на проекте — дочкой занимаюсь я. Все при деле, все довольны.

— Не скучно?
— Так я же канадец, мы обожаем скуку! (Смеется.) Нет, серьезно, никогда, даже в самом холостом состоянии, я не был любителем ночных клубов, меня никогда в три ночи не вышвыривали из баров, в общем — типичная промокашка. А Блейк готовит так, что ресторанные шефы рядом не стояли. Тут главное — следить за весом, но для этого дома тренажеры есть.

Полную версию интервью читайте в февральском номере The Hollywood Reporter.

Леонардо ДиКаприо: «Это была самая тяжелая работа в моей карьере»

«Он одержимый!» — говорит о Леонардо ДиКаприо режиссер приключенческой драмы «Выживший» Алехандро Гонсалес Иньярриту, не скрывающий, что именно готовность отдать себя роли без остатка пленила его в актере. В интервью THR ДиКаприо рассказал о том, как грелся в туше медведя, ел сырое мясо и плавал в покрытой льдом реке, и нам остается лишь надеяться, что эти подвиги наконец увенчаются «Оскаром».

— Готовясь к роли в «Острове проклятых», вы посещали психбольницы и читали Фрейда. Перед «Волком с Уолл-стрит» — изучали литературу по биржевым крахам и встречались с работниками инвестиционных банков. Чем вы занимались перед съемками в «Выжившем»?
— Беда в том, что история «дикой», малозаселенной Америки более или менее явственно начинает проявляться только с середины XIX века — с так называемой «вестерновской» эпохи — когда стычки местного населения с индейцами переросли в сражения с привлечением военных и когда в этих прежде диких краях начала работать почта. Среди солдат находились самодеятельные походные летописцы, благодаря им и появились регулярные письменные свидетельства. Времена же первопроходцев задокументированы штрихпунктирно. Вот и о долгом путешествии полумертвого Хью Гласса мы знали практически только то, чем оно закончилось. Все остальное — в дымке. Так что нам пришлось проделать поистине археологическую работу: склеить черепки, чтобы получить амфору.

— А что стало отправной точкой? Какой осколок «амфоры» оказался самым большим?
— Характер! Каким должен был быть этот человек, в одиночку противостоящий тому, что, казалось бы, победить невозможно. Его характер и стал отправной точкой, от которой мы двинулись. Алехандро видел наш фильм как поэтический экзистенциальный эпос одинокого человека — как хемингуэевского «Старика и море», как…

— …«Не угаснет надежда» с Робертом Редфордом.
— Да-да. Разговаривать не с кем, выплескивать эмоции не на кого. Только ты и тишина. Ужасно тяжело и невероятно интересно.

— О сложных условиях, в которых проходили съемки, уже ходят легенды.
— Я знал, что Иньярриту любит окунать актеров с головой в экстремальные ситуации, но то, что случилось здесь, превзошло мои самые смелые ожидания. Все — кроме момента, когда медведица гризли рвет моего героя, — исключительно натурные съемки. Даже странно, что Алехандро не попробовал снять «живьем» и эту сцену. Видимо, медведица запросила слишком большой гонорар. (Смеется.) Нет, серьезно: я на самом деле «грелся» в тушах мертвых животных, ел сырое мясо и падал в зимнюю (!) реку! А в Дакоте, хотя она и называется Южной, зимой чертовски холодно. Я постоянно был на грани обморожения конечностей. Твердо могу признаться: съемки в «Выжившем» — самая тяжелая работа в моей кинокарьере, а я, как вы знаете, играю не в сладких рождественских комедиях. День у нас проходил так: восемь часов в день мы репетировали, а потом выходили на мороз и снимали сцену. Во время репетиций можно было импровизировать, отвергать варианты, дорабатывать сценарий, но как только ты вышел на эту неореалистическую натуру — все, начинался непрерывный съемочный поток, без перерывов и отвлечения в сторону. По-другому и нельзя было — иначе замерзнем. Такое вот соединение искусства и жизни. (Улыбается.)

— Сейчас вы все чаще стали выступать и в роли продюсера. Чем вас привлекает эта деятельность?
— Я по натуре очень склонен к организаторской работе, поэтому подбор актеров, составление съемочной команды, переговоры с инвесторами мне близки и интересны. А когда твой фильм выходит на экраны и ты — часто впервые! — видишь законченную работу, тебе кажется, что лучше ее нет. Пусть на следующий день и читаешь в газетах о том, что сделал полное фуфло — никому ненужное и неинтересное. (Смеется.) В моем продюсерском списке есть две безоговорочные удачи — «Авиатор» и «Волк с Уолл-стрит». Обе поставлены Марти. И, принимаясь за новый проект, я каждый раз надеюсь, что добавлю в свое резюме третью победу.

Полный текст интервью читайте в российской версии журнала The Hollywood Reporter с 24 ноября.

Дэниэл Рэдклифф: «Меня спасло то, что я вырос не в Голливуде»

В новой вольной экранизации «Франкенштейна» Дэниэл Рэдклифф играет горбуна по имени Игорь — героя, не существовавшего в оригинальной истории. О роли, которая довела до слез его мать, корреспондент THR расспросил актера в Лондоне. В ходе беседе выяснилось, что бывший Гарри Поттер читает японскую литературу, цитирует индийских философов и мечтает сыграть булгаковского кота Бегемота.

— Ты играешь Игоря — циркового горбуна, который ходит, согнувшись в три погибели…
— Благо мне не пришлось находиться в таком состоянии на протяжении всех съемок. Помню, когда только начал читать сценарий, подумал, насколько физически тяжелой будет для меня эта роль. Но очень скоро дошел до сцены, где Виктор Франкенштейн выпрямляет Игорю позвоночник, и вздохнул с облегчением. Хотя сниматься в образе сгорбленного кривого человека с тонной грима на лице мне было очень интересно.

— Твой герой напомнил мне Роберта Смита из группы The Cure.
— Отличный комплимент! Мы искали такой грим, который был бы клоунский, печальный и при этом не сильно бросающийся в глаза. И только через пару недель после того, как он был придуман, до меня дошло — это же The Cure! Ну и замечательно. Роберт Смит всегда выглядел как надо. Кстати, с этим гримом у меня связана одна актерская неудача. В сценарии была сцена: Игорь стоит у зеркала и грустно рисует себе лицо. Во время съемок же мне надо было стоять перед камерой и вслепую наносить себе грим, смотря в объектив. Мы сняли один дубль, после чего все в один голос сказали: «Не-е-е-е, не надо тебе этого делать. Плохая идея!» Ну дали бы мне зеркало что ли, раз все такие умные! Не выйдет из меня гримера, короче. (Смеется.)

— Готовясь к роли, ты осознавал, что многие патологически боятся клоунов?
— Да, есть такое. Но Игорь все-таки не Пеннивайз (рыжий клоун-убийца, персонаж романа Стивена Кинга «Оно», ставший классическим и не раз появлявшийся в различных кино- и телепостановках. — THR). Он должен вызывать сопереживание и жалость. Больше всего я боялся, что люди могут посмотреть на него с отвращением: «Фу, какой урод!» Но, как оказалось, напрасно. Когда моя мама впервые увидела «Франкенштейна», ее до слез тронули сцены в цирке, когда моего героя все унижают. Я сыграл немало спорных ролей в жестких проектах. Она много раз спокойно смотрела, как я страдаю и даже умираю на экране. А тут расплакалась не на шутку. Мама вообще сердобольная женщина и, чтобы пустить слезу в кинотеатре, ей многого не надо. Но чаще всего это случается на мелодрамах. Мои мучения, как я уже говорил, ее обычно не впечатляют.

— Не сочти за комплимент, но ты отличный парень. А актеры, которые становятся знаменитыми в юном возрасте, часто вырастают, как бы это помягче выразиться… Как же так вышло, что деньги и слава не вскружили тебе голову?
— Мне кажется, в поп-культуре сформировалось ложное представление о детях-актерах. Дескать, все они… то есть мы — наркоманы и козлы. Как у Дэвида Кроненберга в «Звездной карте». Но нет, далеко не все! Я не единственное исключение. Джоди Фостер, Кристиан Бэйл, Элайджа Вуд, Тоби Магуайр, Джозеф Гордон-Левитт — все они начинали в очень юном возрасте. Лично мне помогло, во-первых, то, что я рос и работал в Англии. В Лос-Анджелесе, думаю, моя жизнь сложилась бы иначе — Голливуд не способен тебя перемолоть только тогда, когда ты прибываешь туда с четким осознанием, кто ты есть и чего тебе надо от жизни. Во-вторых, у меня хорошие родители и друзья, которые помогают мне жить в реальном мире и не питать никаких иллюзий на свой счет. И наконец, в-третьих — мне просто повезло. Нет формулы, применив которую ребенок-актер в обязательном порядке вырастет нормальным. Многое еще и от человека зависит. Вот если бы я тебе сейчас нахамил, то почувствовал бы себя ужасно. Никогда не понимал, как актеры могут позволить себе уйти с интервью или вести себя с собеседником, как примадонны. Неужели их потом совесть не мучает? Одним словом, как мне кажется, я просто не способен быть невыносимым засранцем.

Полный текст интервью читайте в российской версии журнала The Hollywood Reporter с 24 ноября.

Дженнифер Лоуренс: «Я выросла из Китнисс, как дети из одежды»

Даже именитые коллеги, работающие с ней на одном поле, признают, что Дженнифер Лоуренс сейчас едва ли не самая яркая звезда Голливуда. Что здесь причина, а что следствие, сказать трудно, но она прекрасно устроилась: всемирную славу и деньги ей приносят крупные франшизы, а награды и признание коллег — драматические постановки. В ноябре на экраны выходит четвертая часть «Голодных игр», главной саги в карьере актрисы, и по этому случаю THR расспросил Дженнифер, почему она закрывает для себя эту тему и как она справляется с бременем славы.

— Помните, как попали в «Голодные игр»?
— Это было ужасно смешно! Мне предложили роль, а книжку я не читала. В это время меня номинировали на «Оскар» за «Зимнюю кость», и надо было к церемонии привести себя в порядок. Вот сижу, вокруг меня хлопочет целая команда — причесывают, маникюрят, грим накладывают, — и я начинаю чувствовать себя какой-то чертовой куклой. Я — простая девчонка из Луисвилля, ношу джинсы и люблю бигмак, а тут из меня лепят принцессу. Вот в таком душевном расстройстве, сидя под феном, я достала из сумки «Голодные игры» и принялась за чтение, и чем дальше читала, тем больше понимала, что придуманная Китнисс Эвердин мне гораздо ближе и понятнее, чем завитая девица, глядящая на меня из зеркала в салоне визажиста.

— Книжная история закончилась, но когда это кого-то останавливало? Как думаете, пятый фильм будет?
— Надеюсь, что нет, а если и снимут, то без меня. Я выросла из «Голодных игр», как дети вырастают из одежды, — Китнисс победила, Капитолий… Ой, я, кажется, раскрываю секреты. Короче, в этой истории для меня больше места нет.

— Сейчас вы работаете в картине Дэвида Расселла «Джой» — вместе с Робертом Де Ниро и Брэдли Купером. Предыдущие работы с этой командой принесли вам «Оскар» и номинацию на него. Не боитесь входить в одну и ту же реку… в третий раз?
— В одну реку? Да с ними каждые пять минут — другая река. На Боба я вообще молюсь — это фантастический актер. Когда мы снимали сцену в «Афере», где он играл прилетевшего из Флориды мафиозного босса, я случайно посмотрела ему в глаза и до смерти перепугалась — это был беспощадный и коварный зверь. А через пять минут — сцена была коротенькой — этот зверь вдруг превратился обратно в нежного Боба с его детской улыбкой. Такое может делать только гений. С Брэдли мы лучшие друзья, он тонкий психологический мастер, который дает своему партнеру опору в репликах и движениях. Да и вообще, он свой парень, которого я нежно люблю. Но, конечно, центр всего — Дэвид. Его фантазия безгранична! Каждую сцену он обыграет со всех сторон, и каждый вариант будет интересен. А потом, когда мы уже закончим работать, он вдруг придумает еще что-нибудь. К тому же он обожает дурачиться. Если бы не Брэдли, который орал: «Все, давайте работать!», мы бы вообще до финала не дошли. Представляете, какая атмосфера была на площадке, если голосом разума был Купер? (Смеется.)

— В двух предыдущих лентах Расселла вы играли героинь, которые существенно старше вас. В «Джое» будет то же самое?
— В этот раз Дэвид ограничился тем, что всучил мне двух детей, о которых следует заботиться. Своих у меня пока нет, так что снова придется ломать собственную личность.

— Зато в «Людях Икс» вы играете свою сверстницу, правда, с синей кожей. В этой франшизе вы еще не устали сниматься? На 2016 год запланирован выход новой картины «Апокалипсис».
— Так это же только третий фильм — там еще далеко до «Голодных игр»! (Смеется.) Не знаю, пока работаю в охотку, а что будет дальше — посмотрим. Благодарю судьбу, что пока востребована.

— Это звучит довольно смешно, учитывая, что вы одна из самых «горячих» знаменитостей в индустрии. Я недавно беседовала с Джессикой Честейн, и она восхищалась тем, как вы справляетесь со славой: мол, сколько талантов гибнет оттого, что известность посетила их слишком рано, а вот Дженнифер даже не думает ломаться.
— Ну, спасибо на добром слове! Поначалу это было действительно жутко: заходишь в «Старбакс» выпить кофе, оглядываешься в поисках свободного столика и обнаруживаешь, что буквально все смотрят на тебя. Никакие парики и темные очки не помогали, и это ужасно изматывало. Но потом у меня выработались два противоядия, которыми охотно могу поделиться. Во-первых, я девушка приземленная. Здесь, в Лос-Анджелесе, у многих начинает кружиться голова: «Ах, ночные клубы, ах, Шато Мормон, ах, все меня знают...» А я крепко держу в голове родной Луисвилль, где люди думают о простых вещах. И я верю, что у каждого есть свой Луисвилль, только не каждый хочет держать его в памяти. А во-вторых, когда мне нужно выйти, что называется, в свет — расфуфыренной, с прической и макияжем — я говорю себе: «Это не ты идешь. Ты сидишь дома с банкой кока-колы и гамбургером, а туда отправляется твой аватар». (Улыбается.)

Полный текст интервью читайте в российской версии журнала The Hollywood Reporter с 20 октября.

Моника Беллуччи: «Дэниэл Крэйг сексуальный и галантный!»

Четверть века назад Моника Беллуччи уже проходила пробы на роль девушки Бонда, но получила ее только сейчас, когда ей исполнилось 50. «Я все делаю очень медленно», — смеется актриса. О том, что изменилось в ней с годами, каково это целовать Джеймса Бонда и от каких женихов собирается отбиваться, она рассказала в интервью THR.

— Какова была ваша реакция, когда вам предложили эту роль?
— Мой агент звонит и говорит: «Хочешь поржать? Тебе предложили роль в фильме о Джеймсе Бонде». Я говорю: «Что, зовут на замену Джуди Денч?» (Смеется.) Вы не подумайте, я не стебаюсь над Джуди, я бы многое отдала в обмен на ее безграничный талант и то количество великих ролей, что она сыграла за свою прекрасную карьеру. Просто мне казалось, что других ролей в бондиане для меня уже не предусмотрено. Однако Сэм Мендес, будучи довольно смелым режиссером, нашел во вселенной Бонда место и для еще одной зрелой женщины. Что лишний раз доказывает: желанной можно быть и в 50! Раньше актрисы после 40 начинали получать заметно меньше ролей, хотя оставались такими же красивыми и талантливыми. Сейчас же ситуация изменилась. Не могу сказать про Голливуд: я никогда не жила в Лос-Анджелесе и не являюсь частью этой системы. Но вот у нас во Франции актрисы становятся с возрастом даже более востребованными. Посмотрите на Катрин Денев, Изабель Юппер, Натали Бай, Шарлотту Рэмплинг — им по-прежнему достаются роли глубоких, сильных героинь.

— Однажды вы уже проходили пробы на роль бондгерл… Почему не сложилось?
— Проходила аж 25 лет назад, когда была совсем молодой. Мне очень стыдно, но я даже не помню, в какой именно фильм меня пробовали. Безусловно, 50 — это новые 30, но память все равно уже не та. (Смеется.) А почему не сыграла? Кажется, у меня нашлись дела поважнее. (Смеется.) Знаете, за свою карьеру я переиграла в таком количестве картин — от крупных блокбастеров до маленьких независимых фильмов, которые так и не вышли в прокат, — что у меня просто места не хватит в голове хранить еще и информацию о ролях, которые не сыграла. Все это — уже часть истории.

— Нам всем очень интересно, каково это — целовать Джеймса Бонда?
— Ох, ну я даже не зна-а-аю. (Вздыхает и слегка краснеет.) Нам, актерам, по долгу службы часто приходится изображать страсть с людьми, с которыми мы, по сути, едва знакомы. Но скажу честно, с таким джентльменом, как Дэниэл Крэйг, это было очень легко. Он сексуальный, галантный, а больше ничего и не надо. Все прошло как по маслу. Но больше я вам ничего не скажу!

— Что ваши дочери Дева и Леони говорят по поводу того, что их мама стала частью бондианы?
— Примерно следующее: «Алло, мама, ты уже три недели в отъезде, неужели еще не закончились твои чертовы съемки?» Для них это всего лишь очередная работа, которая держит меня вдали от дома. Они не понимают всей значимости конкретной роли для моей карьеры, потому что еще малы — им всего лишь 11 и 6 лет. Я итальянка, а мы никуда не спешим: первый ребенок у меня появился в 40 лет, второй — в 45. В 50, как вы знаете, я сыграла в бондиане. И даже боюсь представить, что со мной может случиться в 55. Может, начну, наконец, награды получать. (Смеется.)

— Как вы переживаете долгую разлуку с детьми?
— Это ужасно мучительно. И для меня куда больше, чем для них. Я так грамотно организовываю их жизнь, что детям просто некогда скучать. Для меня быть матерью — очень ответственная миссия, собственно, поэтому я и родила их так поздно. Я как еврейская мама или даже хуже: мне надо все контролировать и за всем следить. Когда в отъезде, я практически не выпускаю телефон из рук. Но недели напряженной работы у меня непременно сменяются месяцем дома, где мне намного проще быть хорошей матерью. Детям все же очень важно, чтобы я была рядом, а не где-то на экране или на страницах журналов.

— Дева уже почти подросток…
— Да, уже с меня ростом! Возможно, это нескромно с моей стороны, но Дева — (Шепчет.) очень красивая девочка. И я заранее готовлю тяжелые орудия, чтобы помогать ей отбиваться от женихов.

— Да вам от своих бы отбиться!
— (Смеется.) Со своими уж я как-нибудь справлюсь, а вот Деве явно нужна будет помощь. Подожди, девочка моя, я уже иду. С битой наперевес!

Полный текст интервью читайте в российской версии журнала The Hollywood Reporter с 20 октября.

Джессика Честейн: «Мне нужны эмоциональные царапины»

Актерские подвиги Джессики Честейн не перестают удивлять. Не успела она снять тесный корсет, обтягивавший ее фигуру на съемках нового фильма Гильермо дель Торо, как Ридли Скотт надел на актрису настоящий скафандр.

— Каким для вас был прошедший год? Если судить по тому, что выходит сразу несколько громких проектов с вашим участием, ваша киноактивность буквально зашкаливала.
— Это правда, год был тяжелым. И не столько из-за напряженного графика, а, скорее, из-за того, что работать приходилось над принципиально разными характерами. Съемки в фильмах «Самый жестокий год» и «Багровый пик» проходили практически в одно время. Но если в одном я играла женщину любящую, чувствительную и чувственную, то в другом — мрачную, холодную даму, застегнутую на все пуговицы. И если бы только на пуговицы! Дель Торо с фанатизмом относится к каждой детали, посему пришлось затягиваться в корсет, надевать обувь на платформе, чтобы казаться выше, натягивать жуткую узкую одежду… Я вообще не понимаю, как женщины в ней выживали! А на все эти прелести накладывались мои собственные актерские особенности: я не умею просто лицедействовать — мне надо утонуть в характере, да еще и окружить себя вещами, которые помогут погрузиться как можно глубже. Когда я снималась в «Расплате», моя героиня должна была рассматривать фотографии детей из концлагеря. Режиссер спросил, не хочу ли я взглянуть на них загодя, чтобы эмоционально к этому подготовиться. Я отказалась — не хотела затупить реакцию. И когда я наконец увидела эти снимки, едва не потеряла сознание — такой для меня это был удар. Так мы и сняли — с первого дубля.

— Вы сами верите в привидений?
— Ой, верю! Но только в хороших, в злобных не верю совсем. С какой стати им, бестелесным, питать злобу к людям? Наоборот, они должны умиляться, видя нашу неуклюжесть. Я с ними сталкивалась несколько раз — не видела, нет, просто чувствовала их присутствие. И эти встречи всегда оканчивались хорошо. Помню, я однажды вернулась со съемок настолько уставшей и замученной, что даже уснуть не могла. Решила почитать, и вдруг в моем гостиничном номере все электрические лампочки стали медленно гаснуть — ну очень медленно. Потом они вспыхнули ярчайшим светом, и все пришло в норму. И тут на меня навалился глубокий теплый сон, после которого я проснулась отдохнувшей и свежей. Пусть кто-то скажет, что это был скачок электричества, но я верю, что мне помогли добрые привидения.

— Покончив с кровавыми британскими тайнами, вы взлетели в космос, сыграв в новой картине Ридли Скотта «Марсианин». Как вы готовились к съемкам?
— Подготовка была, должна признаться, довольно-таки тяжелой. Нас одевали в очень тяжелые скафандры, в которых приходилось нырять в бассейн и учиться выполнять в таких условиях какие-то действия — двигаться, пользоваться разными инструментами… До такой физподготовки, которую проходят настоящие космонавты, дело, конечно же, не дошло, но поизмывались над бедными актерами предостаточно. Зато теперь я знаю, как застегивать настоящие космические ремни безопасности и разговаривать в безвоздушном пространстве. Это же совершенно необходимые навыки для повседневной жизни! (Улыбается.)

Полный текст интервью читайте в российской версии журнала The Hollywood Reporter с 22 сентября.

Гильермо дель Торо считает себя изгнанником

Готика, лав-стори и волшебная сказка — такими словами описывает свою новую работу, картину «Багровый пик», Гильермо дель Торо. Американский режиссер мексиканского происхождения, которому принесли славу мрачные фантазии «Хребет дьявола», «Лабиринт Фавна» и «Тихоокеанский рубеж», продолжает эксперименты в рамках любимого жанра хоррор. Корреспондент THR расспросил Дель Торо о его любви к родине, привидениям и книгам Эдгара По.

— Ваше неравнодушное отношение к призракам известно всем, кто знаком с вашими фильмами. Появляются они и в «Багровом пике». Что значит для вас этот символ?
— Это воплощение прошлого, которое не успело закончить свои земные дела в отведенное ему время. Если я в чем-то и уверен на все сто процентов, так это в том, что, если не разобраться с проблемами прошлого, они отравят нам и сегодняшний день. В «Багровом пике» главная героиня — молодая эмансипированная писательница. Она решила отречься от прошлого, которое, по ее мнению, включало любовь и семью. Но прошлое отомстило ей. Оно заставило ее полюбить очень непростого мужчину, выйти за него замуж и отправиться с ним на край Британии — в Камбрию. Там, в фамильном поместье, она сталкивается с темным прошлым своего мужа…

— Какое влияние на ваш художественный вкус оказал тот факт, что вы выросли в Мексике?
— Америка — хорошо спроектированная страна. А вот Мексика напоминает дикарку. В ней много страсти, спонтанности, необъяснимых страхов. В общем для художника — идеальная питательная среда. Я бы очень хотел вернуться на родину.

— И что вам мешает?
— Страх. После того как мой отец был похищен, и нам пришлось заплатить выкуп за его освобождение, мы поняли, что жить в Мексике стало опасно. Поэтому я считаю себя изгнанником, а не эмигрантом.

— Миа Васиковска, Джессика Честейн и Том Хиддлстон, исполнившие главные роли в «Багровом пике», в один голос твердят, что такой атмосферы на съемках не встречали еще никогда…
— Актеры любят, когда к ним относятся как к соавторам. А я очень люблю такое партнерство. Конечно, так получается работать лишь с артистами высшего класса. Подбор актеров для этого проекта был идеальным. Том, сыгравший роль сэра Томаса Шарпа, вылепил такой многогранный образ, что картина обрела какое-то неожиданное измерение. Джессику я полюбил с первого взгляда. Роль эмансипированной писательницы Эдит я изначально писал для нее и был жутко удивлен, когда, прочитав сценарий, она захотела сыграть сестру Шарпа леди Люсиль. Насколько Эдит олицетворяла наступающий ХХ век, настолько Люсиль принадлежала веку прошлому. Веку, где главным достоинством женщины считалась скромность. У меня была на примете актриса на эту роль — Миа Васиковска. Пришлось поменять их местами. Но обе, на мой взгляд, сыграли блестяще. Они втроем — нет, вчетвером — составили превосходный ансамбль.

— Кого вы считаете четвертым?
— А четвертым был сам дом. Я высоко ценю достижения компьютерной графики, но стараюсь использовать их лишь тогда, когда от них не уйти. В «Багровом пике» я позволил компьютеру помочь мне только в одном — в создании призраков. Все остальное происходило в обычной старомодной обстановке.

— У вас сложилась репутация неисправимого трудоголика, и я не сомневаюсь, что вы уже с головой погружены в новые планы.
— Сначала я скажу, чего делать не собираюсь. Я больше никогда не буду продюсировать (между тем у дель Торо на ближайшее будущее в работе значатся девять продюсерских проектов. — THR). Исключение я готов сделать для молодых режиссеров, которым мое имя в графе продюсер может помочь найти финансирование. Что касается планов, я хотел бы снять новую версию «Пиноккио». Но уже не уверен, что этот проект состоится. Впрочем, у меня есть еще несколько готовых сценариев, включая «Франкенштейна». Так что без работы я не останусь.

Полный текст интервью читайте в российской версии журнала The Hollywood Reporter с 22 сентября.

Джейсон Стэтем: «Я бываю крайне опасным»

Англичанин Джейсон Стэтем прославился как суровый и бесстрашный герой боевиков, с которым шутки плохи. Однако в комедии «Шпион» с Мелиссой МакКарти и Джудом Лоу суперзвезда предлагает посмеяться над сложившимся образом. THR поговорил с актером о новой роли, комедийном жанре, спорте и ориентирах.

— Джейсон, каково вам было в комедии Пола Фига «Шпион» примерить на себя образ заносчивого агента спецслужб — фактически пародию на всех своих предыдущих героев?
— Вообще-то я изо всех сил старался не быть смешным! Играл свои сцены с серьезным лицом, поскольку Пол требовал от меня именно этого. Он хотел, чтобы шутки рождались естественно в процессе диалога. Мы много импровизировали. Бывало так, что Пол менял текст и добавлял новые реплики за мгновение до начала работы. Раздавал их всем на маленьких цветных бумажках. Я был в восторге от процесса, приобрел новый опыт, ведь раньше я никогда этого не делал. Хотя в юности, когда я торговал поддельными часами и женскими духами на улицах Лондона, мне приходилось выдумывать разные способы привлечения покупателей. Импровизировать. (Смеется.) У моей напарницы по фильму Мелиссы МакКарти в отличие от меня природный комедийный талант.

— Как эксперт по боевикам, вы помогали Мелиссе МакКарти в экшен-сценах?
— Нет, она сильная женщина и все может сделать сама. Кому нужны были советы на площадке, так это мне, поскольку, как я уже сказал, комедийный жанр для меня — дело сложное. Мне повезло работать с невероятно талантливыми людьми в лице Мелиссы, Роуз Бирн и Джуда Лоу, который с легкостью играет и комедийные, и драматические роли. Было приятно наблюдать за их работой. Приходилось прилагать усилия, чтобы не смеяться во время дублей. Я привык играть крутых парней, а тут вокруг все дурачатся. Тяжело было сохранить самообладание. Но зато атмосфера на площадке была сказочная — лучшие шесть недель работы за последние 10 лет!

— Вам уже 47 лет. На ваш взгляд, вы как актер добились всего, о чем мечтали?
— Моими ориентирами всегда были боевики с участием Клинта Иствуда, Чарльза Бронсона и Стива МакКуина. Их герои очень крутые и харизматичные. Когда я начал получать главные роли, то всегда вдохновлялся их образами. Если однажды меня поставят в один ряд с ними, я сочту, что добился всего, чего хотел.

Полный текст интервью читайте в российской версии журнала The Hollywood Reporter с 26 мая.

Крис Пратт: человек, который изменил все

Невероятная история Криса Пратта, который рванул после выхода «Стражей Галактики» к самой вершине киноолимпа, напоминает о том, что на «фабрике грез» внешность ценят превыше всего. Изучив биографию актера перед выходом «Мира Юрского периода», где он играет главную роль, THR сделал вывод: чтобы перейти в новую «весовую категорию» Голливуда, нужно для начала избавиться от лишнего веса.

«Стражи Галактики», ставшие одним из хитов минувшего кинолета, зажгли яркую звезду, имя которой — Крис Пратт.

Пратт, у которого за спиной было уже больше трех десятков ролей в кино и на телевидении, вознесся на вершину почти что с самого дна. Он появился на свет в Вирджинии, штат Миннесота, в семье шахтера и продавщицы местного супермаркета. Но быстро понял, что идти по родительским стопам ему не позволяют ни его неуемные амбиции, ни буйный авантюрный характер.

Уже в школе Крис увлекся реслингом, а из колледжа просто сбежал, отдав предпочтение работе стриптизера. Впрочем, скоро отсутствие карьерных перспектив стало очевидным — будущий актер оказался буквально на улице и был вынужден ночевать на одном из гавайских пляжей, куда его случайно забросила бездомная жизнь.

Тогда же случилась судьбоносная встреча: он познакомился с канадской актрисой Рей Дон Чонг — звездой одного из любимых боевиков Пратта «Коммандос». Она предложила официанту роль в своей короткометражной картине «Проклятые: Часть 3», которую как раз собиралась снимать. Именно для работы над этим фильмом Пратт приехал в Лос-Анджелес. Следующие пять лет Крис трудился на телевидении — его самой заметной ролью стал Че из культового сериала «О.С. — Одинокие сердца».

До выхода на экраны «Стражей Галактики» Крис Пратт засветился в целом ряде известных картин: мелькнул в фильме «Особо опасен!» Тимура Бекмамбетова, готовился к свадьбе с Энн Хэтуэй в «Война невест», примерил форму полицейского в «Теле Дженнифер», сделал победный хоум-ран в «Человеке, который изменил все» и почувствовал на себе тяготы службы в подразделении морских котиков в оскароносной «Цели номер один».

Перед «Стражами Галактики» Пратт на пять месяцев поселился в спортзале, нарастил нешуточную мышечную массу и сбросил 27 килограммов, в чем его всячески поддерживала жена, актриса Анна Фэрис (они женаты уже почти 6 лет и воспитывают 2-летнего сына Джека. — THR).

Впрочем, секрет обаяния Питера Квилла, конечно, не в идеальной фигуре. На фоне китчевого фантастического бэкграунда он оставался предельно человечным. Герой Пратта предстал перед зрителями эдаким рубахой-парнем, который посреди схватки может вдруг пройтись лунной походкой, напоминающей не только о Майкле Джексоне, но и о фильме «Назад в будущее».

Именно это сочетание авантюризма и душевности делают Криса актером, идеально подходящим для участия в современных блокбастерах, в которых чувствуется ностальгия по кинематографу 1980-х и 1990-х годов.

Неудивительно, что после «Стражей», ставших расширенным посвящением Джорджу Лукасу и Роберту Земекису, Пратта взял под крыло сам Стивен Спилберг. Продюсер доверил начинающему актеру вдохнуть жизнь в другую, не менее знаковую кинофраншизу конца XX века — «Парк Юрского периода». И то, что главная роль в проекте «Мир Юрского периода» окончательно закрепит за Крисом звание новой кинозвезды — сомнений нет.

Полный текст интервью читайте в российской версии журнала The Hollywood Reporter с 26 мая.