Спектакль, киноверсию и книгу «Планета Максимус» можно воспринимать как одновременно, так и отдельно. Книжка – там просто стихи, какие-то интервью, какие-то мои мысли. Спектакль, который мы сыграли в «Крокусе», – это отдельная история. Его экранизация, которую мы снимали и монтировали больше месяца с прекрасным режиссёром монтажа, - это тоже крутая штука.
Это всё очень разное. Я не знаю, как это объяснить. Вот ты приходишь на море, и вода - она же разная, в зависимости от того, солнце светит или дождь идёт. Для меня всё, что происходит: и спектакль, и киноверсия, и книжка, и дальнейшие спектакли, - это всё очень разное. Я всегда топил за то, чтобы всё было живое, какое-то такое недостроенное. Вот есть спектакль, мы его сняли, выпустили книжку, фотоальбом - это всё понятно. Вот мне хочется, чтобы было непонятно, зачем это всё, мне всегда хотелось так, чтобы запутывался зритель, сам себя запутываю, намеренно это делаю.
Книжку, спектакль и его киноверсию объединяет история моего товарища Макса, который умер от рака. Это рассказ о нём, светлый, хороший, про его любовь, девушку Катю, которая была с ним. Они не были женаты, но это даже больше, чем любовь. Это всё объединяется мной. Эти строчки, которые там написаны и произносятся на спектакле, - про меня. Фотографии – про меня, Мысли, проза – про меня. Вконец всех запутал, да?
Суть всего этого мероприятия в непредсказуемости. Например, я летел в Ташкент на спектакль «Вишнёвый сад», в котором я играю Лопахина. Всю дорогу в полёте я слушал песни Юли Савичевой «Мало» и «Люди». После посадки ночью я написал своему продюсеру, другу и директору: «Настя, я прилетел в Ташкент, дай мне телефон Юли Савичевой». Она даже не спросила, почему у меня возникла эта идея, просто скинула мне её номер, я позвонил и говорю: «Юль, меня Саша зовут, мне кажется, что нам стоит сделать что-то вместе. По-моему, это будет круто». Мы оба интуитивно почувствовали, что это хорошая идея, и мы с ней подружились. И когда я играл «Планету Максимус» в «Крокусе», Юля туда прекрасно вписалась, и песня круто вписалась. Какое-то количество людей не вспоминают о ней, потому что она очень скромная девушка, она не ходит ни на какие мероприятия, не любит хайп, не продаёт себя, но с точки зрения вокала, мне кажется, она лучшая певица страны на сегодняшний день. И то, что у нас сложился такой дуэт и такая дружба, – это невероятная удача и совпадение.
Она большая русская артистка без каких-либо понтов. Я спрашиваю: «Юля, почему? Ты же достойна большего»,- она мне что-то пыталась объяснить, но так и не пришли к какому-то мнению. Да, это была единоразовая акция, и это тоже здорово, больше такого не будет. Это как Новый год, мы все его ждём, эти секунды, когда бьют часы, и всё, больше этого не повторится. Я собирался в Питере закрыть этот спектакль. Я подумал, что если Юля Савичева откажется от совместной работы, - закрою. Согласится – продолжу. Она согласилась, и я не закрыл спектакль.
Ещё у нас почти весь спектакль на сцене группа Ocean Jet - классная русская группа, которая поёт на английском языке. Для «Максимуса» я попросил их написать песню на русском, что они и сделали. Они все из Костромы, простые ребята, которым давно пора петь на стадионах. Я был в Париже на концерте Coldplay на стадионе в 70 тысяч человек, и Ocean Jet могли бы не хуже. Я очень люблю скромных людей. У них сейчас тур по клубам, но это очень точечно. Такая откровенность и честность и в группе, и в команде, и в том, что со мной происходит, - всё это мне очень нравится.
Зачем мне этот спектакль? Я не знаю. Я как-то разговаривал со студентами, их было в аудитории человек 25. И я спрашиваю: «Зачем вы хотите стать артистами?» И только один человек ответил на этот вопрос. Он ответил: «Я не знаю». И это самый правильный ответ, потому что всё остальное: хочу это, хочу там-то, хочу здесь… Всё это наносное. Зачем мне эта книжка? Я не знаю. Такой ответ на вопрос для меня многое значит, на самом деле. Заработаю ли я денег на этой книге? Нет. Что я хочу получить? Популярность? Да, вроде бы, она у меня уже есть. Тогда зачем мне эта книжка? Ну, чтобы осталась, не знаю… Хотя, есть, наверное, объяснение - у меня всё в блокнотах, записях, бумажках, всё в хаосе, а теперь всё на месте, ничего не потеряется. Пускай он будет, этот сборник. Финансово я не сильно об этом задумывался. Ну, потеряю я деньги, и хорошо, так как затрачены только мои личные средства. Репутационные риски? Здесь очень простой ответ: я снимаюсь в кино, в самом разном. В каждом фильме ты можешь обосраться, и тогда всё хорошее, что ты сделал, может перечеркнуться и забыться. А может быть и наоборот. Так и в этом случае.
Мы снимали «Планету Максимус» в «Барвихе». Там удобнейший зал с точки зрения расположения камер. Да, это другое восприятие спектакля, но мысль-то та же. Мне очень важно, чтобы в любом помещении у этого спектакля сохранялась маленькая-маленькая, пунктирная, но мысль. В «Крокусе» она была, в «Барвихе» она была, завтра в Питере она тоже будет. Это будут абсолютно разные вещи, разные стихи, разные поля для импровизации. Но мысль, история будет одна и та же. Вот продюсер Настя жалеет, что мы в «Крокусе» не сняли с 12-15 камер, а мне не жалко, что камер меньше, всё правильно, мысль осталась.
Если честно, я никогда не задумывался, кто целевая аудитория этой книги, этого фильма. На спектакль приходят и очень взрослые люди, и те, кому за 40, и пятнадцатилетние, шестнадцатилетние. Это очень интересно, но я никогда об этом не задумывался. Да и неважно, в целом же все одинаковые. Нам страшно одинаково, мы переживаем одинаково. Для меня важно, что я со сцены разговариваю с человеком. При этом нет разницы, что это за человек: знает ли он что такое «планеты», разбирается ли он в стихах, возможно, он видел одного только «Полицейского с Рублёвки». И вот он приходит в кинозал, ему нужно создать комфортные условия, чтобы он будто вместе со мной сидел на этой сцене. Это очень важная задача.
Мои коллеги и друзья меня всё время не то чтобы ругают, а просто указывают, где у меня монтажная ошибка, где нельзя вот так монтировать. Я говорю: «Я знаю, я поэтому так и сделал, чтобы вы, во-первых, меня ругали, а, во-вторых, чтобы человек почувствовал живую какую-то историю». Там очень неправильный монтаж, но я его оставил в киноверсии, хотя постоянно слышу от профессионалов: «Слушай, Саш, ну нельзя так переходить с крупного на средний. Во всех учебниках так написано». Я повторяю: «Я знаю, дайте мне сделать неправильно. Мне это нравится».
Стихи пишутся по-разному. Когда плохо – это одни стихи. Когда хорошо – другие. Когда очень хорошо – совсем другие. Но всё должно быть на максимуме, не должно быть середины. Поэтому если плохо – то совсем плохо, если хорошо – то совсем хорошо.
Я не думаю, что начитанность – это главное свойство поэта. Здесь главное в «понимать», а не в «читать». Одно дело – когда человек начитанный, но ни хера не понимает. Второй момент – когда человек знает два стихотворения, но он их понимает. Для меня этот второй момент гораздо важнее начитанности.
Если читать, то, конечно, Есенина, Пастернака, Маяковского. Для меня в таком порядке: Есенин, Маяковский, Пастернак. До Пушкина пока ещё я не дошёл, до понимания его. Есенина немножко понимаю, Маяковского немножко понимаю, Пастернак – чуть-чуть сложнее.
Многие считают, что в сейчас нет российских поэтов. Я не то чтобы слежу, но вот мне нравится русский рэп. Скриптонит – это поэзия? Мне кажется, что да. Хаски – поэзия? Мне кажется, что поэзия. Поэты Серебряного века и современные рэперы – они все бунтари, они же будоражат сердца, будоражат людей, конечно. В них что-то бурлит, что-то живёт. Вася «Баста» - невероятный поэт, который потом станет классиком. Так что я уверен, что в России сегодня много классных авторов: от Калининграда до Владивостока.. Для меня это важно.
В моё время перед классом выходил человек лет 12-13, такой вот ученик Вася, которого педагог заставлял просто наизусть выучить всё стихотворение, прочитать его перед всем классом и забыть. А надо так, чтобы этот Вася читал для девочки, которая сидит в этом же классе: «Я помню чудное мгновение, передо мной явилась ты». Это красивая же история, но ему надо объяснить, что это про это. Мне повезло, моя мама очень любила и знала поэзию и объясняла мне, что «читать с выражением» - это ещё не значит «читать с пониманием». Если кто-то сейчас объяснит этому Васе, что «Я помню чудное мгновение…» - это не про кого-то там, а про девочку Лену, которая сидит за первой партой, и тогда у него возникнет внутренний зажим, трепет, понимание.
Я не очень понимаю, что такое, когда мои старшие коллеги, народные артисты говорят: «Надо сыграть». Я не понимаю, что такое играть. Меня мой педагог Леонид Хейфец так учил, что это выбор: можно играть, а можно не играть. Я пытаюсь пойти по другому пути, более сложнее. Можно было не разбивать руку? (в киноверсии спектакля герой Петрова в ярости дубасит каменную плитку ванной, оставляя настоящую кровь – Прим. Filmz.ru). Можно, но это как-то… Новые технологии позволяют сделать это так, чтобы не разбивать руку. Но зачем? Это же обман, это, в моём понимании, кино, а не живой спектакль! Подложить что-то можно всегда, чтобы и кровь бутафорская была. И я такой же получу гонорар, и зритель получит удовольствие, он же тоже заплатил за билеты, фотографии у него будут. Но когда зритель приходит на спектакль, он хочет правды. Для меня правда не в кино, правда – в театре. Это жизнь здесь и сейчас. Понятно, что я обманываю в любом случае, актёрское мастерство – это искусство обмана, но должна же оставаться хотя бы доля правды. Я знаю, как это сыграть? Конечно, знаю! Я знаю, как это сделать безболезненно? Конечно, знаю! Но я пошёл по другому пути, потому что для меня эта история чрезвычайно важна. Когда я работаю честно, она становится мощнее. Вот и всё.