Федор Бондарчук хотел пригласить Rammstein в «Сталинград»
Для «Сталинграда» Федора Бондарчука закончился первый уикенд, и уже можно говорить о первых итогах, а также, видимо, немножко обсуждать сам фильм, так как основная масса киноманов его уже посмотрела. Начнем с цифр: 90 млн рублей в России и странах СНГ только за первый день проката, а по итогам уикенда — 565 млн рублей по той же территории. Это лучший результат по сборам стартового уикенда среди фильмов российского производства за всю современную историю кинопроката России и СНГ.
Провала не случилось, и это здорово, потому что несмотря на все художественные претензии к фильму (которых у кого-то полно, куда ж без этого), технически «Сталинград» — прекрасный фильм, который попросту двигает нашу индустрию дальше. Да, сценарная и драматургическая часть остается спорной, но, в любом случае, есть хотя бы от чего отталкиваться и над чем работать — а то с нуля оно всегда тяжелее. Давайте посмотрим, что говорят на эту тему сами Федор Бондарчук и Александр Роднянский и сопоставим это с увиденным в кино. Рассказываю по следам пресс-конференции со съемочной группой в Петербурге — выводы уже делайте сами.
1. Бондарчук и Роднянский хотели снять кино, которое сами еще не видели. Поэтому — война в 3D, спецэффекты и размах. И слоу-мошен: этот прием использован, чтобы подчеркнуть: время в городе остановилось.
2. Бондарчук хотел, чтобы немцы в «Сталинграде» ни в коем случае не были карикатурными. Чтобы не было толстых пузанов в очочках, а были люди, которые умели воевать и вообще-то дошли до Сталинграда. Образ врага должен был быть страшным и сильным. Потому что чем сильнее враг, тем ценнее победа.
3. Роднянский настаивает: если речь идет о том, чтобы достучаться до многомиллионной аудитории, то надо делать это на ее языке и без красивостей. 3D-инструментарий использовался в качестве современного языка молодежи и, конечно, ради создания глубины кадра и погружения зрителя в происходящее. «Большое кино без мощной визуальной цели попросту некоммуникативно», — говорит продюсер.
4. Сталинград как место был выбран Бондарчуком для того, чтобы показать метафизику войны. Это больше изобразительное решение, поскольку Сталинградская битва — это легенда, и важно было не столько отразить всю историческую правду, сколько создать эту атмосферу мифа. Поэтому, например, русские солдаты бегут на немцев, горя в огне: в реальной жизни такое невозможно, Фёдор Сергеевич это знает, но решил использовать этот визуальный прием как метафору. «Это история не про Сталинградское сражение, а про мою Родину, про людей», — объясняет режиссер.
5. Закадровый текст в картине используется еще и потому (ну, помимо художественного замысла, конечно), что Бондарчук обожает этот классический прием классического советского кино. Также режиссер вдохновился сценой пожара Москвы из фильма отца Сергея Бондарчука «Война и мир». Федор не понимал, как же была воссоздана эта атмосфера пепла и огня. Обратился за советом к Владимиру Досталю, тот посоветовал жечь бумагу. «Жгу!» — закричал Бондарчук, на что получил хладнокровный ответ: «Жгите дальше».
6. Сцены с Фукусимой были необходимы как связь времен — прошлого и настоящего. «Чтобы вся история не казалась современному зрителю чем-то вроде «300 спартанцев», — рассуждает Бондарчук. — Также в первом варианте монтажа у нас было видно лицо героя, этого сына пяти отцов, но затем мы решили его убрать. Пусть зритель сам трактует, чей он сын». Еще, конечно, авторам нужно было как-то выйти из этой локальной военной истории и вообще сбить наше внимание и ожидание.
7. С музыкой в фильме все интересно. Бондарчук давно хотел поработать с Анджело Бадаламенти, еще после Дэвида Линча. Но композитор ушел в подполье, из которого вышел не так давно, и Фёдор тут же набрал его номер телефона. Также он хотел пригласить Rammstein на немецкую музыкальную часть и даже позвонил фронтмену группы Тилю Линдеманну, который тут же дал согласие со словами, что нельзя упускать второй шанс поработать в русском кино (первым был «Особо опасен!» Бекмамбетова). Но затем Бондарчук осознал две вещи: уже все, кто мог, использовали «Раммов» в кино, плюс немцы, огонь, Сталинград и Rammstein получались вообще гремучей адской смесью. Вот так бедные немцы не получили в российском кинематографе и второго шанса.
8. С Земфирой и Цоем тоже было интересно. Бондарчук листал стихи Цоя и сразу же увидел «Легенду», которая, по его мнению, идеально подходит смыслу и теме картины. Начал думать, кто может ее спеть — первое, что пришло в голову: Земфира (Капитан Очевидность ликует). Пригласил Земфиру и Ренату Литвинову на встречу с Бадаламенти. Великому старцу описал певицу как наших Джима Моррисона и Курта Кобейна. Началось общение и притирки. Рената Литвинова бегала вокруг и говорила Бондарчуку: «Федечка, надо что-то делать, этот старик не понимает ничего!». Затем Земфира начала играть песню на рояле, Бадаламенти подсел — в общем, сработались. Певица и Литвинова уехали домой трудиться, и через какое-то время от Ренаты раздается звонок: «Федечка, нам нужны колокола в ми». Выяснилось, что колоколов с таким звучанием в России нет вообще. С большим трудом звукорежиссер картины нашел один такой колокол в Киево-Печерской лавре, записал звучание и отправил Земфире. Через 2 дня от Литвиновой (она продюсер певицы, вы же уже поняли?) раздается звонок: «Федечка, это не тот колокол, он не вселенский!». Кто видел фильм, тот уже в курсе: колоколов в песне так и не было.
