Лидия Раевская | Дневник «На игре». 71-й день: Драка в «Караване» (продолжение)
Итак, город Королёв, кафе «Караван» (оно же — «Шахерезада»), и съёмочная группа фильма «На игре». Снимается всё та же сцена драки, только теперь ещё с участием Лены (Агния Дитковските). На столике у гримёров стоит всё тот же стаканчик с кофе, только сегодня его сторожат в шесть глаз, и уже не говорят «Кофе не пить, это мы актёров поливать будем», а просто прячут под стол, как только к их столику направляется хоть кто-то. Доверия нет никому. Даже режиссёрам и продюсеру. От них кофе прячут особенно тщательно.
На хайтековской бандуре всё так же сидит оператор Юрий Литвинов, а Лёша Бардуков репетирует свой последний удар, вследствие чего один из хулиганов должен упасть в фонтанчик «писающая палка». Падать, разумеется, будет каскадёр. Потому что ни один актёр в такую погоду и время года не согласится упасть спиной в холодную воду, будучи одетым в тёплый свитер. Я б ещё плюхнулась туда. Рублей за триста-триста пятьдесят. Но не в свитере. В трусах бы шлёпнулась. Но на хулигана и каскадёра я не похожа, и никто мне не предложил эту роль.
В общем, удар отрепетирован, камеры готовы, операторы и актёры ждут сигнала, и Максим Малинин его даёт: «Камеры! Мотор! Плэйбек! Начали!» По команде «Начали» Бардуков изящно пинает хулигана в свитере, и тот, взмахнув руками, падает спиной в фонтан. И лежит. Камеры снимают, на площадке стоит тишина. Секунды тянутся долго, мокрый хулиган за это время успел слегка посинеть, и тут раздаётся чей-то тихий голос: «Кто-нибудь сегодня «Стоп» скажет?»
— СТОП! — закричали одновременно Санаев, Малинин, и кто-то ещё. – Снято!
Тут все аплодируют, аплодируют. Кончили аплодировать. (с)
— А чо? — из фонтана вылезает насквозь промокший каскадёр, и снимает мокрые кроссовки. — Я б ещё мог полежать.
— Эх, хорошо лёг! — ликует под потолком Юра Литвинов. — Как в ванну!
Мокрого каскадёра ведут в подсобку (он же туалет) переодеваться, а режиссёры начинают готовиться к следующему эпизоду: Лена убегает от хулиганов и прячется в туалете (он же подсобка). Пока режиссёры о чём-то спорят (в такие моменты я стараюсь не стоять у них за спиной — могут сильно и громко отругать), можно пойти покрутиться возле гримёров. Там всегда происходит что-то интересное. Сейчас там сидит, читающий книгу, продюсер Саша Бондарев, которому гримёры что-то рисуют на руке с помощью розового клея.
— А чо это вы тут делаете? — оригинальностью вопросов я никогда не отличалась. — А чо это вы тут рисуете?
— Шрам, — коротко ответил Саша, не отрываясь от книги.
Присмотревшись, я узнала в фолианте книгу Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», которую я же и принесла на площадку с целью получить у Павла автограф. Видимо, уже не получу. Саша вцепился в неё всерьёз.
— Какой шрам? — я пододвинулась ближе.
Гримёр Наташа, выдавливая из маленького тюбика какую-то грязно-розовую субстанцию, рисовала на Сашиной руке, как мне показалось, колесо от телеги. Клей, на глазах засыхая, превращался в имитацию то ли шрама, то ли ожога, то ли какого-то клейма.
— Санаев попросил, — откликнулась на мои вопросы Наташа. — Мы щас на море едем, пиратов снимать. И Санаев нам дал задание: выяснить, какие делают в тюрьме татуировки наркодилерам.
— Выяснили?
— Даже очень. У нас уже есть четыре варианта… Юлька побежала звонить каким-то своим знакомым — узнавать подробнее, а вот ещё Агния сюда идёт. Наверное, тоже щас подскажет.
И Наташа не ошиблась. К столику подошла Агния Дитковските, и сказала:
— Мне только что позвонили, и сказали, что в тюрьме наркоторговцам делают кельтские узоры.
— Ну, здрасьте, — Саша оторвался от книги. — Это у нас половина планеты, получается, отсидевшие наркоманы. Не надо нам узоров, сами нарисуем.
Агния пожала плечами, и убежала сниматься, а я опять упала на уши Наталье:
— А почему колесо?
— Это не колесо, — сосредоточенно рисуя колесо, ответила гримёрша. — Это змея в кольцо свернулась. Щас ещё паука внутри нарисуем. Самые наркоманские татуировки. То, что надо.
— А почему розовые?!
Дай Бог здоровья всем, кто меня терпит возле себя больше одной минуты…
— Потому что это не татуировка! Это клеймо! У нас все пираты будут с такими.
Я приняла активное участие в создании клейма, и, когда заметила, что Саша потихоньку общипывает с руки застывший клей — тоже отодрала изрядный кусок, чем вывела из себя Наташу окончательно:
— Ну вот что ты делаешь? Ну вот кто тебя звал сюда, а? — Наташа расстроилась. — Вот это отрывать не надо! Мы другое отрывали!
Смутившись, я попыталась приклеить оторванную болячку на место, но потерпела неудачу, и переключила свои силы богатырские на то, чтобы отнять у Саши свою книгу. Развязалась локальная микро-потасовка, которая быстро оборвалась, когда над головой загремел голос Малинина:
— Тишина на площадке! Если я щас услышу хоть слово — я клянусь, я добавлю ещё один лишний час к смене! Ясно?!
Нам сразу всё стало ясно, и я замолчала, косо поглядывая на Сашу и свою книжку.
— Я добавлю ещё час к смене… — Зловеще повторил в микрофон Малинин, и очень недобро посмотрел в сторону рассказчика из соседней ниши. — А оплачивать этот час будет тот… (Тут голос второго режиссёра стал особенно громким и особенно недобрым) … тот, кто ЩАС НЕ ЗАТКНЁТСЯ!!!
На площадке воцарилась мёртвая тишина.
— Павел Владимирович, — голос Малинина стал менее маньячным, — мы готовы отыграть сцену без репетиции. Так сказать, на таланте. Можно?
— На таланте, говорите… — Тихо спросил сам себя Санаев, и взял в руки микрофон:
— Репетиция! Все на исходные!
Дополнительного часа не было. Может, Малинин просто всех хотел напугать, а может, и потому, что целый час на площадке стояла гнетущая тишина. В любом случае, на бабки в этот день никто не попал.
