Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День 80-й: постельные сцены
У нас закончились натурные съёмки, и группа переехала в съёмочный павильон. А это значит, что мы больше не будем без вести пропадать в овраге Подольска и на территории завода ЗИЛ, не будем прятаться от дождя в Нижнем Новгороде, и не будем ночами, на ощупь и по запаху, искать туалет в Домодедово. Всё. Теперь нам будет тепло, светло и комфортно в большом съёмочном павильоне на Ленинском проспекте.
С боем прорвавшись на охраняемую территорию, я нашла павильон, в котором группа будет снимать своё эпическое кино ещё месяц. Так же, как и вы, я никогда не была в съёмочных павильонах, поэтому рассказываю чё это такое. Это дом. Это такой здоровенный дом, разделённый на помещения. В павильоне, разумеется, снимаем не только мы. У нас есть своё помещение, площадью, наверное, метров на пятьсот, в котором наши художники-декораторы вместе с наёмной рабочей силой строят дирижабль. Дирижабль – это штаб-квартира мафиози Бориса Сергеевича, который Виктор Вержбицкий, и действие теперь будет проходить на этом почти космическом корабле. Дирижабль строят в натуральную величину, возводят стены-окна-потолки, и отделывают изнутри на совесть. Это вам не бригада из трёх таджиков, которая делала ремонт у вас на кухне – это художники-декораторы.
Поэтому каюты в дирижабле – это каюты в дирижабле, а не юрта в тундре. Отсеки дирижабля отделывают в соответствии с графиком съёмок, поэтому, пока сегодня снимают сцену в каюте, декораторы отстраивают демонстрационный зал для следующей, завтрашней сцены. Устанавливают на стенах какую-то аппаратуру, наверное, шпионскую, вешают на стену проекционный экран, ставят стеклянные двери и кресла. Послезавтра, наверное, построят что-то ещё. Отсеков там много, снимать будем месяц, так что декораторы без работы не сидят.
Самое главное – это, кстати, окна. Как вы понимаете, без окон – это уже не дирижабль, а «полна жопа огурцов». Так что окна нужны. Только вот дирижабль-то у нас парит в воздухе, и значит за окнами должно быть что? Правильно: небо. А у нас за окнами стоит большая зелёная фанерка, на которую направлен яркий поток света. Ощущение, что мы где-то на подводной лодке это всё снимаем. Причём, лодка эта лежит на дне пруда, который есть у меня на даче, и который никто не чистил уже лет десять. В общем, «кокое всё зелёное, ко-ко». Но Павел Санаев утверждает, что всё идёт по плану, и что потом художники нарисуют в окнах «небо оргазмического цвета». Дословно. Что это такое – сама не знаю, и как выглядит небо оргазмического цвета – боюсь даже представить, но очень надеюсь дожить до премьеры, и увидеть что это такое…
Сегодня снимали сцену любви Вампира и Риты. Если вы думаете, что сцена любви – это когда в произвольном порядке, под музыку Вивальди, на кровати, с кряхтением и стонами, перекатываются два роскошных тела – вы ничего о кино не знаете. И я, кстати, тоже. Какой там произвольный порядок, если актёров художественно укладывают в кровать, так, чтобы они наиболее замечательно смотрелись через видоискатель камеры, собирают на одеяле складки нужной величины, и вытаскивают им ноги из-под одеяла? Ах, да. Ещё актёров мажут каким-то маслом, чтобы… А вот не знаю я, для чего их мажут маслом. Чтобы, наверное, они смотрелись потными и естественными. А может, просто для красоты. Сцена любви – сама по себе сцена сложная. Снимается целый день, даже если на экране она будет идти полторы минуты. Будь ты хоть трижды профессиональным актёром, но лежать без трусов, обмазанным со всех сторон маслом, на кровати, и изображать страсть под прицелом видеокамеры, стараясь при этом не обращать внимания на стоящего у тебя над головой звукооператора с микрофоном, двух режиссёров, механика камеры, гримёров и так далее – это, наверное, тяжело. Конечно, разный техперсонал вроде меня, выгоняли с площадки, но на экране плэйбека в соседней комнате всё прекрасно было видно. И слышно. Слышно было, преимущественно, Павла Санаева, который давал актёрам ценные указания относительно того, как надо лежать-обниматься-целоваться, и крики продюсера: «……..(вырезано цензурой), сколько можно снимать одно и то же?! …… (вырезано цензурой) С утра, блин …… (вырезано цензурой), и всё никак не снимете! Я щас всех вас……(вырезано цензурой)»
Больше всего в этой ситуации я переживала за актёров. Их укладывали, накрывали одеялом, потом стаскивали одеяло, переворачивали их набок, снова накрывали, потом обнаруживали, что на экране что-то там плохо видно, и актёров снова и снова крутили-вертели-укладывали…
В общем, сцена любви – это адский труд. Для всех. Гримёры постоянно стоят наготове, держа в руках своё масло, звукооператоры, изогнувшись под нереальным углом наклона, нависают над актёрами со своими микрофонами, режиссёры стоят над душой, и учат тебя, молодого двадцатипятилетнего парня, правильно целовать и обнимать в постели девушку, и в уши при этом лезет громкое, усиленное микрофоном, обещание продюсера всех убить.
Вы оцените небо оргазмического цвета, которое по факту – есть зелёная фанерка, и не услышите голос Санаева за кадром: «Серёжа, поцелуй Риту в лоб… Ага, вот так. Теперь обними… Нет, не так. Другой рукой. Прижмись вот так… Высуни ногу… Нет, всё не так!»
В общем, я поняла, что снимать красивые художественные фильмы в десятки раз сложнее, чем фильмы из разряда «хоум видео три икса».
Теперь это знаете и вы. Поэтому, когда вы увидите в фильме кадр, как в каюте дирижабля, на фоне неба оргазмического цвета, из-под шёлкового покрывала выскальзывает на секунду ножка Риты – знайте, это снималось двенадцать часов в напряжённой обстановке.
Комментирует Павел Санаев
Давненько я не комментировал статьи Лиды… Я, честно сказать, также, как и Лида, думал, что наконец-то мы будем снимать в тепле, светле и уюте, и не будем больше мерзнуть под дождем и испытывать разного рода дискомфорт… Как же я ошибался! Потому что павильоном, где строится такого размера декорация, как правило, должен быть или большим мосфильмовским павильоном, или еще каким-нибудь другим очень большим павильоном. Таких павильонов у нас в бюджете не было. Поэтому все это было построено в павильоне несколько меньших размеров на так называемой «Фабрике кино», у которой, кроме стоимости, был еще один большой плюс по сравнению с «Мосфильмом». Заключался он в том, что на «Мосфильме» категорически нельзя делать в павильоне никаких трюков, а у нас предполагались взрывы декораций. Поэтому, исходя из всего этого, «Фабрика кино» нам очень подходила, но все-таки павильоны «Фабрики» были не особо приспособлены для таких больших декораций.
«А теперь покажите нам любовь»
И когда мы их построили, то оказалось, что там в некоторых местах от стены павильона до стены декорации полметра расстояния. И где-то буквально приходилось протискиваться боком. А когда мы вошли внутрь, например, в тот же кабинет Бориса Сергеевича, и включили осветительные приборы, то духота была такая, что, скажу без преувеличения, принесли кислородные баллоны, потому что иначе люди просто начинали терять сознание. В самом павильоне, конечно, вентиляция была, но наша декорация была полностью зашита – со стенами и потолком, – отсюда и духота в ней. Вот и получилось, что опять оказался какой-то свой дискомфорт. Потом еще из-за того, что у нас были такие сжатые сроки, произошла следующая вещь… Декорации – это объект, который требует обязательного освоения. Вот мы пришли с оператором в уже построенную декорацию и сказали: вот здесь надо поправить вот это, а вот здесь это, свет будет стоять вот здесь так, а вот здесь вот так, и вот тут надо будет, чтобы художники немного оживили то-то и то-то. После этого мы уходим, а когда через два дня возвращаемся, то входим в уже готовый объект. Так должно быть в идеале. Но из-за сжатых сроков получалось так, что мы приходили в декорацию, которая еще достраивалась при нас: заходишь снимать, а тут еще половина не готова. Я помню, как, например, мы зашли в кабинет Бориса Сергеевича, а в нем стоит аквариум. И вроде всё готово, но сам аквариум стоит на ножках. И сразу получается не кабинет дирижабля, а офис. И под крики продюсера «почему вы не снимаете, хватит уже, давайте» мы эти ножки зашивает такой же обшивкой, как и все стены, потому что снимать аквариум на ржавых ножках было просто неприемлемо. И вот такое происходило в каждой декорации. И, забегая вперед, скажу, что когда была построена кабина пилотов, то мы просто отменили съемку, поскольку это было что-то невообразимое, и в результате ее еще несколько дней переделывали. И я понимаю, что сегодня наша индустрия все-таки пока еще не готова к постройке реального дирижабля, в котором можно было бы снимать, но когда-то же надо начинать и пробовать? Для меня съемка в таком объекте была очень важна, потому что до этого я снимал только в готовых квартирах, в готовых интерьерах, а здесь ты понимаешь, что тебе строят чуть ли не космический корабль. И это очень важный психологический момент, когда ты понимаешь, что в кино возможно всё. И это позволяет тебе придумывать в сценарии что-то такое особенное без оглядки на то, как это потом реализовать. Потому что когда я писал этот дирижабль, то я постоянно думал: как же мне его построят? Но построили. И сразу отвечу на очень частый вопрос, который я встречал в Интернете: а нахрена вообще нужен был этот дирижабль? Дело в том, что у нашего зла должна была быть какая-то штаб-квартира. И что это? Опять какая-то яхта, бункер, небоскреб? Поэтому нужно было какое-то своеобразное помещение. И к тому же весь финал фильма происходит в очень специфическом месте – это допросная комната дирижабля, которую зрители уже имели возможность видеть в первом фильме. И понятно, что такое помещение, вот с таким люком, с такими перегородками, в любом другом месте очень трудно придумать. Поэтому как бы сегодня этот дирижабль не шокировал и не казался таким нарочитым спецэффектом, я думаю, что уже ко второй картине к нему привыкнут, и он будет восприниматься как нечто органичное.
Всё будет «оргазмически»
«Небо оргазмического цвета» – это выражение нашего графика Леши Челомова, который, кстати, мелькнет во втором фильме в роли рулевого корабля, который будут захватывать геймеры. Это было одно из его любимых выражений… Например, когда я его спрашивал «Леша, а как здесь будет по графике?», он отвечал: «Нереальной, неземной красоты!.. Оргазмического цвета!»
И еще отвечу на один упрек, который тоже читал в комментариях, что вот, мол, эта постельная сцена между Вампиром и Ритой нужна была якобы только для того, чтобы раздеть Риту. Это, на самом деле, не так. Смотрите, их насильно разлучили, и вот они опять встретились и встретились в неком месте, где возможно уединиться. И совершенно логично, что они во время этого уединения они не сидели и не держались за руки. И потом мы ведь показываем Вампира и Риту, как людей, у которых есть близкие отношения, и вся вторая часть строится на этом. Поэтому мы должны были показать, что эти ребята близки друг другу, что это практически муж и жена. И если девушка лежала с парнем в постели, а потом встала, то она же не может быть одетая. И сразу скажу, что Марина Петренко у нас категорически отказывалась сниматься обнаженной, и поэтому, когда она шла в ванную, то на ней были стринги телесного цвета. И тут уже опять была работа Леши Челомова, который сделал оргазмической красоты не только небо, но и Марину, стерев с нее стринги.
Ну, а то, что продюсер кричал, то это действительно было так, потому что мы пришли в декорацию, а каюта была наполовину не готова. И ее еще при нас доделывали, и мы начали снимать спустя часа четыре. И только за счет переработки мы успели снять всё, что было запланировано. Забегу вперед и скажу, что особенно жесткая переработка у нас была во время съемки финальной сцены, когда то, что надо было снимать смен пять, мы сняли за три смены… Я за эту сцену отдельно благодарен актерам, потому что они просто в страшном молотке играли огромные куски, мы это в страшном молотке поливали с двух камер, и актеры, слава Богу, не сбивались, и всё, что было запланировано, всё отыграли.
Съемка закончена! Всем спасибо!
