Лидия Раевская | На игре. День 56-й. Гурчин — пошляк!
Сегодня — уже не помню, какой съёмочный день. Но, судя по тому, что на прошлой неделе вся группа, спрятавшись в различные укромные места, ела торт, купленный администрацией в честь юбилейного, пятидесятого, съёмочного дня — сегодня приблизительно пятьдесят шестой день. Точнее не скажу. Да вам и не надо.
Сегодня на площадку пригнали новую технику, которой я раньше не видела. Такой типа подъёмный кран со стрелой. Только маленький, и на конце стрелы висит камера, которая лично мне почему-то сильно напомнила робота Валли из диснеевского мультика. Эта камера так прикольно крутила квадратной головой во все стороны… Специальный механик камеры стоял за краном, и нажимал какие-то ядерные кнопки, отчего стрела то вдруг увеличивалась, то скукоживалась. А камера весело вращала головой.
— Что это? — голосом инспектора Госнаркоконтроля поинтересовалась я у оператора Вячеслава Гурчина, и достала блокнот-магнитик с надписью «Доставка суши на дом». Другого у меня нет.
— Это кран, — ответил Гурчин, и хулигански подмигнул, — встаёт на девять метров, между прочим!
Можно подумать, мне прям нужны эти стоячие девять метров… Я ж не слониха.
— Почём брали? — во мне проснулся продавец бананов, коим я была лет двенадцать назад. – Скидку дали? Не гнилой ли? Не подделка?
— Напрокат взяли, — успокоил меня Гурчин. — Вместе вон с тем мужиком, который на кнопки жмёт с ловкостью маньяка из салона игровых автоматов. Пусть он только попробует кино нам не снять этой дурой.
«Кран встаёт на девять метров. Гурчин — пошляк» — написала я в своём суши-блокноте, и уселась прям перед мордой джипа, в котором сидел и приветливо моргал фарами Павел Прилучный.
— Человек четвёртый раз в жизни за рулём. Я б на твоём месте отошёл отсюда подальше, — сказал кто-то невидимый за моей спиной.
Я безоговорочно поверила доброжелателю и подвинулась поближе к режиссёру. Почему-то мне подумалось, что это — самое безопасное место. Хотя, случись что — Санаев бы убежал, благо, не первый фильм снимает, а от меня остались бы потомкам только магнитный блокнот с таинственной записью «Гурчин — пошляк».
В общем, кран настроили, Павел уверенно дал задний ход, подъехал к печи, обстоятельно вытащил ключи из замка зажигания, положил их в карман, и вышел из авто.
— Стоп! — заорал Санаев, и добавил, — мы в очке. Чё это такое? Ты б ещё зубы почистил, перед тем как выйти! Бегом надо, Паша, бегом! Отъехал, остановился, тут же выскочил! Ты что, на вручение Оскара приехал? Где динамика? Где нервозность? Ещё дубль!
Не скажу, с какого раза, но Доктор всё сделал как надо, после чего потребность в кране и в маньяке отпала, и группа перебазировалась вглубь цеха, с целью снять большую сцену, в которой милиционеры осматривают место кровавой бойни и трупы боевиков, а медики уносят на носилках тело командира боевиков, перепачканное пейнтбольной краской.
Туда снова привезли плов, но боевикам его уже не надо было есть. К счастью, их всех убили ещё до этого. «Трупы» красиво разложили на бетонном полу, и ждали когда загримируют их командира. Каскадёра Руслана, который был командиром, вдохновенно красили оранжевой пейнтбольной краской, и рисовали на лбу лиловый синяк.
— Почему ты такой оранжевый? — задала я вопрос каскадёру, и сурово нахмурилась.
— Не обращай внимая, это на него кого-то стошнило облепиховым вареньем, — ответил за Руслана его друг, и я записала полученную информацию в блокнот.
— Эй, ты что там пишешь? — заволновался командир.
Я гордо показала ему блокнот, где под записью «Гурчин — пошляк», появилась следующая: «Командира обтошнили»
— Ты кто такая? – заволновался Руслан, а я гордо ответила:
— Писатель-журналист-помощник сценариста-друг костюмера. И нежная женщина до кучи.
Ничего мне командир больше не ответил. Только икнул почему-то.
Тем временем, камеры настроили, и начали снимать общий план. Милиционеры ходят между трупов, что-то там ищут, подбирают гильзы. На верхнем стеллаже стоит следователь, который смотрит в какие-то бумаги, и что-то в них записывает. Трупы лежат недвижимо и обречённо, а медики несут на носилках красочно-оранжевого Руслана.
Прекрасный пейзаж.
Сцену отсняли быстро, о чём Максим Малинин доложил в микрофон:
— Это снято!
Трупы зааплодировали, на что Малинин отреагировал:
— А чего хлопаем? Смена ещё не закончилась. Работаем дальше!
— Ну, мы просто так порадовались… — выкрутились трупы, и заняли исходные позиции.
Ещё полчаса снимали крупные планы, оранжевое лицо подбитого командира, суровые лица милиционеров, после чего смену объявили законченной. Трупы снова с чувством поаплодировали, и кинулись к гримёрам за влажными салфетками. Возвращаться домой в крови и в трупных пятнах не хотелось никому.
Я убрала в сумку свой полезный блокнот, вернулась домой, и сейчас, опираясь на одной мне понятные фразы «Кран встаёт на девять метров», «Гурчин — пошляк» и «Командира обтошнили» — пишу этот текст.
Если он вам понравился — значит, я гений. Если нет — в следующий раз запишу пять фраз. Может, интереснее получится.
