Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День девяностый: конец. И он же начало

Наша съёмочная группа покинула тёплый и уютный павильон на Ленинском проспекте, и обосновалась в подмосковном Домодедово, в здании бывшего кинотеатра «Казахстан». Три дня подряд там планируется снимать игровой турнир по «Контр Страйку».
Итак, начало съёмочной смены – семь часов утра. Но к этому времени на площадку приезжают только осветители. Остальные приезжают чуть позднее. Транспорт, который бесплатно домчит тебя в прекрасное далёко, отбывает от метро «Домодедовская» в восемь утра. Потыкав в кнопки калькулятора, я с грустью выяснила, что будильник мне надо заводить на 5:45. Беспокоясь о том, чтоб не проспать, специально поставила себе на звонок будильника заставку из «Дома-2». Чем хороша эта незатейливая песенка – это тем, что в любом состоянии твои руки тянутся её немедленно выключить. Поэтому проспать я априори не могла. И не проспала. Более того, случайно взглянув в зеркало, я обнаружила там Франкенштейна, и проснулась окончательно. Время поджимало, поэтому красить-причёсывать Франкенштейна я не стала – обойдётся, сразу стартанув в метро.( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Это, конечно, была приятная съемка, поскольку она завершала всю нашу эпопею. Оставались два последних съемочных дня, и вот в эти два дня было ощущение, что кино закончено. Несмотря на то, что снималась как раз практически заглавная сцена.

Массовка в кино это всегда огромная проблема, поскольку в массовку идут своеобразные люди… Не проблема, например, найти молодых девушек, потому что молодые девушки, как правило, свободны и им интересно поучаствовать в кинопроцессе. Но, например, огромная проблема найти хорошо выглядящих преуспевающих молодых людей, потому что они, как правило, заняты и им болтаться целый день на съемках за пятьсот рублей не очень интересно. Я помню, как столкнулся с этой проблемой, когда мы на «Нулевом километре» подбирали массовку для свадьбы героя Константина Крюкова. Потому что понятно было, что там предполагались какие-то гости достаточно высокого социального уровня и одно из двух: либо это надо было очень дорого решать, приглашая не массовку, а артистов, тратиться на костюмы… Или как-то выкручиваться. И я подстраховался и позвал всех своих знакомых, которые теоретически могли бы оказаться на подобной свадьбе. В итоге смогли прийти человек двенадцать, и именно они нас спасли. Потому что вначале, когда я пришел на площадку и увидел, кто приехал, я просто был в ужасе и хотел уже отменять съемку. Потому что вышли какие-то дамы, которые, наверное, насмотревшись сериалов про высший свет, пришли в перчатках до локтя, в каких-то шляпах и невообразимых платьях. И это, кстати, обычная история… Например, Леша Сидоров рассказывал, что когда они снимали бой Колчина в фильме «Бой с тенью», ему тоже привели в качестве массовки бабушек, которые кричали: «Давай, Колчин, вали его!.. Давай!» И у нас на «На игре» была практически такая же ситуация. Связано это было с тем, что, во-первых, массовку сокращали… Это была наша такая постоянная игра: попади в смету. Я уже рассказывал, что если мы сегодня заказываем на площадку какой-нибудь кран, то завтра мы должны будем из других статей сметы исключить его стоимость. И в первую очередь, конечно, старались сокращать расходы на массовку. Вот на этот турнир мы изначально планировали человек двести, а досокращались до шестидесяти-семидесяти. И кстати, снимали мы не в кинотеатре, а в ресторане «Казахстан» – оставшемся еще с советских времен, когда были очень большие ресторанные комплексы. Это действительно было круглое помещение с ареной и балюстрадой, оно подходило для турнира, но заполнить его массовкой можно было бы только в том случае, если бы массовки было под двести человек. И когда актеры массовки выгрузились из автобуса, то показалось, что массовки будет много. Но когда они распределились по этому помещению, то выяснилось, что на самом деле у нас полупустой зал. И я на всё это с ужасом смотрю, а Максим Малинин стоит рядом и говорит: «Досокращались, Павел Владимирович… Я предупреждал». Ну, и мы стали выкручиваться, переодевать этих людей, ставить их то в одно место, то в другое.

Алексей Бардуков

Понимаете, когда вы платите какие-то деньги артистам – это оправдано и понятно. А сколько стоит один человек из массовки – ну, допустим, одну тысячу рублей. Не так много, конечно. Но представьте, что вам нужно сто человек, тогда это уже сто тысяч рублей – огромные деньги только лишь за то, чтобы люди просто стояли в кадре. Поэтому все пытаются на этом сэкономить. Но в итоге получается, что вы экономите-экономите, а потом к вам приезжают бабушки и их недостаточно. И с этим проблема.

В костюме – чемпион по «Контр Страйк» Костя Пикинер. Он же сыграл и ведущего турнира

Костя Пикинер, который руководил всем тем, что касалось турнира, действительно старался устроить этот турнир по возможности реалистично. И я слышал разные мнения геймеров по поводу нашего турнира. Одни говорили, что турнир, как настоящий, а другие – в таком духе, что, мол, где они такой турнир увидели, такого не бывает, все совсем по-другому. На самом деле просто зависит от того, кто на каком турнире был, поскольку нет единых правил для проведения турнира по компьютерным играм. Это не футбол. Турнир проводится, исходя из помещения. И люди, которые профессионально этим занимаются, такие как Костя, например, они подстраиваются под помещение. Поэтому всё может быть по-разному.

С геймерами проблема действительно возникла. Костя обещал, что приедут ребята, которые играют профессионально, но потом, когда они узнали, что смена длится двенадцать часов и так два дня подряд, они как-то практически все слились, кроме Алана Енилеева, который тоже чемпион, но не по «Контр Страйку», а по «Need For Speed». Но поскольку он все равно был в теме, то сыграл капитана команды противников наших героев.

Максим Малинин. Справа от него чемпион по «Need For Speed» Алан Енилеев

И в завершение хочу сказать, что давно понял, что я ничем другим не смог бы заниматься. Я с самого начала понял, что режиссура – это мое. И пока у меня не было возможности заниматься этим напрямую, я занимался переводами фильмов. Но кино – это однозначно мое. Мне очень нравится рассказывать истории с помощью движущихся картинок. И это то, чем я хотел бы заниматься и дальше. Хотя условия, конечно, хотелось бы, чтобы были более человеческие. Потому что, я, по-моему, об этом уже говорил, красной нитью через все статьи проходит, какие нечеловеческие усилия требуются, чтобы снять кино. Как люди не спят, как решают какие-то проблемы… И вот восемьдесят процентов проблем, которые героически решают киношники, можно заранее избежать. Но, к сожалению, наше кино пока далеко от нормальной индустрии, когда сценарии запускаются законченные, а не потому, что срочно нужен запуск…Вот сейчас одна известная компания предложила мне встречу, чтобы обсудить один сценарий. И я знаю, что там достаточно пожарная ситуация, что уже идут съемки, а в сценарии оказались какие-то несоответствия и поэтому его надо срочно переделать. Вот такого не должно быть, поскольку иначе – это непрерывный стресс, это непрерывные какие-то лишние проблемы, на решение которых вы тратите свое здоровье, которое вам еще очень и очень пригодится. Например, Клинту Иствуду сейчас восемьдесят с лишним лет, и он снимает по картине в год. Но если бы он снимал так, как снимают у нас, он бы уже давно умер. Я же вижу репортажи со съемочных площадок американских фильмов. Там всё очень четко, всё очень быстро, всё очень вовремя… И всё абсолютно спокойно. Никто не прибегает, не кричит «ужас, все пропало… реквизит не привезли, декорации не построили… вместо молодой массовки приехали бабушки…» Не бывает там такого. Хочется нормально работать, чтобы сценарий запускался в работу законченный, чтобы подготовительный период длился именно столько времени, сколько нужно, и съемки соответственно тоже. Вот к этому и будем стремиться! Всем спасибо! И до новых встреч!

Фото на память

Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День восемьдесят восьмой: трюм и микромимика

Ещё совсем недавно я вам жаловалась на то, что у меня клаустрофобия, а впереди съёмки в трюме корабля. Так вот. Приступ жестокой клаустрофобии я отложу до лучших времён, до того момента, пока, как обычно, я не застряну в собственном лифте, а с трюмом всё вышло удачно. Декорации построили прям в павильоне, и никуда не надо было ехать.
Собственно, предвижу ваш вопрос: откуда на дирижабле трюм? И сразу отвечаю: это не на дирижабле. Это на корабле. А вот ответ на ваш второй вопрос: «какой ещё корабль?!» я, к сожалению, дать не могу.( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Трюм – это моя гордость. Потому что, во-первых, это тот самый случай, когда декорация получилась просто отличной. Причем, ее построили на месте декорации комнаты авторитетов, с которой начинался первый фильм. Получилось настолько реалистично, что люди, которые делали в фильме звук, думали, что эта сцена снималась на настоящем корабле. Они даже не поняли, что это была декорация. Так что трюм был отличный. И еще: это была одна из тех сцен, на которую было отпущено столько времени, сколько требовалось – два дня. И всё, что мы хотели снять, мы сняли. Кроме того, эта сцена достаточно длинная, а я очень люблю сцены, в которых в рамках одного помещения между несколькими людьми происходят какие-то события.

Репетиция

Раз уж мы немножко раскрыли сюжет в плане того, что на глазах героя Михаила Горевого убивают его сына… Была такая идея, что когда уже после убийства камера наезжает на глаза Михаила, то флешбэками проносится вся жизнь этого ребенка: на одной фотографии он, будучи еще совсем маленьким, задувает свечи, а вот на другой, где он уже постарше, катается на велосипеде, а вот празднование Нового года и т.д. И чтобы это хорошо получилось, то ради этих пяти секунд нужно было потратить много времени и денег, найдя похожих мальчиков разных возрастов, потом снять их вместе с Горевым и т.д. То есть, мы этого просто не потянули. И было принято решение сделать это просто детскими фотографиями нашего артиста, сыгравшего в фильме сына Горевого. Но уже на монтаже мы поняли, что из этого ничего хорошего не получится. В общем, в итоге ограничились только показом озверевших глаз Михаила.

Павел Прилучный и Михаил Горевой

А ребята наши спали в тот день потому, что это уже были завершающие съемочные дни, и они все начали сниматься в каких-то других проектах. Поэтому приходили на съемочную площадку просто никакие. И я помню, как в тот день немножко поругался с Прилучным, потому что я что-то от него требовал, а он совершенно был невыспавшийся и как-то никак не мог «включиться». А потом он, видимо, сам разозлился и на крупном плане так хорошо отыграл свою роль… Дело в том, что есть такое понятие в кино – микромимика. Когда актер играет микродвижениями лица. Этим владеют взрослые артисты, а у молодых этого почти не бывает. Потому что если вы посмотрите молодое лицо, то оно очень ровное, на нем мало складочек, морщинок. Поэтому у молодого артиста актерских инструментов меньше, чем у взрослого. И поэтому когда у молодого артиста появляется микромимика – это очень большой подарок. И вот мы снимаем сцену, в которой Вампир наводит на Дока пистолет, и происходит столкновение двух лидеров. И Паша, разозлившись на наш с ним конфликт, отыграл шикарно. Я смотрел и понимал, что это всё туда, что он молодец, и я думал только о том, чтобы он в таком же ключе довел эту сцену до конца. И в итоге все получилось, и я очень признателен ему за этот момент. Я считаю, что это один из лучших его моментов в фильме. И Сережа Чирков в этой сцене был молодец, хотя его лучший момент в картине – это диалог с Ритой во втором фильме. Когда они сидят на дебаркадере, и он говорит, что если завтра убьют, то другого раунда не будет.

На приеме у Горевого

Вообще еще два слова я скажу про Сергея и его роль. У него, на самом деле, была самая сложная роль, потому что Паша в каждой сцене находился в более выигрышной ситуации. Ведь харизматичный злодей, балансирующий на грани, он всегда привлекательней, чем положительный герой, который к тому же, как это было у нас в фильме, рефлексирующий положительный герой. Но… И я этим утешал Сережу, вспоминая слова Алексея Баталова, который играл вместе со Смоктуновским в фильме «Девять дней одного года». И по материалу Смоктуновский его переигрывал. И кто-то из доброжелателей Баталова говорит ему: ну что ж ты, разве не видишь, что он тебя переигрывает, он тебя затмевает? На что Алексей Баталов ответил: и ты дурак, ничего не понимаешь? Когда на меня заработает сюжет фильма, всё встанет на свои места. То есть, нельзя оценивать по одной сцене – должно всё сложиться. И вот я Сереже, когда он иногда переживал, говорил то же самое. И самый важный момент в его роли был в последней сцене, когда происходит развязка на базе Бориса Сергеевича. И вот этим последним планом в этой сцене, когда он переглядывается с Лебедем, он сделал всю роль, поставив точку в этой истории. И там, кстати, у него тоже была микромимика, которую мы еще чуть-чуть подчеркнули маленьким рапидиком, сняв на 32 кадра, а не на 25.

Репетиция продолжается

Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День восемьдесят седьмой: дирижабль снаружи

Каждый раз, когда я прохожу через проходную с усатыми охранниками на территорию, где расположен наш съёмочный павильон («Девушка, вы куда? А фамилия ваша? А чо это вас в моём списке нету? Ах, вот она ты, ручкой написана… А паспорт покажи? А это точно твой паспорт? А чо у тебя тут лицо такое опухшее? Надуй щёки… Ага. Вижу-вижу, твой паспорт. Проходи»), я обращаю внимание на непосредственную близость к нашему павильону небольшого домика с табличкой «Протезно-ортопедический цех». И каждый раз обещаю себе, что ещё немного, ещё щущуть, вот прям завтра – и усатый охранник пойдёт в этот домик «тратить все свои, все мои деньги» (с). Ибо достало меня уже каждый раз надувать щёки, и косить глаза, чтобы быть похожей на своё фото в паспорте. За полтора месяца уж можно было привыкнуть и ко мне, и к тому, что на фото в паспорте я с большого похмела!( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Был у нас запланирован такой кадр, когда Рита, Вампир и Максим, разгромив военную базу, пробираются внутрь дирижабля, который в это время подключен к заправочному модулю – то есть, не может улететь. И вот тут у нас произошла загвоздка, поскольку понятно, что дирижабль снаружи – это декорация. И нам нужна была какая-то стена, которая бы изображала обшивку дирижабля с входом в него. Наружный кадр, в общем. И вначале планировалось, что мы эту стену построим на самой военной базе. Специально для этого нами были заложены несколько дней. Но, как вы помните, до этого я рассказывал, что когда мы под Подольском снимали базу, то все наши съемочные дни сопровождалось очень сильными дождями, которые эту декорацию постоянно заливали, размывали, из-за чего декораторы просто не успевали довести ее до ума. И однажды мы приходим и понимаем, что или мы успеваем снять собственно сцену боя на военной базе, или мы сейчас будем колупаться с декорацией дирижабля, перестраивая и доделывая его. В итоге договорились, что сделаем это в павильоне.

Наружная стена дирижабля

Но когда мы перебрались в павильоны, то выяснилось, что выше трехметровой стены мы ничего построить не сможем. А если стена была до трех метров, то получался какой-то куцый кадр. Но другого выхода у нас не было, и поэтому пришлось бы работать с тем, что есть, как вдруг произошла такая вещь. Когда мы закончили съемку в кабинете Бориса Сергеевича взрывом этого кабинета, после которого разобрали эту декорацию, нам открылась ее вторая часть, то есть коридор и кабина. И вот эта вторая часть смотрелась, как гондола дирижабля снаружи. Теперь оставалось ее только сделать. И я смотрю на всё это, подзываю нашего художника Володю Наместникова и спрашиваю: «Посмотри, ничего не напоминает?». Он: «Ну, напоминает дирижабль снаружи». Вот так в итоге у нас и получилась эта декорация. Хотя, по хорошему, на нее нужно было тратить больше времени и делать ее снаружи более качественной, а в итоге мы ее обшили листами, покрасили под металл специальной серебряной краской, сделали там какие-то примочки типа датчиков воздушного давления... Но всё-таки потом над ней еще и графикам пришлось потрудиться.

На самом деле это был всего лишь один кадр, но очень важный кадр, поскольку он – связующее звено между действием снаружи и действием внутри. Без этого кадра у нас бы совсем потерялась география.

Комар притаился в засаде

Ну, а если вернуться к началу этой сцены, то там был не ОМОН, как написала Лида, а охрана дирижабля, которая как бы выскакивает из дирижабля, чтобы принять бой, но попадает под обстрел спрятавшегося Комара.

Теперь насчет выбрасывания. Выбрасывали не каскадера, выбрасывали Михаила Трухина, а с каскадером просто репетировали. Как вы уже знаете, это падение из дирижабля было сделано с помощью компьютерной графики, но собственно момент падения в люк нужно было, понятное дело, снимать по-настоящему. Поэтому мы на полу этого люка постелили матрасы, и Трухину приходилось с привязанными к стулу руками падать лицом вниз на эти самые матрасы. В общем, тоже не самое приятное занятие.

Михаил Трухин: «Ну, может, хоть этот раз будет последним...»

Хоть там и была высота всего метра полтора, но всё равно неприятно. А проблема была в том, что полтора метра – это мало, и поэтому его ноги всё время торчали над полом. И вот он раз выпал, два выпал… Раз пять, наверное, он падал лицом вниз на эти матрасы, и каждый раз его ноги оказывались наверху.

Павел Санаев: «Вы хотите сказать, что Михаил, упав туда пять раз, всё ещё не утрамбовал матрасы?»

Наконец что-то там еще утрамбовали, еще чуть-чуть пониже опустили матрасы, и уже в следующий раз его ноги полностью скрылись в этой яме. Кстати, скажу, зачем нужен был этот люк. Я не буду раскрывать сюжет, но как раз вся наша развязка строится вокруг этого помещения и существования этого люка, который можно было бы открыть из другой комнаты. Поэтому этот люк был нам очень важен. Он существует не просто для того, что лишь бы выкинуть ненужного человека, отдав, таким образом, дань шпионским фильмам. Хотя это и дань тоже, конечно же.

Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День восемьдесят шестой: оранжевая любовь и продукт-плэйсмент

К сегодняшнему дню в павильоне появились ещё две декорации: спальни, в которой снимают сцену любви, и однокомнатной квартиры очень маргинального вида.
В спальне сегодня снимали плотские утехи с участием Агнии Дитковските и Алексея Бардукова. Здесь я ничего интересного вам не расскажу, потому что всю съёмочную группу, за исключением четырёх человек, выгнали вон. И никого близко не подпускали к плэйбеку, чтоб никто не видел, что там щас в спальне происходит. Интриги добавляло ещё то, что сама Агния отказалась участвовать в разврате, и вместо неё снималась дублёрша. Такое ощущение, что снимали там немецкое кино.( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Начну с постельной сцены. За нее я отдельно благодарен нашему оператору Владиславу Гурчину, который пошел мне на встречу. Дело в том, что я очень хотел снять эту постельную сцену таким образом, чтобы момент близости Максима и Лены был как бы немножко сказочный, чтобы в этой сцене они оторвались от реальности. А мы видим, что все это происходит в такой достаточно бытовой, обычной квартире, в которой не может быть шелковых простыней или чего-то такого… И мне не хотелось, чтобы и сцена любви была такой же бытовухой. Поэтому я придумал такой ход, что камера уходит на оранжевую лампу, которая занимает весь кадр, и в этом оранжевом свете, оторванном от реальности, и происходит их близость.

Вот так всё началось (слева та самая лампа)

Для того чтобы этот оранжевый свет потом попал в кадр, всю сцену надо было бы снимать на хромакее. А ставить экран и высвечивать его – это время. А как я уже говорил в предыдущих комментариях – времени у нас было очень и очень мало. И вот я смотрю, что ставится обычная камера, понимаю, что об оранжевом свете можно забыть… Но тем не менее говорю: ребята, а хромакей давайте поставим. Мне отвечают: да мы не успеем, да нам это не высветить. И меня все начинают уговаривать отказаться от этой идеи. Я со своей стороны продолжаю настаивать на том, что это должен быть хромакей. И Слава Гурчин вначале тоже пытался меня отговорить, говорил, что всё нормально, всё снимем и без хромакея, а потом махнул рукой и говорит осветителям: давайте ставьте вот здесь хромакей, будем снимать. И потратили на это полчаса, придумали как его высветить… А его на самом деле было очень сложно высветить, потому что там был буквально метр до стены, где его надо было вешать, и свет просто негде было бы поставить. Но осветители придумали какие-то штанги, которые закрутили и на которые повесили лампу. И в итоге сняли так, как мне и хотелось. И действительно в таком виде эта сцена получилась красивее.

А вот так продолжилось

Надо еще добавить, что в данной сцене у Агнии была дублерша, поскольку в контракте у Агнии было записано, что она не снимается обнаженной. Там где ее руки, плечи – это она. А где более откровенные части тела – это была дублерша. Но это не имеет большого значения.

И вот мобильный телефон. Я, читая комментарии на наш первый фильм, замечал, что нас тоже обвинили в том, что якобы у нас сплошной продукт-плэйсмент «Хаммера»… Ну, это полная чушь. Никакого продукт-плэйсмента «Хаммера» у нас, к сожалению, не было. На самом деле, по сценарию, герой (Доктор) должен на чем-то ездить. Этим чем-то должна быть машина, в которую также помещались бы и все остальные герои. Следовательно, если они ездят в этой машине, то у нас, помимо всего прочего, должна быть возможность в этой машине их снимать. То есть, если они сядут, например, в «Оку», то мы их там снимать не сможем. И еще это должна быть машину, в которую они смогли бы погрузить все оружие, которое у них появится. Поэтому понятно, что машина должна быть достаточно большая – какой-то джип. Дальше возникает вопрос, какой? Но если взять «Ниву» или RAV4, то все-таки для кино это будут не очень подходящие машины. В кино автомобиль тоже должен играть, должен смотреться. И «Хаммер» (притом, что я к нему, как к автомобилю, отношусь достаточно отрицательно – для меня это ведро с гайками) смотрится очень красиво. К слову, это была машина нашего сопродюсера Виктора Алисова… Да простит он мне такое нелестное о ней высказывание.

И еще раз: «Хаммер» Дока не был продукт-плэйсментом. К сожалению

И была у нас идея, что мы найдем какой-то продукт-плэйсмент с телефонами и как-то тоже немножко на этом заработаем. И специально под это была написана вот эта сцена с дарением телефонов. Но почему очень сложно найти в кино продукт-плэйсмент мобильного телефона? Потому что кино выходит на экраны через год-полтора после съемок. Значит, к тому времени, пока выйдет фильм, это уже будет устаревшая модель телефона. Кстати, когда в «Матрице» делали продукт-плэйсмент раздвижной Nokia, то съемочная группа работала с прототипом.

И какая-то светлая головушка предложила, что мы снимем зеленые коробочки, а потом графики в них вмонтируют те модели, которые мы найдем. Но с этой затеей ничего не вышло, потому что, во-первых, вмонтировать в эти коробочки нужную модель стоило бы столько денег, сколько бы мы получили за продукт-плэйсмент. Во-вторых, мы так никого и не нашли. А в-третьих, эта сцена, которую мы снимали с этими телефонами, была настолько натужна, что просто не работала. Бывает, что сцена на бумаге выглядит нормально, а когда делаешь ее с актерами, она не получается. И в нашем случае это уже было снято так – лишь бы снять. И, в общем, было понятно, что это в корзину. Поэтому я рад, что никто не нашелся и не искушал нас.

Вообще же, если говорить в целом о продукт-плэйсменте, то я отрицательно отношусь к тому, как у нас чаще всего это делается, потому что в американском кино всё это, конечно, происходит более изящно.

Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День восемьдесят пятый: про кошек и продюсерских собак

Сегодня я вам расскажу, как снимаются эпизоды с животными. Считается, что если в эпизоде участвуют дети или животные – количество съёмочных дней можно смело умножать на два. Хотя, дети детям рознь. Когда в Новгороде снимали эпизод с убийством Зарицына – 11-летняя Полина Лунегова, играющая его дочь, работала наравне со взрослыми, мужественно снималась в летнем платьице при температуре в плюс шесть, и отработала четыре съёмочных дня так, как положено. Наверное, вышеозвученное правило распростаняется только на грудных детей. А вот животных до сегодняшнего дня, мы ещё ни разу не снимали. ( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Наверное, Лида всё время стояла около кота и видела или слышала что-то больше, чем я. Такое может быть, поскольку я снял кота и ушел, и поэтому мог чего-то не знать. Может быть, действительно, у кота потом вырывали эту котлету изо рта. Тем более что кот, насколько я помню, был болен. Что-то у него было с зубами: то ли травма, то ли заболевание десен. В общем, ему нельзя было есть. Но вот как раз у нас в кадре он должен был эту котлету съесть. Поскольку первый фильм уже вышел, то все видели, что Максим кидает котлету коту, который высовывается из своего домика и съедает ее. И наша задача как раз была в том, чтобы снять, как кот эту котлету ест. И именно поэтому мы его весь день не кормили, чтобы, когда дошло бы до дела, он не отвернулся и не зафыркал. Поэтому нам и удалось всё снять с первого дубля.

На стыке двух декораций (Максим Малинин, художник-постановщик Владимир Наместников и Павел Санаев)

Да, кот действительно стоил дорого. Вот тут Лида не напутала. Я думаю, что если взять ее месячную зарплату и разделить на дни, то дневная зарплата кота получилась бы больше. Животные всегда дорогие, но это потому, что с животными приходят дрессировщики. Или хозяева этих животных. Как, например, и в нашем случае, хозяйка кота была не просто его хозяйкой, а еще и дрессировщиком. Потому что не всякое животное можно снимать. Если обычного кота принести на площадку, то он сразу же сбежит. К слову о животных: я не помню, рассказывал ли я ранее о том, как планировалось снимать собаку продюсера? Это, наверное, был наш самый острый конфликт на площадке. Предполагался следующий кадр: Лена ходит по квартире, одевается… А нам хотелось заявить, что она рисует эскизы ювелирных украшений, то есть – занимается ювелирным дизайном. И чтобы показать эти эскизы, мы решили, что она их случайно роняет и наклоняется, чтобы подобрать. И чтобы кадр с этими картинками не был мертвым, я написал в сценарии, что в этот момент в кадре проходит собака… У Максима кот, у Лены собака… И собакой этой должен был стать очень симпатичный бульдог нашего продюсера Александра Бондарева. Но поскольку, как я уже рассказывали, съемочный период у нас был очень сжатый и сроки были жесткие, то нам все время приходилось снимать за два дня то, на что требовалось четыре, а за один то, на что требовалось два и т.д. Это было связано с тем, что изначально на весь съемочный период у нас было заложено 115 смен. Но наши продюсеры от КАРО нам сказали: «У вас есть 95 смен, или закрывайте проект». На что я ответил: «Ну как же, ведь на экшен нужно время. Вот здесь надо несколько дней и вот здесь тоже». Они: «Ну, хорошо, вы экшен снимайте, сколько запланировали, а остальные сцены быстрее». И так и получилось. Например, насчет сцены в Нижнем Новгороде не могу пожаловаться: сколько дней мы на нее хотели, столько и получили. Сцену на военной базе тоже получили практически в полном объеме. А вот сцены в квартире, которые как раз пришлись на конец нашего съемочного периода, были запрессованы очень сильно. На все эти несколько сцен у нас оставалось буквально два дня. И снять всё это можно было бы только в том случае, если бы все эти декорации были рядом. И наши декораторы совершили чудо: они пошли в соседний павильон, где после съемок какой-то картины остались уже готовые декорации, и договорились, что переделают их под наш проект. И из одной декорации большого дома, они нам сделали и комнату Максима с кухней и коридором, и квартиру Лены, и квартиру Риты и Вампира. Не обошлось, конечно, и без издержек. Например, вот эти синие стены в комнате Максима остались от предыдущей декорации. И уже не было возможности их перекрашивать. Мне они не очень понравились, поскольку вызывали ассоциации с каким-то ситкомом… В ситкомах обычно такие декорации, а там примерно что-то подобное и снимали.

На стыке двух декораций

И вот с утра Саша Бондарев уже моет шампунем свою собаку, натирает ее, а мы снимаем историю в квартире Максима, снимаем маму Максима, снимаем кота… А дальше надо еще снять Вампира с Ритой и Лену. И в обеденный перерыв ко мне подходит Максим Малинин и говорит: «Павел, ну, мы же понимаем, да, что, либо мы успеваем снять собаку, либо мы снимаем сцену Вампира с Ритой?» Я говорю: «Ну, в общем, понимаем». Он: «Кто будет Бондареву звонить? Вы, наверное?» Я говорю: «Да, сейчас пообедаю, чтобы не портить себе аппетит, и после обеда позвоню». Я быстро обедаю, набираю Сашин номер, а в это время вымытый бульдог уже находится в офисе. Я говорю: «Аллё… Саш… Слушай… У нас такое дело… В общем… Давай собаку не будем снимать?» Тут следует пауза на несколько секунд. И такой совершенно ледяной голос: «Почему?» Я говорю: «Ну, потому, что мы не успеваем. Или мы снимаем собаку, или Вампира с Ритой… Одно из двух». И тогда он пообещал мне насыпать собачьей шерсти за шиворот… Видимо, знал, что у меня аллергия на нее… И связь оборвалась. В итоге, собака не приезжает. А Бондарев приехал на площадку очень злой и со мной не разговаривал полдня. Вот такая была история. Но мы успели снять сцену Вампира с Ритой просто впритык. Да еще и с переработкой. И действительно ничего другого мы бы просто не успели снять.

Павел Прилучный с несостоявшейся звездой

Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День восемьдесят третий: агрессивные твари

С каждым днём мы всё ближе к цели. К окончанию съёмок. Потом ещё несколько месяцев монтажа, не считая трёх дней на озвучание — и мы с вами пойдём в кино, на места для поцелуев. Вы — смотреть кино, и в темноте щупать пожилых базедов за выпученные глаза, а я — плакать и восхищаться фильмом. Поэтому пойдём мы с вами в разные кинотеатры, чтобы друг друга не нервировать.
Сегодня я расскажу вам много интересных вещей. Интересных и, местами, горестных. На мой нежный женский взгляд. На взгляд человека, ещё не превратившегося в циничного киношника.( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Так… То, что Лида назвала «кладовкой», это была комната-сейф, пристроенная к кабинету Бориса Сергеевича. С электронными дверями, с кодовым замком… Крутой, в общем, сейф, в котором был спрятан весь добытый тираж дисков, и, конечно же, хранились там и наличные деньги.

А с этими одноглазыми рыбками была следующая история. Они оказались какими-то жутко агрессивными тварями, которые стали одноглазыми, пока их в одном мешке везли из зоомагазина на площадку... Они прямо в этом мешке стали драться, клевать друг друга, и в итоге выбили себе каждая по глазу. Око за око, в общем, в полном смысле. В итоге, в аквариуме у Бориса Сергеевича было шесть рыбок трех пород: двое сомиков, похожих на маленьких акул, две золотые рыбки и две вот этих агрессивных твари. Причем, что самое интересное, эти агрессивные твари не трогали сомиков, не трогали золотых рыбок (нам аквариумист об этом с самого начала сказал), но вот между собой они сшибались чуть ли не постоянно.

Агрессивные одноглазые твари

У одной рыбки была одна половина аквариума, у другой — другая. И они периодически хотели себе отвоевать чуть больше. И когда одна начинала заходить на территорию другой, та тут же на нее налетала, они начинали драться, потом расходились опять, и вот за эти лишние пять сантиметров аквариума они дрались по несколько раз в день. В итоге, мы решили, что эти рыбки полные кретинки. А Владислав Гурчин действительно прикалывался над ними, ловя их на блесну, на которую они, естественно, не клевали. А дальше по плану нам предстояло взорвать кабинет Бориса Сергеевича. Думаю, здесь можно сказать небольшой спойлер: после того как геймеры вышли из-под контроля, то этот контроль над ними попытались установить, и итогом этих разборок стал взрыв кабинета Бориса Сергеевича одной из радиоуправляемых мин, которыми он их же и снабдил. И здесь как раз было очень важно, что мы работали в павильоне «Фабрики кино», потому что на «Мосфильме» делать взрывы в павильонах не было бы никакой возможности. В связи с этим к нам на площадку приехало несколько пожарных, был протянут пожарный шланг, огнетушители были наготове… Но наши пиротехники — ребята опытные, они сказали, что всё сделают в лучшем виде, и чтобы мы не боялись. Они где надо — подпилили, где надо — подстрогали, где надо — заложили, и кабинет рванул очень красиво, всё вдребезги. И в том числе и аквариум должен был рвануть. И чтобы он рванул красиво, то прямо в него тоже поставили несколько взрывных шашек. И дальше перед нами встал очень важный вопрос: как же его взрывать, с рыбками или без? Потому что взорвать его без рыбок — будет видно в кадре, что в момент взрыва он пустой. А если взрывать его с рыбками, то рыбок было бы жалко. В общем, мы думали, что делать, и как нам быть, и кого принести в жертву кино, и решили, что сомиков и золотых рыбок мы уберем, потому что они хорошие, а эти драчливые рыбки, раз они такие дуры, и всё равно выбили друг другу по глазу, пусть взрываются вместе с аквариумом. В общем, решили принести их в жертву за скверный характер. И тут как раз наш аквариумист появился на площадке, мы ему рассказали про рыбок, на что он нам сказал: «А, эти рыбки… Да взрывайте, им ничего не будет». Мы говорим: «Как так?» Он говорит: «Да это такие рыбки, они с доисторических времен живут, им вообще нихрена не будет. Их можно как угодно таскать, возить… Говорите, они друг другу по одному глазу выбили? Могли бы и по два, и по полголовы, и всё равно бы остались живы. Так что, взрывайте совершенно спокойно». И вот мы заложили в аквариум взрывчатку, рванули кабинет вместе с аквариумом, аквариум вдребезги, рыбки на пол…

Рвануло красиво. Рыбки в этот момент были в аквариуме

Дым рассеивается, мы подходим и видим, что они лежат на полу и трепещут хвостами. Мы их подобрали в ведро, потом в банку с водой, они тут же опять стали драться, и в итоге их кто-то из группы забрал к себе домой. Так что они оказались очень живучими тварями. Вообще, представьте себе — это всё равно, как если бы вы сидите в автомобиле, внутри которого взрывается бомба. Автомобиль вдребезги, а вы лежите на полу, дергаетесь, потом встаете и мало того, что целы, так еще и начинаете драться с пассажиром этого автомобиля.

А у продюсера Александра Бондарева есть очень забавная черта: он периодически приходил на площадку, цеплялся за что-нибудь взглядом, за какую-нибудь вещь или за какую-нибудь мелочь в сценарии, и тут же начинал въедливо бороться и говорить, что это полная чушь, что этого не может быть, что это срочно нужно переделать, что это полный идиотизм и так далее. И вот он пришел, схватился за это кимоно, сказал, что это всё выглядит ужасно, что олигарх не может в таком кимоно ходить, что это полная чушь, и т.д. и т.п. Но на тот момент мы в этом кимоно уже какие-то сцены сняли, поэтому оставили, как есть. Вот, я думаю, если бы ему принесли сценарий, где было бы написано, что черная «Волга» взлетела в стратосферу, потом упала в замерзшую реку, герой будет находиться по горло в холодной воде, при этом даже не будет дрожать, а потом у него зазвонит телефон, он скажет «я лечу», заведет машину и полетит… Вот мне было бы очень интересно посмотреть, как бы он читал такой сценарий.

«…Это не халат. И не кимоно. И не кимоно-халат»

А то, что Лида написала насчет того, что никто не взрывает декорацию, пока не проявят материал, то в этом совершенно права. Существует жесткое правило: если декорация подлежит любому разрушению, даже если это просто разбор, то материал сначала проявляют, смотрят, всё ли отснято, потому что мало ли — что-то не сняли, где-то брак, а декорации уже нет, восстановить невозможно. Поэтому сначала всё отсняли, посмотрели, убедились, что всё нормально, а потом это взорвали.

Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День восемьдесят второй: стол, диван и книга «Домоводство»

За прошедшие две ночи в декорациях дирижабля появился новый отсек – кабинет Бориса Сергеевича. Я не знаю, сколько в это вложили сил и денег, но кабинет выглядел весьма презентабельно: кожаная мебель, пушистый ковёр на полу, стеллажи с редкими книгами и даже большой аквариум с рыбками. О рыбках я ещё вспомню не раз, поэтому пока оставим их в покое, и прицепимся к другим деталям. Книги. Редкие книги. Непонятно, что в кабинете мафиози делают двадцать томов словаря Брокгауза, которые я в первый и в последний раз видела в восемьдесят седьмом году в Ленинской библиотеке на экскурсии, но они там были. Так же как и большая книга «Домоводство», изданная в пятьдесят первом году. «Домоводством» этим, я, кстати, зачиталась. И не потому, что я офигеть какой повар, а потому, что в этой книге я прочитала пару советов молодой жене и молодому мужу. Вы меня простите за лирическое отступление, но эти советы надо видеть. ( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

По-моему, это самая смешная статья, и я просто валялся под столом, вспомнив эти выдержки из книги «Домоводство», и особенно вот эту фразу: «Дайте жене побыть одной, возможно, она захочет поплакать». Эти книги я, действительно, принес из дома, это книги из нашей домашней библиотеки… Раритетные книги, надо сказать. Они еще с тех давних времен, когда у Ролана Антоновича (Быкова – прим. ред.) была такая недолгая страсть – коллекционировать книги. И он как раз очень гордился тем, что купил этот полный словарь Брокгауза и Ефрона, очень занятный, кстати, словарь, где можно найти практически всё. Вот все слова, какие тогда существовали, там можно найти. Сто с лишним томов всё-таки. Но из этих ста томов на площадку я принес двадцать, потому что кабинет хоть и должен был выглядеть как-то интересно, красиво, но никто не акцентировал на этих книгах внимание, что, вот это, например, книга «Домоводство» пятьдесят первого года издания, а это тома Брокгауза и Ефрона… Но дело в том, что у всех этих книг были дорогие красивые корешки. Дорогие – в смысле, дорого выглядящие. И когда они встали в углу кабинета на полках, то этот угол просто стал выглядеть более фактурным, более дорогим, более соответствующим кабинету нашего властителя мира. Поэтому книжки эти были привезены из дома, из дома же была привезена и лошадка, которая стояла на столе Бориса Сергеевича, еще какие-то предметы.

Эту лошадку Павел Санаев тоже привез из дома

Всё это вроде бы мелочи – какие-то сувенирчики, наборы, книжки, но все эти вещи всё-таки очень сильно оживляют помещение. И без них были бы просто голые стены, голый стол и т.д. Будь моя воля, я бы притащил туда еще больше подобных вещей, которые бы незаметно встали, и мы бы не делали на них акцент, а зритель даже бы и не поняли, что там стоит, но зато он бы почувствовал, что помещение живое... А за книжки, кстати, я чуть ли не расписку написал маме, как минимум, дал ей честное слово, что если с ними что-нибудь случится, то я буду искать и покупать точно такие же. То есть, представляете, если бы мне, не дай Бог, пришлось бы искать где-то эти словари, тома, покупать их по отдельности, что было бы большой проблемой. К тому же понятно, что я не мог эти книжки таскать туда-сюда, поэтому они были привезены в этот павильон и находились в нем постоянно. Каждый раз после съемок мы их складывали в коробки, а коробки прятали в запирающийся на ключ кабинет. А днем доставали их оттуда и заново выставляли на полках. И, слава Богу, ни одна книга не пропала, все вернулись, в том числе и книга «Домоводство». И теперь я знаю, как должна встречать меня жена с детьми, знаю, что ей нужно побыть иногда одной в ванной комнате.

Вот так выглядел кабинет Бориса Сергеевича снаружи

Мебель мы старались подобрать такую, которая бы соответствовала интерьеру нашего воздушного судна. Опять же, к сожалению, мы не можем позволить себе автомобиль Бэтмена или дирижабль с мебелью, изготовленной специально для дирижабля. Как, например, в фильме «Титаник» тарелки делали специально такими, какими они были на настоящем лайнере «Титаник». Мы могли просто купить, вернее даже не купить, а взять в аренду в мебельном магазине необходимую нам мебель. Наш художник привозил ее из какого-то крупного магазина, ставил, потом увозил обратно. И поэтому мебель должна была быть в идеальной сохранности, чтобы её потом можно было вернуть, и чтобы продюсер не попал бы на пару-тройку тысяч долларов за эти диваны, на которые все плюхались посидеть, а штаны у съемочной группы, как правило, не самой идеальной чистоты.

У всех брюки не самой идеальной чистоты, но у некоторых чище (Максим Малинин и второй оператор Юрий Литвинов)

И по этой же причине было категорически запрещено заходить в декорацию с чаем или кофе, потому что полы были покрыты мягким ковролином. Дело в том, что вас, например, кто-то мог толкнуть, вы бы выплеснули чай или кофе, в результате на полу появилось бы пятно, потом это пятно попало бы в кадр – и ничего с ним не сделать. Система штрафов, о которой писала Лида, на самом деле работает, потому что пару раз человек заплатил, а на третий раз он уже задумался. Но я что-то не помню, чтобы эта система у нас была. Или же это я как-то на себе ее не испытал: то ли она на меня не распространялась, то ли я как-то ее не застал.

А Алику Гульханову на этом диване разрешали спать

А по поводу импровизаций на площадке, то в этом нет ничего удивительного, поскольку всего невозможно предусмотреть. Например, у тебя есть какая-то сцена, эпизод. Ты примерно представляешь, как ее ставить, что должно происходить. Но тут входит актер и выясняется, что здесь что-то ему неудобно делать, а здесь чего-то не хватает, а вот здесь нужна пауза, которую он не знает, как оправдать, и из-за этого придумывает себе еще какое-то дополнительное действие – например, вытирает руки, наклоняется, еще что-то делает. И это всё тоже очень важные вещи, которые всегда оживляют действие, но на них также нужно дополнительное время.

Виктор Вержбицкий: «Интересно, дадут сегодня сымпровизировать или нет?»

Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День восемьдесят первый: жажда наживы

Была я сегодня, друзья, угадайте — где? Правильно, в съёмочном павильоне, где ж ещё? Там всё бурлит и клокочет. Стройка в разгаре. По-моему, наёмной силы там стало в два раза больше. По крайней мере, сегодня я раз двадцать наткнулась на неизвестных мне людей, которые шли по коридорам павильона, следуя указаниям какого-то собственного внутреннего штурмана, который не предупреждал их о препятствиях на пути в виде меня. Поэтому, после того как по мне промаршировали трое мужчин неславянской наружности, бормоча себе под нос: «Если это прибить вон туда, а вон там оторвать вот это — получится вот такая штука», — я уже стала заранее отступать к стене, завидя идущего на меня зомби.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Видимо, мою любимую Лиду все-таки сильно прищемило чемоданом, потому что она очень многое напутала. Во-первых, Лебедь не обещал ребятам никакой наживы. Это как раз была сцена, где их обманывали, где было подыграно той версии, что они работают на спецслужбы, и где им объясняли, что Скляр — это очень нехороший человек, который собирается построить в их родном Нижнем Новгороде страшную ядерную свалку, из-за которой смертность населения возрастет в пять раз. И по-другому с ним договориться никак нельзя, потому что вот сейчас он поставит подпись, и город превратится в еще один Чернобыль. Второе — это то, что камера у нас не пролетала через несколько отсеков. А на площадку был привезен кран с телескопической стрелой и поворачивающейся головкой, о котором мы уже писали, и он действительно издалека выезжал к окну этого дирижабля, которое, понятное дело, снаружи декорации выглядело, как обшитые досками щиты павильонной декорации. И камера начинала свое движение задолго до этих досок, она как бы подъезжала к окну, после чего влетала внутрь и пролетала между геймерами. А потом мы это совместили с компьютерной графикой, и получился тот самый кадр, который есть ближе к концу первого фильма, когда дирижабль летит в небе, и мы влетаем в его окно и уже оказываемся в этом самом демонстрационном зале. Собственно, этот фрагмент первого фильма выложен ниже.

А когда сцена была уже снята, мы заметили этого человека с доской. Я помню, как мы потом на эту тему шутили, что, может быть, оставим его и подрисуем ему какие-нибудь крылышки или что-нибудь в таком роде… Ведь если бы мы его оставили, то получалось, что вместе с этой своей доской он должен был бы идти по воздуху. Но, конечно же, это были только шутки, поэтому пришлось переснимать… И, кстати, поскольку всё это было снято одним кадром, то там нельзя было переснять одну только концовку — это Лида опять напутала. По факту мы получили испорченный дубль, который пришлось полностью переснимать.

Фразу «А по-другому никак нельзя?» надо прочувствовать

А строители декораций действительно ходили, как зомби, поскольку декорации строились двадцать четыре часа в сутки. Ведь днем мы снимали в одной декорации, а соседняя, например, должна была быть построена через несколько дней. Соответственно, когда мы заканчивали съемку и уходили, то в этой соседней декорации возобновлялось строительство. Естественно, что за ночь выяснялось, что нужен еще какой-то материал, еще какие-то доски и какие-то обшивки, и поэтому всё это днем привозилось, грузилось, пилилось и так далее. Поэтому работа там велась круглосуточно. И неудивительно, что после такого наши строители вместе с досками попадали в кадр.

Не забываем, что в окне справа – оргазмическое небо

Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День 80-й: постельные сцены

У нас закончились натурные съёмки, и группа переехала в съёмочный павильон. А это значит, что мы больше не будем без вести пропадать в овраге Подольска и на территории завода ЗИЛ, не будем прятаться от дождя в Нижнем Новгороде, и не будем ночами, на ощупь и по запаху, искать туалет в Домодедово. Всё. Теперь нам будет тепло, светло и комфортно в большом съёмочном павильоне на Ленинском проспекте.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Давненько я не комментировал статьи Лиды… Я, честно сказать, также, как и Лида, думал, что наконец-то мы будем снимать в тепле, светле и уюте, и не будем больше мерзнуть под дождем и испытывать разного рода дискомфорт… Как же я ошибался! Потому что павильоном, где строится такого размера декорация, как правило, должен быть или большим мосфильмовским павильоном, или еще каким-нибудь другим очень большим павильоном. Таких павильонов у нас в бюджете не было. Поэтому все это было построено в павильоне несколько меньших размеров на так называемой «Фабрике кино», у которой, кроме стоимости, был еще один большой плюс по сравнению с «Мосфильмом». Заключался он в том, что на «Мосфильме» категорически нельзя делать в павильоне никаких трюков, а у нас предполагались взрывы декораций. Поэтому, исходя из всего этого, «Фабрика кино» нам очень подходила, но все-таки павильоны «Фабрики» были не особо приспособлены для таких больших декораций.

«А теперь покажите нам любовь»

И когда мы их построили, то оказалось, что там в некоторых местах от стены павильона до стены декорации полметра расстояния. И где-то буквально приходилось протискиваться боком. А когда мы вошли внутрь, например, в тот же кабинет Бориса Сергеевича, и включили осветительные приборы, то духота была такая, что, скажу без преувеличения, принесли кислородные баллоны, потому что иначе люди просто начинали терять сознание. В самом павильоне, конечно, вентиляция была, но наша декорация была полностью зашита – со стенами и потолком, – отсюда и духота в ней. Вот и получилось, что опять оказался какой-то свой дискомфорт. Потом еще из-за того, что у нас были такие сжатые сроки, произошла следующая вещь… Декорации – это объект, который требует обязательного освоения. Вот мы пришли с оператором в уже построенную декорацию и сказали: вот здесь надо поправить вот это, а вот здесь это, свет будет стоять вот здесь так, а вот здесь вот так, и вот тут надо будет, чтобы художники немного оживили то-то и то-то. После этого мы уходим, а когда через два дня возвращаемся, то входим в уже готовый объект. Так должно быть в идеале. Но из-за сжатых сроков получалось так, что мы приходили в декорацию, которая еще достраивалась при нас: заходишь снимать, а тут еще половина не готова. Я помню, как, например, мы зашли в кабинет Бориса Сергеевича, а в нем стоит аквариум. И вроде всё готово, но сам аквариум стоит на ножках. И сразу получается не кабинет дирижабля, а офис. И под крики продюсера «почему вы не снимаете, хватит уже, давайте» мы эти ножки зашивает такой же обшивкой, как и все стены, потому что снимать аквариум на ржавых ножках было просто неприемлемо. И вот такое происходило в каждой декорации. И, забегая вперед, скажу, что когда была построена кабина пилотов, то мы просто отменили съемку, поскольку это было что-то невообразимое, и в результате ее еще несколько дней переделывали. И я понимаю, что сегодня наша индустрия все-таки пока еще не готова к постройке реального дирижабля, в котором можно было бы снимать, но когда-то же надо начинать и пробовать? Для меня съемка в таком объекте была очень важна, потому что до этого я снимал только в готовых квартирах, в готовых интерьерах, а здесь ты понимаешь, что тебе строят чуть ли не космический корабль. И это очень важный психологический момент, когда ты понимаешь, что в кино возможно всё. И это позволяет тебе придумывать в сценарии что-то такое особенное без оглядки на то, как это потом реализовать. Потому что когда я писал этот дирижабль, то я постоянно думал: как же мне его построят? Но построили. И сразу отвечу на очень частый вопрос, который я встречал в Интернете: а нахрена вообще нужен был этот дирижабль? Дело в том, что у нашего зла должна была быть какая-то штаб-квартира. И что это? Опять какая-то яхта, бункер, небоскреб? Поэтому нужно было какое-то своеобразное помещение. И к тому же весь финал фильма происходит в очень специфическом месте – это допросная комната дирижабля, которую зрители уже имели возможность видеть в первом фильме. И понятно, что такое помещение, вот с таким люком, с такими перегородками, в любом другом месте очень трудно придумать. Поэтому как бы сегодня этот дирижабль не шокировал и не казался таким нарочитым спецэффектом, я думаю, что уже ко второй картине к нему привыкнут, и он будет восприниматься как нечто органичное.

Всё будет «оргазмически»

«Небо оргазмического цвета» – это выражение нашего графика Леши Челомова, который, кстати, мелькнет во втором фильме в роли рулевого корабля, который будут захватывать геймеры. Это было одно из его любимых выражений… Например, когда я его спрашивал «Леша, а как здесь будет по графике?», он отвечал: «Нереальной, неземной красоты!.. Оргазмического цвета!»

И еще отвечу на один упрек, который тоже читал в комментариях, что вот, мол, эта постельная сцена между Вампиром и Ритой нужна была якобы только для того, чтобы раздеть Риту. Это, на самом деле, не так. Смотрите, их насильно разлучили, и вот они опять встретились и встретились в неком месте, где возможно уединиться. И совершенно логично, что они во время этого уединения они не сидели и не держались за руки. И потом мы ведь показываем Вампира и Риту, как людей, у которых есть близкие отношения, и вся вторая часть строится на этом. Поэтому мы должны были показать, что эти ребята близки друг другу, что это практически муж и жена. И если девушка лежала с парнем в постели, а потом встала, то она же не может быть одетая. И сразу скажу, что Марина Петренко у нас категорически отказывалась сниматься обнаженной, и поэтому, когда она шла в ванную, то на ней были стринги телесного цвета. И тут уже опять была работа Леши Челомова, который сделал оргазмической красоты не только небо, но и Марину, стерев с нее стринги.

Ну, а то, что продюсер кричал, то это действительно было так, потому что мы пришли в декорацию, а каюта была наполовину не готова. И ее еще при нас доделывали, и мы начали снимать спустя часа четыре. И только за счет переработки мы успели снять всё, что было запланировано. Забегу вперед и скажу, что особенно жесткая переработка у нас была во время съемки финальной сцены, когда то, что надо было снимать смен пять, мы сняли за три смены… Я за эту сцену отдельно благодарен актерам, потому что они просто в страшном молотке играли огромные куски, мы это в страшном молотке поливали с двух камер, и актеры, слава Богу, не сбивались, и всё, что было запланировано, всё отыграли.

Съемка закончена! Всем спасибо!

Лидия Раевская | Дневник «На игре». День 75-й: дождь, молнии, носороги и стекло

На днях я шарилась всю ночь где-то в районе Домодедово. Точное место не назову, но там был «камыш и холодно» (с). Вернее, шоссе и холодно. И ещё какое-то русское поле, в которое хорошо выйти ночью с конём. В темноте оно мне напоминало о классическом фильме ужасов «Дети кукурузы», и поэтому я инстинктивно старалась держаться от него подальше. Съёмки проходили, слава труду, не в поле, а на территории частной собственности, представляющей собой особняк с прилегающим к нему газоном. Собственно, на газоне и происходило основное действие. В общем, рассказываю по-порядку.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Хаммер с головой носорога — это, конечно, совершенно сумасшедшего тюннинга автомобиль. Он был полностью зеркальным, а на его капоте была выдавлена огромная морда носорога. Внутри у него тоже были носороги… То есть, сиденья, например, были обшиты материалом, на котором были вышиты носороги, и так далее. И еще до съемок мы знали про эту машину, знали, что если будет такая необходимость, то мы сможем задействовать ее в съемках. Была идея, что она у нас обязательно где-то проедет, когда будем снимать эпизод с гулянкой в Москве, что ребята будут кататься именно на ней, а не на лимузине, но как-то всё это было не к месту. И в итоге решили, что пусть она лучше будет во время съемки сцены с авторитетами, вдруг она нам там как-то пригодится. Потому что в любом фильме, а особенно, если это фильм-экшн, всегда важен первый кадр. Он, как правило, задает настроение, дает понять, что вы будете смотреть: бытовуху или некое мифическое действие. Как раз на эту смену был заказан тот самый кран (с управляемой головкой), о котором Лида уже рассказывала, и поэтому мы решили построить сцену таким образом, чтобы она начиналась с головы этого носорога, по которой струится дождь. Потом камера отъезжает, и мы видим, что это Хаммер, потом мы видим охранников, потом мы видим другую машину, в которой охранник смотрит мультик, и только потом мы выходим на план дома. То есть, получился, на мой взгляд, очень красивый, пластичный кадр, а для меня пластика кадра, когда камера переходит с одного объекта на другой, очень важна.

Морда носорога на капоте Хаммера

Дождь был придуман еще на стадии подготовки, поскольку он всегда добавляет атмосферы, и Владислав Гурчин на нем очень настаивал. С самого начала нашей работы, когда мы только сели разрабатывать сценарий, что-то обсуждать, он сразу же вцепился в эту сцену двумя руками, сказав: «Вот здесь нужен дождь. Вот здесь нужны установки. Здесь будем поливать». А сцена с поливом — это всегда очень дорого, потому что это, во-первых, сами эти установки, а во-вторых — это минимум в два раза дольше снимать, чем если бы без них. Потому что пока эти установки поставят, пока подключат воду, пока в ней будут барахтаться осветители, протягивая кабели, и т.д. и т.п. И мы пытались вначале как-то эту воду сократить, намекали, что у нас сжатые сроки, что дождь нам не нужен, но Гурчин просто двумя руками держался за эту идею и говорил: «Нет, эту сцену снимаем категорически в дожде, иначе хоть с картины уйду — только дождь!» И в итоге он был абсолютно прав, потому что я сейчас смотрю уже готовый фильм и понимаю, что без дождя в этой сцене не было бы тайны, не было бы загадки, не было бы подготовки к какой-то истории, а была бы просто какая-то бытовая сцена. Поэтому этот дождь очень здорово сыграл, ну и молнии, конечно, тоже. Дело в том, что есть такой специальный аппарат, когда нажимаешь кнопку, и вспыхивают такие вроде как фотовспышки, но только они совсем как молнии. Снимали мы эту сцену уже осенью. Температура была около нуля градусов, а то и ниже, потому что вода на земле уже местами замерзала. И наши артисты, конечно, да и все мы, намерзлись очень сильно. У нас потом полгруппы было с насморком, с простудой, но что делать…

Юрий Михеенков в роли Матвея

Заура мы переименовали в Матвея, поскольку на тот момент у нас уже был один кавказский мафиози — Хызыр. И мы тогда подумали, что если у нас еще будет и Заур (как и было в книжке), то тогда это уже будет перебор. И плюс к этому у нас на кастинге появился актер Юрий Михеенков, который поразил меня очень тонким знанием некоторых выражений. Например, когда он увидел в тексте фразу «вышвырни этого фуцына», то он сказал: «Понимаете ли, Павел, вот фуцын — это вертухай на зоне, а фуцан — это член, а вот фуцаненок — это маленький пацаненок такой, членик, значит… Поэтому давайте я исправлю на «фуцаненок»». И вот такое знание этой тонкости меня совершенно поразило, и стало ясно, что никакого другого авторитета просто не может быть. А поскольку лицо у Юрия славянское, то в итоге мы и решили окончательно остановиться на том варианте, где вместо Заура был бы Матвей. И мне кажется, что в фильме он выглядит очень авторитетно.

Желатиновое стекло мы кидали на головы наших авторитетов, когда над ними разбивался стеклянный потолок. Кстати, желатиновое стекло очень интересно выглядит: действительно, полное ощущение, что это осколки толстого оконного стекла с очень острыми краями. Но на самом деле желатиновое стекло совершенно мягкое. И всё это получается настолько необычным, что хоть в магазин приколов продавай эти осколки. Представьте, вы берете такой треугольный кусок стекла, который явно острый, явно опасный, изо всех сил проводите им по лицу, а у вас не остается никакого следа, потому что этот кусок стекла сделан из мягкого силикона. Вот такие в кино бывают маленькие хитрости.

Засыпанный желатиновым стеклом стол авторитетов

А Лида у нас действительно заболела. Поэтому в следующий раз пришла только в павильон уже на последний съёмочный блок. Там мы ее и встретим.

Лидия Раевская | Дневник «На игре». 71-й день: Драка в «Караване» (продолжение)

Итак, город Королёв, кафе «Караван» (оно же — «Шахерезада»), и съёмочная группа фильма «На игре». Снимается всё та же сцена драки, только теперь ещё с участием Лены (Агния Дитковските). На столике у гримёров стоит всё тот же стаканчик с кофе, только сегодня его сторожат в шесть глаз, и уже не говорят «Кофе не пить, это мы актёров поливать будем», а просто прячут под стол, как только к их столику направляется хоть кто-то. Доверия нет никому. Даже режиссёрам и продюсеру. От них кофе прячут особенно тщательно.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

В двух словах, почему наша «Шахерезада» стала «Караваном»… Значит, в книге Чубарьяна было кафе «Шахерезада», соответственно и в сценарии тоже было кафе «Шахерезада», кафе, в котором Максим впервые применяет свой дар, столкнувшись с хулиганами. Когда мы искали кафе, то нашли кафе под названием «Караван». И так в итоге его и сняли. То есть, кафе называется «Караван», но мы его по инерции продолжали называть «Шахерезада».

Шутки кончились

Напомню, что смысл этой сцены был в том, что к Максиму и к его девушке пристали хулиганы, и Максим в первый раз проявляет свои приобретенные способности, неожиданно для себя раскидав этих хулиганов приемами из игр. И это та самая сцена, с которой началась моя работа над этим фильмом. Потому что когда мне позвонил Алексей Рязанцев, чтобы рассказать об этом фильме, то он в первую очередь рассказал именно про эту сцену. Это самый первый бой Максима, поэтому в этой сцене он еще сам не осознал до конца, что же это у него за способности такие. Потом еще будут два других более интересных боя: один с парнем, который был тренером по кикбоксингу, а другой с охранниками на базе, когда Максим там дерется, ну как настоящий Бонд или Борн… В общем, дает шороху. А в «Караване» это была первая разминка.

Павел Санаев спешит вмешаться

А с рисованием этого шрама была вот какая история. Во второй части фильма был очень большой блок (практически одна из основных сцен), который должен был происходить на море. Потому что наша история большая, и нужно было менять место действия, чтобы не толкаться всё время на каких-то заводах, ангарах, заброшенных пустырях и т.д. Поэтому нужно было как-то вывести это всё на простор, и в связи с этим была придумана некая история, которая происходит на море, на корабле, где везут оставшийся тираж этих дисков. И этот блок переписывался, наверное, раз пять, потому что вначале, в первом варианте сценария, там был и гидросамолет, и высадка на парашютах… В общем, богато было. Гидросамолет полетел первым при сокращении сметы. Потом эту историю переписали по-другому, но выяснилось, что всё равно это много, потому что нам сразу сказали, что максимум, сколько мы сможем снимать на корабле, это десять дней. А та сцена, которая была расписана в сценарии, она тянула дней на двадцать. Но нам сразу было сказано: «Ребят, десять дней и всё, и больше у вас не будет». Забегая вперед, скажу, что в итоге у нас получилось пять дней, потому что когда мы приехали снимать, выяснилось, что нет ни одного корабля, поскольку все они ушли в море и так и не вернулись из-за шторма. Один-единственный корабль, не тот, с которым мы договаривались изначально, а другой, все-таки как-то успел прорваться, и на нем мы в итоге и работали. Работали как раз эти самые пять дней, поскольку через пять дней он уходил в очередной рейс. И поэтому часть сцен была переписана в ночь. То есть, изначально они были дневными, но мы сделали их ночными, чтобы просто успеть снять всё за более долгую смену. И вот в тот момент, когда мы снимали «Караван», как раз решалось, что же там у нас на море будет происходить, какой у нас будет корабль и т.д.

С точностью до миллиметра

И что касается клейма, то его носителем был, конечно, никакой ни пират, а некий контрабандист, хорват, Дарио Шимич, роль которого исполнил Сергей Газаров. И этот контрабандист занимается ни такими уж непонятными вещами: он перевозит ценный металл из Украины через Турцию и дальше. То есть, это обычный такой контрабандный бизнес. И этого человека нанимает наш герой Покровский (роль Михаила Горевого), который случайно получил в руки эти диски… Нанимает, чтобы вывести этот тираж дисков за рубеж. Соответственно, наши ребята при помощи технических возможностей конторы вычисляют местоположения корабля и захватывают его, чтобы заполучить эти диски. И поскольку этот Дарио Шимич появлялся ненадолго, то хотелось придумать ему какую-то историю, какую-то черту, фишку, которая была бы у него отличительной. И придумали, что он в молодости хотел сорвать большой куш, переправив партию наркотиков, попался пиратам, которые ограбили его судно, отобрали товар, а он с тех пор выплачивает своим заказчикам долг за этот потерянный товар. И поэтому у него на правой руке клеймо должника (змея, свернувшаяся в кольцо), из-за которого он постоянно носит перчатку без пальцев, которая это клеймо закрывает. И в этот день как раз была проба грима, когда на руке Саше Бондарева пробовали это клеймо, чтобы посмотреть, как оно будет выглядеть. И, кстати сказать, это именно Сашина рука будет во втором фильме крупным планом, потому что мы делали этот грим и сверху надевали перчатку. А если перчатку снять, то легко можно было его испортить. Поэтому, чтобы сэкономить время, мы на съемочной площадке снимали в одном кадре руку Сергея Газарова, когда он снимал перчатку, а уже с клеймом, крупным планом, снимали руку Александра Бондарева. Ну, руки у них похожи, поэтому разницы никто не заметит.

(без подписи)

Лидия Раевская | Дневник «На игре». 70-й день: Драка в «Караване»

Сегодня съёмки проходили в подмосковном Королёве, в каком-то узбекском кафе «Караван», очень подходящем под описание кафе «Шахерезада», придуманным Павлом Санаевым. Именно тут три дня будут снимать «сцену драки в кафе «Шахерезада». По крайней мере, именно так в сценарии обозначен этот эпизод.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Вот просили мы Лиду: не пиши так, чтобы мы выглядели полными идиотами… Но, видно, у нее такой стиль, и ничего с этим не поделаешь. …Я сейчас вспоминаю, что вообще мне везет на изготовление туалетов. Потому что, действительно, иногда так строится сцена, что кому-то необходимо или спрятаться в туалете, или просто зайти в него… И далеко не всегда этот туалет расположен на объекте так, как нужно. Я сейчас вспоминаю фильм «Последний уик-энд», где в одной из сцен героиня пыталась спастись, сбежав через окно туалета… И нам для этой сцены нужна была пустынно стоящая бензоколонка, где были бы магазинчик и туалет. И мы нашли идеальную бензоколонку, но в ней не было ни магазинчика, ни туалета. И декораторы с одной стороны этой бензоколонки построили магазин, а с другой – туалет. И в итоге все это смотрелось идеально. И, вы не поверите, но стоило нам отлучиться, как в этом туалете появлялась куча. Хоть он был и бутафорским, но неглубокая дырка там, конечно же, была. И я очень боялся, что нечто подобное может произойти и здесь. Но – обошлось.

Репетиция

«Хулиганы, приближенные к авторитету Хызыру»… Думаю, что такая фраза должна сразу вызывать ощущение, что это будет какой-то дикий трэш, но мы очень постарались сделать так, чтобы ничего подобного в нашем фильме не было. Поэтому, несмотря на то, что роли кавказцев были небольшими ролями, мы взяли на них очень хороших актеров. Например, у нас Важу играл замечательный артист, который сыграл Пиночета в «9 роте» – Сослан Фидаров. Он замечательный парень, очень органичный, и персонаж его получился очень интересным: собирательный образ таких наглых выходцев с Кавказа, но вместе с тем какой-то обаятельный, остроумный, и отнюдь не глупый персонаж, а просто привыкший брать то, что считает нужным. И мне очень нравится то, что его герой получился не карикатурным. Там, конечно, не было ничего подобного, вроде «ты чего такой дерзкий, ты вообще с какого района и дай закурить», – а была как раз очень живая сцена намеренного унижения одним человеком другого, которая, что вполне естественно, разрешилась дракой.

Драка с участием Максима – это вторая сцена в фильме, когда у геймеров появляются некие способности. У нас вообще весь фильм маховик событий раскручивается по нарастающей. Сначала Вампир и Рита приходят в тир, и Вампир вдруг начинает видеть перед глазами прицел пистолета, и понимает, что этот прицел никак не связан с рукой, что он может стрелять из реального оружия, и при этом будет таким же метким, как и в компьютерных играх. А второй человек, который сталкивается с проявлением этого дара – это как раз Максим. Кстати, была целая история с тем, как мы придумывали что-то, что должно бы было изменяться в лице, чтобы мы понимали, что именно в этот момент включаются какие-то супервозможности. И вы могли видеть в ролике (а некоторые уже и в фильме), что в такие моменты начинал пульсировать зрачок. Потому что, если так подумать, то очень немного можно придумать в лице изменений, которые бы, с одной стороны, были заметны, а с другой – были бы физиологически более-менее реальны. Краснеющие как у вампира глаза, растущие клыки и дым из ушей – нам однозначно не подошли бы. И, как мне кажется, наши графики справились с этой задачей, поскольку складывается ощущение, что пульсирует живой зрачок.

Операторы за работой

А объект действительно оказался далеко, и было очень неудобно туда ездить. Но на самом деле это были издержки нашего короткого подготовительного периода. У нас в фильме было порядка восьмидесяти различных объектов, каждый из которых надо было посмотреть, утвердить и т.д. И каскадеры с самого начала сказали, что хотят такое кафе, где можно было бы подвешивать людей к потолку. Поэтому мы долго искали кафе, в котором можно было бы реализовать их пожелания, и в итоге нашли его под Королёвом. Мы со Славой Гурчиным съездили туда, посмотрели, сказали, что, да, все нормально, но давайте искать еще. Но поскольку мы уже сказали «нормально», то никакого другого кафе уже особо не искали. И когда подошел день съемки, оказалось, что у нас есть один единственный объект, и находится он в Королёве. Но делать было нечего, поэтому снимали там.

Облитый кофе Сослан Фидаров

Лидия Раевская | День 58-й: Прощай, Подольск!

И снова Подольск. Крайний съёмочный день. Очень холодно, ибо конец сентября, а Подольск с режиссёром Санаевым — это вам не Гагры с режиссёром Якиным. Одно радует – проливные дожди закончились, и вода из оврага ушла. А стояла по колено, между прочим. В общем, холодно, хочется спать (ибо на дворе ночь), и есть (потому что просто хочется). Ещё хочется в джакузи с неграми, но это уже никого не волнует.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Вообще эта ночная съемка в Подольске привела к тому, что когда я в семь утра приехал домой, вышел из машины и пошел к своему подъезду, мне навстречу вышла соседка, с которой я приветливо поздоровался. На что она ничего не ответила, а только лишь шарахнулась от меня, чуть не ударившись головой о стену дома. И потом только выяснилось, что она меня не узнала, а приняла за бомжа. Думаю, что это действительно было так, поскольку я был в ботинках уделанных грязью, в перепачканных джинсах, в пуховой куртке с разорванным боком, из которого торчали перья, вата, поролон… В общем, вид у меня был совершенно потрепанный. Добавьте к этому еще и то, что я был после бессонной ночи… А один мой товарищ как раз в эти съемочные дни был в Париже, и он звонил и смеялся надо мной, что вот, мол, он сейчас сидит в ресторане и заказывает себе устриц, а я снимаю в каком-то цементном карьере. И каждый раз он добавлял: это так происходит потому, что мы должны сохранять баланс… И вот я 15 дней сохранял этот баланс.

Да, такого Павла Санаева можно испугаться

Про взрыв я уже рассказывал. Взорвалось хорошо… Единственно, там еще предполагалось, что в этом энергоблоке есть некие емкости с жидким азотом. И когда всё это взорвется, то ко всему прочему еще и растечется азот. А азот, как известно, дает белый тяжелый дым, и вот этот дым должен будет стелиться по земле, в результате чего картина разрухи будет еще более ужасающей. Всё так и произошло: после взрыва растекся азот, и всё застлало дымом. Но только этот общий план в кино не войдет, потому что графики нам сказали: ребята, вы, конечно, красиво дым сделали, но вот только ваш дирижабль, который у вас в это время должен быть наверху, мы никак через дым не нарисуем.

Азот

А трупы действительно были очень забавные… Ведь мы же не положим людей на несколько часов на землю, пусть даже и за деньги, при трех градусах тепла. Причем, они в таком случае должны бы были не просто лежать, а лежать неподвижно. Следовательно, нам нужны были муляжи этих тел. Мы их сделали из поролона, надели на них форму… Естественно, что с высоты ста метров, с которой эту сцену снимала камера, этого было не видно. Но вблизи они смотрелись очень забавно: когда из-под военной формы над плечами возвышалась квадратная голова, где фломастером были нарисованы волосы, на эту голову надета какая-то кепка, а из рукавов торчали поролоновые руки… Я думаю, что Лида зря не утащила одного из таких манекенов, потому что, я думаю, у нее бы проблем с личной жизнью с тех пор не было бы никогда, хотя, мне кажется, что у нее их итак нет.

Взрыв энергоблока

Лидия Раевская | На игре. День 56-й. Гурчин — пошляк!

Сегодня — уже не помню, какой съёмочный день. Но, судя по тому, что на прошлой неделе вся группа, спрятавшись в различные укромные места, ела торт, купленный администрацией в честь юбилейного, пятидесятого, съёмочного дня — сегодня приблизительно пятьдесят шестой день. Точнее не скажу. Да вам и не надо.
Сегодня на площадку пригнали новую технику, которой я раньше не видела. Такой типа подъёмный кран со стрелой. Только маленький, и на конце стрелы висит камера, которая лично мне почему-то сильно напомнила робота Валли из диснеевского мультика. Эта камера так прикольно крутила квадратной головой во все стороны… Специальный механик камеры стоял за краном, и нажимал какие-то ядерные кнопки, отчего стрела то вдруг увеличивалась, то скукоживалась. А камера весело вращала головой.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Думаю, что на данном этапе – это будет моя самая любимая статьей из тех, что были написаны Лидой… Очень смешно! Мне понравилось!

Каскадер Руслан и Тихон Жизневский

Значит, что касается вот этого страшного девайса, о котором написала Лида, то речь идет о телескопическом кране, или как он примерно правильно называется – стреле с управляемой телескопической головкой. Очень прикольная штука, которая позволяет практически в любом направлении передвигать камеру в радиусе девяти метров от того места, где она находится. Этой камерой, например, был снят один из моих любимых кадров в фильме «Казино Рояль». Когда Джеймс Бонд бежит через клумбу к своей машине, подбегает к ней, заводит мотор, а камера каким-то чудесным образом перелетает через машину, оказывается около ее заднего колеса и снимает вот этот букс, с которым машина трогается. И всё это в одном кадре. И пока я не узнал о возможностях этой стрелы, я даже не мог себе представить, как это снято… Я смотрел и не понимал. И когда еще наш фильм был только на стадии подготовки, я этот вопрос задал Славе Гурчину, на что он мне сказал: «О, это есть такой кран, который мы тоже закажем и тоже снимем что-нибудь такое забавное». И с помощью этого крана мы сняли очень много кадров… Он к нам приезжал раз двенадцать, а то и больше. Например, им снята вот эта панорама, которую описала Лида, когда камера идет сверху, проходит через весь цех, потом опускается вниз, провожает идущего человека и выходит на средний план разговаривающих людей. И этот же кран снимал, когда камера пролетала над приземлившимся самолетом, после чего она выходила на подъезжающие машины. В общем, очень и очень хороший прибор, позволяющий снимать интересные пластичные кадры. И вообще я думаю, что при съемках большого кино такой кран должен быть практически на каждой смене. Им не нужно снимать всё, но если вы с его помощью снимете в день хотя бы один кадр, и у вас в течение пятидесяти смен накопится пятьдесят таких кадров, то каждый раз это будет украшением фильма. Но самое главное, это не столько сама эта камера, сколько тот человек (отдельный ему привет), который этим всем управляет. Потому что все эти точные движения – это действительно очень сложная работа. На пульте один рычажок поворачивает стрелу вправо-влево и этот же рычажок поворачивает ее вперед-назад. А другой рычажок управляет головкой, на которой закреплена камера. И вот это сочетание движений дает возможность выстраивать панораму. И то, насколько точно человек умеет это делать – залог успеха в плане удачной реализации того или иного кадра. Это на самом деле очень ювелирная работа, которую я бы сравнил со стыковкой космического корабля.

Телескопический кран

И, к слову, Лида тут немножко напутала. Не так всё было просто, как она пишет. Во-первых, никак крупных планов боевиков мы в тот день не снимали. Мы в тот день снимали только панораму с помощью этого самого телескопического крана. И у нас никак не получалось эту панораму выстроить, потому что там было очень сложное движение камеры, в котором у нас никак не получалось поймать одного из второстепенных героев. Камера все время проходила как-то над ним и не брала его в кадр. И вот уже кончилась смена, кран вот-вот начнут разбирать, но я прошу снять еще один дубль… Мы опять начинаем съемку. И вот оперативник, которого провожает камера, в очередной раз несет один из тех пейнтбольных маркеров, с которых ребята начали бойню, и когда этот оперативник проходит как раз под камерой, у него от этого маркера отваливается пластмассовый контейнер для шариков, который он наклоняется, чтобы поднять… И вот эти две секунды, которые он потратил на то, чтобы поднять контейнер, дали камере возможность спуститься ниже и мы, наконец-то, смогли захватить в кадр того человека, которого у нас никак не получалось захватить. Вот такая случайность добавила хорошего хода и камере, и придала какую-то вкусность самому эпизоду.

Сергей Чирков, Павел Прилучный, Евгений Харланов

Лидия Раевская | Дневник «На игре». День сорок восьмой. Печка

Москва. Завод ЗИЛ. База автоугонщика Хызыра. Нет, это не дежавю, это мы временно перебрались из Подольска в Москву, и ждём, пока вода, которой сейчас в овраге по колено Санаеву и по… не скажу, по какое место мне — не уйдёт.
Все основные сцены на ЗИЛе уже отсняты и сейчас мы снимаем маленькие эпизоды: проезды-отъезды машин, уход с базы геймеров, осмотр базы милиционерами и так далее.
( Рассказываю подробнее. )

Комментирует Павел Санаев

Да, выдумщица наша Лида… Вот уж совсем не помню разговоров про то, что сжигать надо было задние номера, а в печку бросили передние, потому что и передние, и задние номера вообще-то у машины одинаковые. А что касается печки, то она с самого начала была прописана в сценарии, и вот почему. По сюжету Максиму грозит реальная опасность, поскольку он доставил неприятности неким нехорошим людям. Эти нехорошие люди поймали Максима и решили просто убрать его – засунуть в эту печь, пустить газ и дело с концами. И поэтому у наших декораторов с самого начала стояла задача, что при любом раскладе, где бы мы ни снимали, какой бы это ни был объект, там должна быть печка. И я помню, что на одном из первых объектов была настоящая печка, но когда база Хызыра переместилась на ЗИЛ, то ее пришлось строить. И художники-декораторы построили ее сами, и построили настолько здорово, что все думали, что она настоящая: например, там была дверь от настоящей печи, там были какие-то детали от настоящей печи… Она, правда, была не столько муфельная, сколько обычная газовая печь, но мы ее по привычке называли «муфельной».

Лебедь (Борис Тенин) и Хызыр (Магомет Костоев)

Но потом возник вопрос, а для чего этим нехорошим людям самим нужна такая печка на базе, если они занимаются угонами машин? Мы же эту печку должны как-то заявить. И тогда решили, что в ней от угнанных машин сжигают алюминиевые номера. И первый кадр на базе Хызыра начинался именно с того, что горит пламя, бросают номера в поддон, закрывают дверь, потом камера поднимается на стекло этой двери, за стеклом бушует пламя, а в отражении появляется въезжающий на базу джип... Довольно красивый кадр, который вы обязательно увидите в кино. Мы еще пытались заснять, как горят собственно автомобильные номера, но из этого ничего интересного не получилось, поэтому этот кадр в фильм не вошел.

Сергей Чирков (Вампир) и Алексей Бардуков (Максим) на съемочной площадке

Что же касается того, что наши операторы не отражаются, то, к сожалению, это не правда. Поэтому Лида могла бы смело подставлять им шею. Операторы отражаются, и очень часто отражаются, а уж в машинах так вообще постоянно… И не только операторы, но и вся съемочная группа. Но на этот случай нас всегда выручает компьютерная графика. У нас в фильме, наверное, кадров восемь, которые проходили через обработку компьютерной графикой, где вся задача сводилась к тому, чтобы убрать вот эти отражения группы. Для этого специалист по графике, который всегда присутствовал на площадке, снимал на фотоаппарат поверхность машины, в которой отражались операторы или группа, и так образом получал текстуру этого бока автомобиля. И потом, уже у себя в компьютерах, графики замазывали эти места тем материалом, который они подготовили.

Павел Санаев и Борис Тенин

А про моторчик я что-то не помню. Но, видимо, это был моторчик от ЗИЛа… Кстати, про технологии ЗИЛа я уже рассказывал, в частности, я рассказывал про земледельческий цех… Но мне еще довелось побывать и в литейном. Сказать по правде, выглядит это, как Мордор во «Властелине колец»... Низкие потолки (ниже двух метров), металлический пол, выложенный железными плитами, в которые уже въелась сажа. Причем видно, что эти плиты лежат там с сороковых годов. И везде по цеху стоят контейнеры, в которых лежат детали от коробки передач, мотора и т.д. Проходишь дальше и видишь такую картину: из стены едут крюки… Причем крюки такие, как показывают в фильмах ужасов. И на этих крюках выезжают отлитые детали, человек их подцепляет какой-то хренью, сбрасывает в контейнер… И вот во всем этом цеху работали два или три человека, покрытые какой-то металлической пылью, в касках с фонариками, как у шахтеров… Очень им сочувствую – это действительно каторжный труд.

Лидия Раевская | Дневник «На игре». День сорок второй: Взрывы под Подольском, часть 2

…Около четырёх часов утра приехали пожарники и машина реанимации, к половине пятого заминировали казарму, а без двадцати пять разбудили спящего Серёжу Чиркова и напомнили ему, что он актёр, играет тут Вампира, и щас полезет на вышку, где будет стрелять из гранатомёта.
Одна из гримёрш старательно расчёсывала длинноволосый парик, который будет на каскадёре – дублёре Марины Петренко, а вторая активно мазала гримом ещё не проснувшегося толком Серёжу.
— Мне такой страшный сон приснился… — вдруг открыл глаза Чирков. — И не спрашивайте, что мне снилось. Сам не помню. Но было страшно.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

У меня есть ощущение, что Лида в своих носочках так замерзла, что у нее уже спутались съемочные дни. Потому что не было такого, чтобы джип влетал в казарму, и тут же следовал взрыв. Джип, влетающий в казарму – это один кадр. А взрыв казармы – это совсем другой кадр, который снимался в другой день. А взрыв бункера – это третий кадр, который снимался в третий день. Поэтому в одну и ту же смену мы не снимали въезд джипа в казарму, и взрыв этой самой казармы. Так что история об осветителе, который снимал джип и поэтому не снял взрыв – это уже, видимо, Лидина фантазия, у которой в голове смешались несколько съемочных дней… Что, кстати сказать, и не удивительно. Говорят, что есть «совы», и есть «жаворонки»… Но ведь «жаворонки» – это те, кто в первой половине дня чувствуют подъем бодрости, а «совы» – те, кто этот самый подъем чувствуют во второй половине. Но, по-моему, практически нет людей, которые бы были приспособлены к ночному образу жизни. Я, например, «сова». И первая, вторая, третья смены ночных съемок переносятся еще нормально, но вот потом уже в голове что-то такое происходит, и организм как-то по-другому начинает функционировать. Ты начинаешь путаться, начинаешь что-то забывать… Мы специально попросили, чтобы нас с Владиславом Гурчиным и Максимом Малининым поселили поближе к съемочной площадке, поскольку от Подольска до Москвы ехать где-то полтора часа. То есть, если бы мы в семь утра заканчивали смену, то полтора-два часа мы бы ехали домой, ложились бы спать, просыпались бы в пять часов вечера и опять полтора-два часа ехали на площадку. И поэтому нас поселили в каком-то желудочно-кишечном санатории, недалеко от этого карьера… И было очень забавно, когда там ходят бабушки и дедушки и пьют минеральную водичку, а тут вдруг заходят два здоровенных жлоба (Владислав Гурчин и второй оператор Юрий Литвинов), садятся за стол, едят эту диетическую котлетку и просят принести им добавки. Однажды какой-то дедушка, сидевший за соседним столиком, спросил у нас: молодые люди, а вы спортсмены, на сборах здесь? Но безусловным плюсом было то, что там было очень тихо, поэтому, когда нас привозили со смены, мы сразу же ложились спать, и никто нам не мешал. Но все равно после нескольких дней такой жизни ты чувствуешь, что начинаешь теряться во времени и пространстве. Поэтому, мне кажется, что и на Лиду это подействовало.

Дублер Марины Петренко

В связи с этим дело было так. Сначала мы снимали выстрел из гранатомета, а потом уже отдельно снимали взрыв казармы. Причем пиротехникам в данном случае надо было очень хорошо поработать, поскольку сначала ведь в казарму влетает заряд, разбивая стекла, потом внутри происходит первый взрыв (взрывается заряд), а потом уже в казарме детонируют, находящиеся в ней, боеприпасы, в результате чего происходит еще один взрыв – более сильный. Сложность всего этого была в том, что казарма ведь была декорационной – то есть, пустотелой. А взрыв должен был быть объемным. Поэтому около каждого окна наши пиротехники ставили мортиры, забивали их пиротехническим зарядом, добавляли какое-то тряпье, мусор, цементную пыль, горючие смеси… На все это у них ушло четыре часа. Мы в этом время выставляли четыре камеры, и когда они закончили, начали снимать. Я сижу около монитора, происходит взрыв… И вот одновременно вокруг меня человек пять, включая и меня самого, в один голос говорят: ни х…я себе! Потому что действительно взрыв был неожиданно сильный. Мы ведь привыкли иметь дело с киношной пиротехникой, но в этот раз жахнуло так, что действительно содрогнулись стены карьера. Мы переглядываемся, и я думаю: да уж… нам через несколько дней взрыв бункера снимать, поэтому если у них так жахнула маленькая казарма, то, что же тогда будет, когда дело дойдет до бункера. И что касается бункера, то хочу сказать, что его пиротехники заряжали целый день. И там главная проблема была в том, чтобы он «не зевнул» во время взрыва. Поскольку он тоже был пустотелый, то была вероятность того, что во время взрыва стенки бункера могли разойтись и схлопнуться. Но пиротехники очень хитро расставили там свои мортиры, поэтому взрыв тоже получился отличным.

Вышки тоже взрывали

Надеюсь, что наши взрывы совсем не мешали жителям Подольска, поскольку этот карьер был в стороне от жилых построек. Рядом с ним был только цементный завод, что очень мешало нам, потому что цементная пыль устилала всё дно этого карьера, и после дождя начинала как-то очень ядовито пахнуть. И у всех у нас был жуткий аллергический насморк с чиханием, поэтому все салфетки, которые были в буфете, уходили на то, чтобы сморкаться. Не полезная, в общем, для здоровья история.

Взрыв бункера

Лидия Раевская | Дневник «На игре». День сорок второй: Взрывы под Подольском (часть 1)

Наступило бабье лето. И мои новые скрипучие сапожки, которыми я планировала ослепить жителей Подольска, оказались неактуальны. Зато ко времени пришлись шорты, носочки цвета гомосексуалиста и кроссовки. Почему-то мне показалось, что именно такой наряд наиболее подходит для ночных съемок в овраге на окраине Подольска. Как оказалось, я себе сильно польстила. Ничему меня не научила кочевая жизнь. И неизвестно еще: научит ли? Ночные съемки — это съемки с пяти вечера до пяти утра, или с семи вечера до семи утра. В общем, куда не плюнь — а все равно спать хочется.

( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

В предыдущих статьях я уже рассказывал о том, как мы искали это место для базы. И в эти ночные смены мы снимали, как Максим, Рита и Вампир приезжают на базу и с боем прорываются на дирижабль Бориса Сергеевича. Перед началом съемок этот эпизод был полностью продуман драматургически. Поскольку и в сценарии, и в первоначальном литературном варианте бой был описан очень приблизительно. То есть, мы понимали, что герои пришли на базу, что они должны кого-то захватить, но разработка боя — это была отдельная история. Поэтому в сценарии все было прописано схематически. А детальная разработка боя пришлась на тот этап, когда база была уже построена, и мы могли понять, что же там вообще можно было бы снять.

Сергей Чирков (Вампир) на съемочной площадке

Когда мы увидели базу, то стало понятно, что ее самый центральный элемент — это бетонный бункер, в котором расположен пульт управления и дирижаблем, и самой базой. Плюс казармы, плюс вышка. И джип, которым можно что-нибудь протаранить. Поэтому нашим героям предстоял некий «квест» — прежде, чем взорвать бункер, они должны были проникнуть в казарму, чтобы из оружейки забрать радиоуправляемую взрывчатку. А до казармы они должны были в принципе попасть на территорию базы. И вот этот весь бой был разбит на 12 ночных смен. Два дня мы снимали схватку на КПП, потом мы снимали, как Вампир из гранатомета расстреливает с вышки одну из казарм… Кстати сказать, в первую смену этой сцены мы успели снять буквально кадров пять, как вдруг полил очень сильный дождь, и смена на этом закончилась. И вообще с этой базой была целая история. Поскольку она была построена в карьере с песчаной почвой, то ее после дождя развозило в кашу. И мы таким образом выстроили график, что когда начинался дождь, мы отправлялись на «ЗИЛ», снимать бой на базе Хызыра. Когда дождь заканчивался, ехали в Подольск снимать бой на базе Бориса Сергеевича. И, кстати, поскольку эпизодические актеры и там, и там были одни и те же, то иногда у нас одни и те же боевики были и на базе Хызыра, и на базе Бориса Сергеевича. Но этого, конечно, не будет видно, поскольку те, которые повторялись — они всегда были на заднем плане.

Алексей Бардуков (Максим) на съемочной площадке

А вот что касается газовых горелок, то это действительно нужно, поскольку мы сначала снимали взрыв, а потом снимали реакцию героев на этот взрыв. И понятно, что в таком случае на их лицах должен быть огненный отсвет. И для этого специально ставятся газовые горелки, которые имитируют отблески огня и отблески взрыва.

Продолжение следует…

Лидия Раевская | Дневник «На игре». День тридцать девятый: Колеса ЗИЛа

Вы когда-нибудь были на заводе ЗИЛ? Может быть, крали оттуда что-то? Искали там клад? Водили девушек на экскурсию? Больше ничего в голову не лезет… Потому что, по моим скромным наблюдениям, там можно или что-то красть, или снимать кино. Ну и работать, наверное, тоже. А больше там делать нечего. Да и не пустят вас туда без причины. И уж тем более, не выпустят обратно.

В общем, ценой неимоверных усилий, я проникла на территорию завода ЗИЛ, и что я там увидела? Правильно. Светобазу съемочной группы. Здоровенный такой трейлер, который возит не знаю что, но, по-моему, ядерный реактор. Стало быть, съемки теперь у нас тут.

В огромном ангаре, куда запросто поместится самолет и сборная Японии по сумо (в составе трехсот человек), Павел Санаев снимает интерьер автобазы уголовника Хызыра. Автобаза, конечно, прикрытие. На самом деле — это притон для уголовников и место для дислокации наемных боевиков. В абразивном цеху ЗИЛа выстроены декорации: длинный стол, заставленный мисками-кружками, и, подвешенный на крюк, над огнем висит двадцатилитровый казан с пловом. Снимается сцена приезда на базу боевиков, и сцена их убийства геймерами в момент поглощения наемниками пищи. Ужасная кровавая сцена. Снимается она уже пятый день, поэтому плов успел слегка протухнуть. А бюджет, между прочим, не резиновый. Чтоб продукты каждый день переводить. Поэтому в конце каждого съемочного дня этот плов выгребали из чана, запихивали в мешок, а утром снова клали в казан. И не просто клали. Казан, я напомню, двадцатилитровый. Бюджет не резиновый. Плова в наличии — два килограмма. Теперь вопрос: как сделать, чтобы этого плова стало двадцать килограмм, не потратив при этом денег?

( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Так, ну с какой же стороны начать… Наверное, начнем с завода «ЗИЛ». Завод «ЗИЛ» вообще производит впечатление какого-то инопланетного мира, особенно те его цеха, которые находятся в самом страшном запустении. В них стоят какие-то непонятные заржавевшие, обугленные машины с четырехэтажный дом, какие-то дикие шестеренки… Вы не поверите, но «ЗИЛ» до сих пор выпускает свои автомобили по технологии, по-моему, 40-х годов. У меня все это вызвало ассоциации с каким-нибудь фантастическим фильмом из серии: «на этой заброшенной планете когда-то были странные машины»…

Панорама абразивного цеха

А первоначально, кстати, мы хотели снимать в другом цеху. Он нам тогда больше приглянулся, поскольку там было много разных стеллажей, каких-то красивых световых теней, было большое количество транспортировочных лент, и помимо всего этого стояли большие металлические чаны, похожие на мусорные баки, полные мелкой черной пыли. И вот весь этот цех был в этой черной пыли. И мы не могли понять, что же это такое? Было такое ощущение, что это цех по производству черной пыли. Тем более, что в нем еще стояли два вагона тоже битком набитые этой черной пылью. То есть, все говорило о том, что стоит огромный цех и производит вот эту черную пыль, которую потом куда-то увозят в этих вагонах.

Назывался этот цех — «земледельческий». И пыль была очень странная: вроде как земля, но как будто в нее добавлено что-то вроде графита. И в соседнем цеху я наконец-то увидел то, из чего эта пыль получается — это форма для отливок. То есть, они отливают детали в земляных формах, и потом эти формы перемалывают в пыль и заново пускают в производство. И вот мы решили в этом земледельческом цеху снимать. Но дело в том, что оба раза мы смотрели этот цех в субботу и в воскресенье. А потом, когда приехали туда в понедельник, то выяснили, что это рабочий цех, и когда мы в него сунулись без респираторов, то на нас там все смотрели абсолютно дикими глазами, не понимая, что здесь делают эти идиоты… В общем, мы там постояли несколько минут, после чего Максим Малинин сказал, что мы сейчас все погибнем от этой пыли, и поэтому отсюда срочно надо уходить. В итоге, мы стали искать другой цех, которым стал абразивный. Тоже, надо сказать, не самое полезное для здоровья место.

Магомет Костоев в роли Хызыра

Что касается того, что наемники у нас не простые, а тщательно продуманные, то историю их появления я уже рассказывал в одной из предыдущих статей. А Хызыр в данном случае — некий полукриминальный элемент, который решил подработать, предоставив этим наемникам перевалочный пункт. Поскольку их перебрасывают за шестьсот-семьсот километров, то где-то же им надо выйти, чтобы перекусить, оправиться, отдохнуть.

«Тушенка говяжья, город Натяговск»

«Тушенка говяжья, город Натяговск»… Я все обещаю написать про жаргон нашего оператора, и думаю, что ближе к концу этого проекта обязательно сделаю это. И вот слово «натяговск» — это как раз слово из жаргона Владислава Гурчина, вернее — навеяно его жаргоном, поскольку слово «натягивать» было одним из его любимых слов.

Что же касается колес, то здесь Лида немного напутала. Эти колеса падали вот для чего: когда в живых оставалось пять-шесть боевиков, то нашим ребятам надо было буквально на секунду их чем-то отвлечь, чтобы потом положить всех сразу перекрестным огнем. И вот как раз с этой целью Доктор и стрелял по подвешенным на понтоне колесам. А коробочка, похожая на курятник, была сделана по необходимости, поскольку, куда полетят колеса, было непонятно, а если такое колесо, сброшенное с высоты шести-семи метров влетит в камеру, то камере кранты. И поэтому в большом ящике, в котором помещались оператор с камерой, вырезали дырочку, через которую эту сцену и снимали.

Тот самый плов

А плов реально завонялся… Вот я сейчас вспомнил об этом, и меня прямо затошнило…

Лидия Раевская | Дневник «На игре». День тридцать третий. Дебаркадер

Первым делом докладываю: процесс съёмок фильма «На игре» набирает обороты, и у нас уже отснято несколько километров плёнки. Кстати, эти километры умещаются в пяти здоровенных коробках, и весят как мой шкаф. Я это точно знаю, этот шкаф однажды на меня упал. У вас ещё остались вопросы на тему моих сиротских глаз?
Раз вопросов нет, продолжаю докладывать: сегодня мы снимали сцену, в которой Максим приходит к Комару и Вампиру, и показывает им запись, которую ему передали похитители Лены. Там Лена всячески умоляет её спасти, и это — часть плана Риты и Вампира по привлечению Максима на свою сторону. Так же снимали сцену, когда Рита наряжает Максима в парадно-выгребной костюм для постановки мини-спектакля «Пьяная невеста шастает по лесу, и отвлекает внимание охранников, а трезвый жених проникает в тыл врага». Невесту предстояло изобразить Рите, а жениха, соответственно, Максиму.
Вот. Это сегодня мы и снимали.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

В этот съемочный день мне очень понравился наш локейшен — то есть, место, где мы проводили съемку. Потому что не очень интересно, когда действие происходит в какой-нибудь квартире, например, или в кафе… Всегда хочется найти что-нибудь интересное. И вот по сюжету, Вампир просит Риту где-нибудь спрятаться, где-нибудь, где они смогут укрыться и подготовиться к своему ответному удару – нападению на базу. И мне хотелось, чтобы это место было на воде, потому что вода всегда дает ощущение большего простора в кадре. И мы нашли в Южном порту очень симпатичный дебаркадер, который до этого был водолазной плавбазой — практически дом на понтоне. Плюс, рядом с ним была очень удобная площадка, из которой мы сделали летний шатер. Поэтому была возможность снимать и на дебаркадере, и на этой площадке. Вокруг к тому же стояли старые корабли, что добавляло антуража. Самое интересное, что это место мы нашли еще весной, во время подготовительного периода, а перед съемками с сожалением узнали, что дебаркадер в ближайшее время может уплыть, поскольку его купили и хотят сделать из него какой-то ресторан в Казани. И вот-вот должен был прийти буксир, чтобы отбуксировать его к новому месту стоянки. И мы связывались с владельцами этого дебаркадера, находившимися в Казани, просили их подождать, пока мы снимем. И, насколько я знаю, они из-за нас на два месяца отстрочили перевозку этого дебаркадера.

Дебаркадер

Что же касается дольщиков, то я не соглашусь с тем, что им на площадке приходится хуже всех. На самом деле, если говорить про погодные трудности, тяжелее всем приходится актерам. Потому что вот они действительно могут в жару надеть зимнюю одежду, а зимой будут ходить в майке, а осенью им придется купаться в якобы летнем море… И такое в кинопроизводстве происходит постоянно. А дольщик всегда может найти либо черную майку, если это лето, либо черную фуфайку, если это зима. Но, действительно, они стараются ходить в черной одежде, поскольку очень часто камера отражается в предметах. К счастью, сейчас есть компьютерная графика, с помощью которой это можно убрать. Но, например, раньше, когда графики не было, очень большое количество кадров не было возможности снять именно по той причине, что отражалась чуть ли не вся съемочная группа. У нас в фильме тоже было много таких кадров, которые мы потом чистили. Но черная одежда в данном случае – это не какие-то пережитки, а просто одно дело затереть лицо и руки, а другое – затирать целый силуэт.

Один из братьев Елисеевых

А по поводу Марининых ресниц – конечно же, на свадьбе невеста должна быть в макияже… А по сюжету, Марина в этой сцене примеряет наряд невесты, чтобы в одной из следующих сцен появиться как раз в образе невесты, отвлекая таким образом охранников. Но дело в том, что дальше должны были пойти экшен-сцены, и сильный макияж во время этих сцен был бы немного неуместен… Но и без макияжа тоже нельзя было обойтись. В итоге, решили выбрать нечто среднее: красивый, но не слишком бальный макияж. Ну, а надувание шариков — это ерунда... Бывает, и не то приходится делать.

Лидия Раевская | Дневник «На игре». Всемирный день гастарбайтера

Сегодня тридцать второй съемочный день, и сцена под кодовым названием «Пустырь». Пустырь на территории автомобильного завода «Москвич». АЗЛК. На площадке — побитая жизнью машина Скорой помощи, ещё более мёртвая, чем наша новгородская Газель. Та хоть заводилась. А Скорая помощь — нет. Вернее, не заводилась она в тот момент, когда я приехала на площадку. И в этом нет ничего странного. В моём присутствии не работают даже утюги, и взрываются электробритвы. Надо, кстати, у мамы узнать: в моём золотом детстве в меня шаровая молния не попадала? А то симптомы похожие.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Забавная статья… Но Лида в ней больше увлеклась своими собственными экскурсами в детство, чем реально рассказывала о съемках в этот день. От себя хочу сказать, что я эту сцену ждал и очень за нее волновался, поскольку она была одной из самых драматичных: раненого Длинного везут в машине скорой помощи и пытаются ему остановить кровь. Стояла задача снять эту сцену максимально правдоподобно, в какой-то степени даже документально: ручной камерой, внутри машины, поскольку предполагался плотный монтаж. В скорую набилось четверо актеров, плюс режиссер, плюс оператор, плюс звукорежиссер, плюс ассистент оператора… На крышу скорой прикрепили маленький генератор, чтобы внутри был свет. И вот в таком вот виде она ездила по раздолбанной дороге вокруг АЗЛК. А мы снимали внутри, с разных точек, пересаживаясь с камерой с одного места на другое. В итоге мы прогнали эту сцену от начала до конца раз шесть-семь, каждый раз выхватывая ручной камерой разные фрагменты действия. Я доволен тем, как она получилась. А одна из причин, по которой скорая была такой раздолбанной, как раз и состояла в том, что в конце этой сцены мы ее взрывали.

К слову, начало этой сцены, а именно – когда ребята садятся внутрь скорой, мы снимали в Нижнем Новгороде, и там была другая машина тоже не лучшего вида. И вот, снимаем мы сцену, времени в обрез, свет уходит, последний дубль, кто-то из актеров дергает боковую дверь скорой – и вдруг она слетает с полозьев и с грохотом падает на асфальт. Мы орем, зовем постановщика, тот прибегает с кувалдой, начинает устанавливать дверь, она не устанавливается – постановщик чуть ли не приколачивает ее на место… Кончилось тем, что дубль мы сняли, но когда ребята закрылись в этой скорой, то дверь уже не открывалась – она захлопнулась намертво. Если бы вдруг что-то опять пошло не так, то второго дубля мы бы просто не сняли.

Вообще, машины, которые в кино горят, взрываются и разбиваются, они, как правило, с технической точки зрения оставляют желать лучшего. И что интересно: техника как будто предчувствует, что ее привезли на убой. Сколько раз я видел ситуации, когда своим ходом на площадку приезжает нормальный на вид автомобиль, но вот наступает момент, когда его надо разбить, а он не заводится. У меня на фильме «Нулевой километр» был старенький «каблук», «Москвич», который никак не хотел «умирать» в сцене погони за «Фольксвагеном». Кстати, пользуясь случаем, я очень хочу прокомментировать один момент. Когда вышел фильм, то в адрес сцены погони было выпущено немало колких слов типа: ха-ха-ха, сказочники, «Хаммер» у них не может догнать какой-то «Фольксваген Гольф»... Так вот я хочу сказать, что в этой сцене «Фольксвагену» приходилось ПРИТОРМАЖИВАТЬ, чтобы «Хаммер» его догонял. Потому что это был «Гольф GTI», который реально с легкостью набирал 200 километров в час. А «Хаммер», с его огромным лобовым сопротивлением, больше ста семидесяти-ста восьмидесяти никак не хотел ехать. И если и был небольшой киношный обман, то как раз обратный тому, в котором нас упрекали. Ну, это мы отвлеклись… Итак, в сцене погони, по сценарию, под откос должен был лететь груженый капустой «каблук». Он своим ходом приехал на площадку, но перед съемками не стал заводиться. Мы полдня пытались его завести… Завели. И вот сцена, когда его надо сбрасывать… Он опять глохнет и не заводится ни в какую. Тогда решили сбрасывать его вручную. Растолкали, пустили с обрыва, а он…. завяз колесами в земле и не скатывается. Делать нечего, время идет – решили просто снять, как он кувыркается с обрыва. Притащили доску и пять человек стали его этой доской переворачивать… Сломалась доска. В итоге, только с восьмой или девятой попытки этот «каблук» наконец-то сбросили.

Кто-нибудь прочтет это и подумает: ну, а в чем же соль этого комментария? Соль комментария в том, что техника действительно предчувствует свою кончину на съемках. А что касается запаха, то, мне кажется, Лида здесь, как всегда, немножко художественно преувеличила. Но взорвалась скорая действительно очень громко – пиротехники у нас сырую взрывчатку на площадку не привозили.

Лидия Раевская | Дневник съемок «На игре»: Боевики в Подольске

Съёмочная группа проекта «На игре» прочно и надолго обосновалась в городе Подольске. Но самого города большинство участников проекта не видели, потому что съёмки проходят на дне старого карьера. Вот карьер видели все. Описываю антураж.
Овраг, похожий на могилу для Годзиллы. На его дне стараниями художников-декораторов были выстроены декорации базы для подготовки боевиков.
Казармы, полоса препятствий, укрытые маскировочной сеткой какие-то бронетранспортёры. Я в машинах-то не сильна, если что. Для меня всё что большое и чёрное – это джип, что зелёное и длинное – то поезд «Воркута-Ленинград», а всё что дизентерийного цвета – это танк. Возможно, под сеткой был грузовик, но я в такие тонкости не вникаю. Главное – антураж.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Сразу хочу сказать, что если кто-то поморщился, читая про военную базу и боевиков, думая, что вот опять впарят шляпу из клише и штампов, то хочу заверить – в данном случае это не так. Никуда не денешься от того, что в экшен-фильме, где предусмотрена стрельба, необходимо наличие противоборствующих сторон. Есть положительные герои, и есть злодеи – наркоторговцы, террористы, бандиты – кто угодно, кого по сюжету полагается мочить. Наша задача была не в том, чтобы сделать противников наших героев как можно более оригинальными, а в том, чтобы сделать их достоверными в рамках жанра. Ведь ставка в нашем кино делалась не на масштаб экшен сцен, а на увлекательность истории. А увлекательной история может быть только тогда, когда в нее веришь. И на стадии написания сценария мы положили много времени, придумывая убедительную цепочку, которая делала бы существование военной базы с боевиками абсолютно оправданной. Цепочка получилась следующей: наш Борис Сергеевич, роль которого исполняет Виктор Вержбицкий, не просто злодейский Злодей, который хочет захватить мир, не думая, что этот захват принесет ему только неразгребаемый головняк. У Бориса Сергеевича есть четкая стратегия развития бизнес империи, которую он завещает своему сыну. Он вкладывается в разработку революционной энергетической установки, которая работает с помощью палладиевых элементов. Но загвоздка в том, что при существующих ценах на палладий, эти элементы получаются очень дорогими, и это полностью лишает установку рентабельности, а значит и будущего. Изменить это можно одним способом – получив контроль над огромным палладиевым месторождением. И такое месторождение находят в Боливии, в горах, которые контролируются мятежными правительству вооруженными группировками, которые постоянно воюют между собой. Ситуация совершенно реальная. Для наглядности, представьте, что палладиевое месторождение нашли в Чечне 1995 года. Каким образом тот же Борис Березовский мог бы прибрать этот палладий к рукам? Выбрать одного полевого командира, умножить его силы оружием и наемниками, и поручить ему установить над местностью полный контроль, пообещав долю от прибыли. Так же действует и наш Борис Сергеевич. Его секретная база на самом деле – тренировочный лагерь и перевалочный пункт для небольших групп наемников, которых он планирует перебросить в Боливию и передать полевому командиру Вильермо Меркадо. А теперь представьте, что появились диски, способные превратить пацана-геймера в солдата, превосходящего любого наемника. План можно упростить – достаточно отправить в Боливию несколько тысяч дисков, и навербовать на месте несколько тысяч геймеров.

В сцене, о которой пишет Лида, Вильермо Меркадо приезжал к Борису Сергеевичу, чтобы лично посмотреть на геймеров в действии. В плане поиска это был самый сложный объект. Еще на стадии создания концептов предполагалось, что это будет некая гористая местность, где будет красиво смотреться дирижабль. Очень долго не могли найти ничего подходящего, пока наш художник не нашел в Подольске известковый карьер, который был окружен такими высокими и красивыми скалами, как если бы это был Крым или юг России. И там мы выстроили нашу базу, с казармами, тренировочной полосой, бункером, посадочной площадкой и прочими атрибутами. Это первое.

Второе… В России есть такой славный парень Алексей Мальков, с которым я сотрудничал еще на съемках «Нулевого километра» (в то время он был начальником службы безопасности клуба «Дягилев»). Зная, что для каждого экшен-фильма требуются крепкие ребята, Алексей создал базу данных, куда собрал всех пригодных к съемкам борцов, боксеров и даже действующих спецназовцев. И все уже знают, что если требуются крепкие парни-боевики, то можно обращаться к Алексею Малькову, который приведет сколько нужно – хоть пять, хоть сорок. Но ребята эти, понятное дело, недешевые. А мы, ужимая бюджет, решили, что не нужны нам такие дорогие статисты, и по совету «знающего человека» пригласили на съемки игроков в страйкбол. «Знающий человек» расписал их как аццких вояк, которые приедут со своим оружием, в форме настоящих наемников и покажут на полосе препятствия такой класс, что министерство обороны купит наш фильм как учебное пособие для ВДВ. В назначенный час на площадку приезжает автобус. Двери открываются, и вместо полусотни боевых орлов высыпают человек двадцать сборной солянки… Один – метр девяносто, другой – метр шестьдесят, третий – с пузом, четвертый – сутулый, пятый – с длинными волосами, шестой доходяга. Встали в шеренгу, я чуть не плачу – мы же не комедию снимать собрались, а тут готовая сцена для «Солдат неудачи». Отобрали человек семь поосанистей, попросили пробежать полосу препятствий. Они говорят: а мы не умеем! Кто-то из них побежал – чуть с бревна не сверзился. Я думаю, ну всё, пипец – отмена смены. Зову Алексея Малькова, который играл у нас инструктора, и говорю: Леша, побудь немного инструктором по-настоящему. Мы сейчас будем снимать другой кадр, а ты часа два погоняй их по полосе, может, получится что-нибудь. А Алексею очень нравится командовать… Я думаю, армия в его лице потеряла гениального офицера. Выстроил их Алексей, и как заорет благим матом в стиле сержанта из «Офицер и Джентльмен». - Вы что, вашу мать, на съемки приехали бутерброды жевать? Вы кого приехали играть? Шлюх на панели? Что ты лыбишься, я те что, клоун коверный? Я тебе сейчас такой ковер устрою, запаришься ключицы вправлять! Встали ровно! Забыли про съемки. Двадцать отжиманий каждый.

Оставил я Алексея с нашими горе-боевиками, пошел снимать другой кадр, через полчаса смотрю – они у него уже по полосе забегали. Кто не забегал, тот получил пинка под зад, и все равно забегал… И через два часа «боевиков» было уже не стыдно снимать. Потом уже, на другие съемочные дни мы звали только мальковских ребят, и никаких проблем с ними не было. Они и по полосе бегали, и с оружием управлялись грамотно и рукопашные приемы демонстрировали – посмотрите фильм, убедитесь, что наша база выглядит очень достойно. Что касается бороды и усов, то это тоже отдельная история. Изначально мы были в плену расхожих стереотипов – если боевики, то обязательно Северный Кавказ. А значит – бороды. Накладные бороды были закуплены гримерами в нужном количестве, но когда их начали клеить актерам, я в ужасе закричал – хватит, не клейте больше – потому что получались не боевики, а Деды Морозы на утреннике. В итоге, с бородами в кино остались только двое, и крупные планы этих бородачей мы потом дорабатывали на компьютере. Но представляю, как дико было на все это смотреть Лиде! Она же видела коробку с бородами, думала, мы сейчас всех Бармалеями сделаем.

И насчет обгорелых столбов... По хронологии сюжета, к моменту появления ребят на базе зритель уже видел, как они расправились с наемниками. Показывать это еще раз не было никакого смысла, и решением для этой сцены стало отраженное действие – по лицам тех, кто смотрит на героев, мы понимаем, что сейчас происходит нечто удивительное – такая же расправа, какую десять минут назад мы видели в сцене бойни в ангаре. «Отражать действие» приходилось Виктору Вержбицкому и актеру, игравшему Вильермо Меркадо. Действительно забавно, когда артисту приходится смотреть на четыре столба и при этом отыгрывать эмоции радости, удивления, восхищения. Но Виктор Вержбицкий актер многоопытный, и ему это не составило никакого труда. А вот нашего Вильермо мы выбрали за яркую внешность из каскадеров, и гримасы он порой выдавал уморительные. Пришлось «брать дублем» – выделить специально для него лишнюю банку пленки и ждать, когда сработает закон диалектики о переходе количества в качество. Кстати, в школе я этого закона не понимал, и никогда не мог привести ни одного примера. Теперь – запросто. К девятнадцатому дублю наш Вильермо сыграл отлично.