Лидия Раевская | На игре. Нижний Новгород. День пятый.

Съёмки фильма «На игре» продолжаются. Вторую неделю люди работают без выходных, на палящем солнце (ура-ура, у нас теперь есть солнце!), которое каждые десять минут сменяется холодным ветром (блин-блин, тут такой жуткий ветер...) И ничего, работают, не жалуются. Я добралась до площади Минина, где обнаружила, что привычный состав съёмочной группы заметно увеличился за счёт кучи милиционеров и массовки.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Я вижу, что статья закончилась как раз очередным розыгрышем от наших осветителей… Вообще, я замечал, что пока ты снимаешь кино, вокруг тебя на съемочной площадке жизнь просто кипит: кто-то с кем-то заводит романы, кто-то разыгрывает людей… Потому что все-таки у каждого отдельного подразделения в течение съемочного дня больше свободного времени, чем у режиссера. И я, конечно, представляю себе, как наши осветители рассказали, что Джамшут тут самый главный, что он все финансирует, что у него три парохода, три жены… И люди, действительно, верят, ведь как же – киношники сказали.

Роль сотрудников милиции исполнили каскадеры

Что касается перестрелки, то все происходило следующим образом. Милиционеры привезли на съемочную площадку настоящее оружие. Поскольку оружие выделяется с человеком, который за него и отвечает, то именно эти милиционеры должны были из этого оружия стрелять. И не передавать его в чужие руки. Мы попросили одного из этих стражей порядка выбежать из здания корпорации Зарицына (на самом деле это было здание банка) и открыть огонь по нападающим. И вот этот милиционер, который, естественно, никогда в жизни не снимался в кино, выбегает, стреляет… И мы сразу же понимаем, что это кошмар, ужас и катастрофа, потому что в фильме это будет выглядеть очень смешно, нелепо и нереально. Человек прежде никогда не стоял перед камерой, а на неподготовленных людей включение камеры действует совершенно волшебным образом — они начинают гримасничать, исполнять какие-то невероятные ужимки и двигаться так, словно недавно вылечились от церебрального паралича. Ведь всё имеет свою специфику. И если меня, например, нарядить гаишником, дать мне жезл и попросить остановить машину и проверить документы, то я, наверное, тоже буду делать это как-то странно. В общем, пришлось потратить полчаса и уговорить милиционеров передать оружие подготовленному к съемкам человеку, которым оказался наш постановщик трюков Валерий Деркач. Валерий Иванович выскочил из дверей как настоящий Рембо, пострелял, упал на землю, перекатился и дал еще одну очередь. Постреляв секунд десять, он зачем-то прекратил огонь, и я закричал из-за камеры «еще-еще»! Валерий Иванович затряс автомат руками и стал кричать «тра-та-та-та-та». Я сказал стоп и возмущенно спросил его, зачем он валяет в кадре дурака, когда у нас такая дорогая пленка. Оказалось, Валерий Иванович дурака не валял – через десять секунд стрельбы в автомате Калашникова заканчиваются патроны, чего я, даром, что не служил в армии, к своему стыду не знал. Автомат перезарядили и стали снимать еще один дубль. Валерий Иванович снова выскочил из дверей, пострелял, упал на землю и ловко перекатился. Тут кто-то из группы сказал: что-то он как-то уж слишком профессионально падает на землю, как-то по-военному правильно… милиционеры разве так умеют? Пусть он как-нибудь попроще упадет. Без понтов спецназовских. Валерий Иванович упал попроще, без понтов, ударился о цевье автомата и выбил себе зуб. Оказалось, понты — вовсе не понты, а правильная техника падения с оружием, несоблюдение которой запросто приводит к таким последствиям. Но надо отдать должное кинематографической закалке и мужеству Валерия Ивановича — он не стал предъявлять никаких претензий, останавливать съемку и звать врача, а просто сплюнул зуб и продолжил работу – снова выбегал и стрелял, пока мы все не сняли.

Евгений Харланов и Павел Санаев

А что касается выстрела по стене банка, то для эффекта попадания в стену пиротехники стреляют из пейнтбольных маркеров специальными шариками, которые, разбиваясь, дают характерные искры с пылью, как если бы от попадания пули. И главная задача пиротехников очень точно выстрелить и не угодить случайно в глаз кому-нибудь из актеров. Но они за множество фильмов пристрелялись, так что попадают точно. Было бы ужасно лишить нашего Валерия Ивановича не только зуба, но и глаза. Представляю, как он бросил бы автомат и с криком «око за око, зуб за зуб» бросился бы на меня.

Лидия Раевская | На игре. Четвертый день в Нижнем

Сегодняшнее утро съёмочной группы «На игре» началось, как ни странно, позитивненько: погода, наконец, устала показывать нам козью морду, и показала козий зад. Если кто не знает, сзади коза намного симпатичнее, чем спереди. Сзади у неё грудь, а спереди борода и сопли. Грудь, правда, не а-ля Памела Андерсон, поэтому сегодня периодически светило солнце, но северный ветер и локальные дожди об этой несхожести козьих и Памелиных грудей не давали забыть. Съёмки проходили всё там же: на площади Минина, у набережной Волги, под прицелом ноль-три мегапиксельных телефонных камер любопытных горожан.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Поскольку эта статья Лиды, в основном, посвящена осветителям, то, думаю, стоит сказать про них несколько слов. Дело в том, что светики – это довольно высокооплачиваемая категория киноработников. Поэтому возникает вопрос: если они просто носят световые приборы, то за что им, собственно, платить? Но на самом деле, они их не просто носят, но еще и устанавливают. А установка световых приборов – это целая история… Начиная от установки штативов, которые закрепляются мешками с песком, чтобы не перевернуться из-за сильного порыва ветра, и заканчивая установкой всевозможных рассеивателей и отражателей… Ведь установка света даже для средней сложности кадра – это установка целой конструкции из кабелей и светотехнических приспособлений. И ценность осветителей как раз и состоит в том, насколько слажено и быстро они это сумеют сделать. Например, нам нужно снять 15 или 20 кадров в день, и если осветители будут долго ставить и переставлять свет, то мы просто не успеем снять необходимый нам объем. Поэтому если мы с хорошей бригадой успеваем снять 15-20 кадров, то с плохой бригадой мы бы успели снять 10 кадров, а с очень плохой, наверное, все 5.

И вообще я заметил, что на площадке все делятся на такие внутренние касты или группировки. Есть люди, которые отвечают за камеру, есть те, кто отвечает за тележку и за рельсы – так называемые дольщики… В этом смысле у нас была замечательная бригада дольщиков, которая состояла из двух братьев Елисеевых. И когда я однажды спросил у оператора, за сколько по времени мы успеем снять нужную нам панораму, то оператор мне ответил, что если будут Елисеевы, то мы успеем пять раз переставить панораму, а если кто-то другой, то два или три. Потому что выкладывание вот этих рельсов, по которым движется тележка, это тоже целая история… Однажды, когда я снимал свою первую картину (короткометражку), дело было в Литве, и я на один съемочный день заказал тележку. Приехали литовские парни, привезли какую-то убитую тележку, рельсы, и они выкладывали эту панораму часа два с половиной. Елисеевы же сложные панорамы ставили буквально за десять минут.

Так вот, возвращаясь к группировкам… Светики – это такая отдельная группировка, поскольку, во-первых, их много – 5-6 человек, занятых одним делом, а во-вторых – они все время держаться сами по себе, особнячком, и у них какие-то свои приколы, как вот описала Лида. И у нас про них даже снят отдельный ролик, который мы обязательно выложим.

Гелиевый шар, внутри которого находится мощная лампа, дающая ночью ровный рассеивающий свет

Лидия Раевская | На игре. Нижний Новгород. Продолжение

Теперь, друзья, я знаю, что такое начало смены. Это ужасное западло. Встаёшь в семь утра, смотришь на себя в зеркало, икаешь, крестишься, отворачиваешься, одеваешься пофигу во что, главное, чтоб голова в тепле была, и садишься в автобус, где жмутся друг к другу, в надежде согреться, ещё несколько десятков икающих и бледнолицых людей. Последним в автобус входит режиссёр Максим Малинин, и бодро кричит: «Я приветствую вас, дорогие мои соседи!», но ему никто даже не улыбается в ответ. Правильно: Максим в вязаной кофточке как буржуй, а все остальные в футболках. Под тихий коллективный стон автобус трогается, и наши хладные тела везут на привычную уже площадь Минина и Пожарского, до конечной остановки «Дом Сироткина». Я не знаю, кто такой Сироткин, но дом у него большой. Щас он там, кстати, ещё ремонт затеял, транжира этакий.
Сегодня снимается сцена убийства Зарицына. Такое я пропустить не могла при всём своём желании.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Одна из особенностей натурных съемок заключается в том, что вы очень сильно зависите от погоды. Для людей, которые работают в офисе, например, моросящий дождь не создает такого дискомфорта, как для тех, кто по двенадцать часов проводит на улице под этим самым дождем. Или, скажем, я, когда долгое время не был на площадке, работая над сценарием, то тоже отвык от того, что независимо от того – дождь или жара, но ты по двенадцать часов отрабатываешь на улице. И вот эта ситуация, особенно в первое время, является дополнительным стрессом для организма. Ты просыпаешься в семь утра, выходишь на улицу, где идет дождь, и двенадцать часов проводишь под этим дождем, разматывая кабели или расставляя сцену.

В такой ситуации погода становится очень важным фактором, с которым надо считаться. И действительно, приехав в Нижний Новгород, первые несколько дней стояла жара, а потом начались дожди. И получалось так: встаем утром, выходим под дождь, ждем, пока он закончится, как только он заканчивается, мы начинаем снимать. Потом опять дождь, мы прекращаем съемку, ждем пока он закончится… И так изо дня в день. И, я помню, что когда я на седьмой или восьмой день опять выходил под дождь, то очень хотелось развернуться и пойти к себе в номер, сказав: ладно, ребята, вы тут поснимайте, а я посплю еще. Была даже ситуация, когда шел просто проливный дождь, а нам необходимо было снимать, поскольку мы не могли останавливаться. И те кадры, когда ребята, спасаясь от выстрелов, забились между машинами, снимались в ливень: над машинами натянули полиэтиленовый тент, асфальт (кусочек два на два метра) высушили паяльной лампой, а вокруг в это время просто стеной шел проливной дождь с пузырями. И как раз в связи с этим в группе резко обострились простудные заболевания. Все накупили акцилум кокцинум — такой препарат, повышающий иммунитет. Его принимали практически все, и было очень забавно, когда я через две недели зашел в аптеку, чтобы купить этот препарат, мне сказали: а вы знаете, он у нас уже кончился, вы у нас его весь раскупили.

Что касается участия в проекте Игоря Скляра, то нам очень важно было на эту эпизодическую роль бизнесмена, на которого готовят покушение, пригласить известного артиста, поскольку у этого героя должна была быть харизма. Было важно, чтобы этот персонаж запомнился, чтобы он был ярким, чтобы было понятно, что покушение на него – это событие. И мы очень долго уговаривали Игоря Скляра согласиться на эту роль, поскольку он вначале очень резко отреагировал на это предложение, сказав, вы что, считаете, что я бедствую, раз предлагаете мне такую роль… И сначала мы очень долго объясняли, почему нам нужен на эту роль харизматичный актер, после чего он сказал: ну тогда придумайте что-нибудь, какую-нибудь борьбу с его стороны, чтобы не было похоже на то, что он, как овца, пошел на заклание. И из этой его просьбы родился один эпизод с борьбой именно героя Скляра, который зрители увидят в фильме. И я очень благодарен ему за это, и не только ему, но и другим большим артистам, которые если уж и соглашаются на эпизодическое появление, то всегда требуют, чтобы там было придумано что-то, что можно было бы сыграть… А не просто войти в кадр и лицом посветить. Как раз поэтому мы этих артистов и зовем.

Что до выброса, то по сюжету, один из охранников получает пулю в лоб из крупнокалиберного снайперского оружия. Понятное дело, что в результате этого у него сзади вылетает целый литр густой кровянистой субстанции. Пиротехники говорят: все отлично, у нас есть выброс, мы поставим его, снимете, и все будет в лучшем виде. И когда я увидел этот выброс, то подумал, как же мы это будем снимать… Дело в том, что там из-под одежды торчит такая трубка, которая мне напомнила антенку, какие бывают у машинок на аттракционе в парке Горького. Вот у меня было ощущение, что человека превратили в одну из таких машинок. Но с другого ракурса этой трубки не было видно. И в нужный момент, отыгрывая попадание пули, сам артист нажимал кнопку, в результате чего срабатывал пневматический выброс бутафорской крови, а со стороны складывалось полное ощущение, что пуля пробивает голову насквозь.

Лидия Раевская | День пятнадцатый. Нижний Новгород. Начало

Солнце. Плюс тридцать. Волга. Набережная. Площадь Минина и Пожарского, с памятником почему-то Валерию Чкалову. Снимают эпизод, когда геймеры, выполняя первое боевое задание, маскируются под экспедиторов Газели, которая развозит в офисы питьевую воду, чтобы было проще совершить покушение на политика Зарицына. Эпизод кровавый, и где-то через пару дней ещё планируется отснять сцену ранения одного из геймеров.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Как ясно следует из этой статьи — все мы полные идиоты и снимаем полную хрень под названием «Мертвые не потеют». Могу сказать, что юмор Лиды уже нуждается в более доскональных комментариях, чтобы действительно не сложилось впечатление, что у нас все так странно. Потому что акцентировать внимание на неких, скажем так, убогих вещах, как та самая Газель, например, и преподносить их как факт, что у нас она такая убогая, потому что нет денег на нормальную, это не совсем правильно. Дело в том, что есть в фильме некоторые вещи, которые такие, как они есть, именно по замыслу. В частности, ребята специально выезжают на раздолбанной Газели, потому что после того, как они попадают в спланированную ими же аварию, один из них говорит подошедшему охраннику: «вот, посмотрите, студентам рухлядь одну дают!» Поэтому не хотелось бы, чтобы из этого складывалось впечатление, что у нас все кино состоит из неких недоброкачественных вещей, которым все равно скоро умирать. И, кстати сказать, в параллель этому я бы хотел оговориться насчет едких комментариев кадров из игры, которые были в нашем тизере. Что, дескать «ха-ха… они не в “Counter Strike” играют…» Действительно, у нас играют не в “Counter Strike”, потому что договориться с компанией, производящей “Counter Strike”, невозможно ни при каких условиях. Им не нужен никакой «продукт плэйсмент», им не нужны деньги, и участие в кино им тоже неинтересно. А нам по сюжету необходимо было показать, что ребята во что-то играют. Поэтому специально была придумана история, что вот этот турнир, который у них проходит в самом начале фильма, это турнир, который проводится российской компанией, которая занимается разработками игр, аналогичных “Counter Strike”. И это вызывает у наших игроков реакцию, когда один из героев говорит: «Что за отстой? Не могли нормальный турнир по «Контре» устроить?» То есть, это такой вынужденный ход, который нам был нужен, и который, в принципе, вполне оправдан.

На площадке: установка для крепления камеры, т.н. автогрип

А вот то, что бензин кончился — это, да, это действительно было, и это лишний раз наводит на мысль о таком глобальном бардаке в стране под названием Россия, потому что у нас такое происходит всегда и везде. В каждом большом проекте есть огромное количество людей, каждый из которых выполняет свою функцию. И можно сколько угодно говорить про то, что в Америке живут одни дебилы, что они пиндосы, что ничего не понимают и вообще дураки, а мы умные… Но в Америке есть одно фундаментальное правило, которое отличает эту страну от остальных: там из десяти автоматов, допустим, по продаже билетов — работают одиннадцать. И человек, который выполняет свою функцию в каком-то большом механизме, он всегда выполняет ее четко. Например, некий условный сотрудник работает в крупной компании и в его обязанности входит каждый день относить бумаги с первого этажа на третий, а по дороге прилагать к ним распечатку из кабинета номер четыре. И вот этот человек эту свою функцию будет выполнять совершенно четко и по железному расписанию. А у нас человек, который находится не на ключевых позициях, считает, что оно как-то и так сойдет. Что и произошло у нас на съемках. Когда ассистент реквизитора, которому был поручен транспорт, тупо не проследил: а в Газеле этой вообще бензин есть? Он просто не залез в кабину и не посмотрел на датчик! И в итоге она приехала на съемку, выехала на площадь и встала без бензина. А все это еще накладывалось на тот факт, что площадь, которая является центральной транспортной артерией Нижнего Новгорода, перекрыта на определенное количество времени, и это время тикает. А мы, как идиоты, сначала полчаса стоим вокруг этой Газели и разбираемся, что вообще с ней случилось, почему она не заводится. Потом, выяснив, что случился нонсенс, и в ней нет бензина, отправляем человека за бензином, на что уходит еще полчаса. И в итоге у нас целый час простоя из-за того, что человек, который отвечал за реквизит, просто не проследил за элементарными вещами. И мне бы очень хотелось, чтобы те люди, которые сейчас едко комментируют какие-то недочеты в нашем фильме (который они, кстати, даже еще и не видели), чтобы эти люди спрашивали и с себя тоже в своей работе: а они все точно делают? Вовремя привозят, вовремя приносят, вовремя сдают, исполняют как надо?

На площадке: бухта коммутации для прокладки осветительных линий

И несколько слов по поводу Нижнего Новгорода. Почему именно этот город мы выбрали для съемок… Дело в том, что когда я писал свой самый первый сценарий, который так и остался в столе, то уже тогда я пытался найти какое-нибудь место, которое бы было с одной стороны не Москвой, а с другой — достаточно развитым городом, с разнообразной и интересной натурой. И тогда один мой товарищ предложил: а поехали Нижний Новгород посмотрим. И я впервые поехал тогда в Нижний Новгород, и не просто так, а как бы на выбор натуры. Не было фильма, был только сценарий, но я ходил с фотоаппаратом, фотографировал и думал: вот я на выборе натуры, неужели я когда-нибудь на самом деле буду снимать? Тот сценарий так никуда и не пошел, но спустя лет, наверное, восемь, мы действительно поехали снимать в Нижний Новгород, потому что и для фильма «На игре» стояла та же самая задача: не Москва, но с разнообразной и интересной натурой. И надо сказать, что это было потрясающим совпадением, поскольку компания КАРО предложила нам начать выбор натуры именно с этого города, в котором нам практически сразу же все подошло. И даже были мысли снимать весь фильм в Нижнем Новгороде, но содержание группы в длительной экспедиции, обошлось бы дороже. Поэтому, я думаю, что мы обязательно в Нижнем сделаем какой-нибудь спецпоказ.

Лидия Раевская | Дневник съемок «На игре». День четырнадцатый

Подмосковный город Видное. Снимается сцена погони. Вернее, даже не погони, а то, как четверо геймеров: Комар, Ян, Вампир и Доктор везут раненую Риту в больницу. Я же говорю: фильм снимают как-то непонятно. Три дня назад Риту уже привезли в больницу, два дня назад засунули в холодильник морга, а сегодня её ранили. Может, завтра Рита, наконец, познакомится с Вампиром?
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Эта статья Лиды замечательно иллюстрирует самую большую, на мой взгляд, сложность организации кино и огромную головную боль — это последовательность съемки. Потому что кино, действительно, снимается непоследовательно. Сначала Риту привезли в больницу, потом в морг, потом ее везут раненую… Потом ее, наверное, ранят, и только потом она познакомиться с Вампиром. В таком методе съемки нет какой-то извращенной логики, просто в обязанности нашего второго режиссера Максима Малинина входило оптимальное планирование производственного процесса. А производственный процесс и его планирование зависят от огромного количества факторов, как то: занятость актеров, готовность декораций, получение разрешений… Чего только стоит занятость актеров, например! Когда человек говорит: я хочу у вас сниматься, я согласен. Даю вам 7, 8, 9 июня, 10, 11, 12 июля и 15, 18, 30 сентября… Вот вы как хотите, но сцены с моим участием должны быть именно в этих числах. И это его работа, его необходимость так поступать, потому что остальные дни у него уже расписаны другими группами, театром и чем-то еще. И такое, как вы понимаете, далеко не у одного актера. Плюс декорации объектов, которые не готовы, а начинают строиться ближе к концу съемочного периода, тоже будут сниматься потом. Соответственно, всё, что происходит в интерьерах, тоже снимается потом. Далее… Поскольку мы понимаем, что начинаем снимать летом, а в сентябре уже пойдут дожди, то нам выгоднее все интерьерные съемки перенести на сентябрь или октябрь. Или… Мы знаем, что получено разрешение на съемки в Нижнем Новгороде, допустим, с 1 по 10 июля. И, получается, мы должны подстроиться именно под эти числа, поскольку без этого разрешения мы не сможем провести съемку именно так, как нам бы хотелось. И вот из всего этого получается очень сложный график, когда складывается впечатление, что всё происходит шиворот-навыворот. Как некий разобранный пазл, который, к тому же, не просто разобран, а еще и картинки у него стерты.

И, помимо прочего, головная боль здесь еще вот какая. Мы знаем, что Вампир и все остальные ребята будут как-то тащить раненого героя, которого ранили в ногу, которого потом везли в скорой помощи, и у которого из ноги хлестала кровь… Соответственно, мы снимаем, как наши герои после этого едут в машине. Что им пачкать кровью? Одежду и руки. Но при этом мы не знаем, как эта сцена будет сниматься во второй раз, потому что до нее еще месяц, но мы понимаем, что пачкать их кровью придется так же, как мы уже запачкаем до этого. Гримеры, соответственно, все это фотографируют… И вот проходит месяц, мы снимаем, как героя везут в скорой помощи, заливаем этой кровью всю скорую… А герои вроде как сильно и не пачкаются. Потому что как-то так получается, что кровь сливается в поддон скорой помощи, и того уровня испачканности, который мы уже сняли, просто нет. И вот подобные случаи были у нас постоянно. Не только с кровью, но и с прической, например, и прочим. И вот это угадывание, как сделать сейчас, чтобы потом совпало – одна из самых больших засад.

Что касается езды на машине, то неудивительно, что Чиркову чуть было не пришлось менять памперсы… Это случилось бы с каждым, потому что наш каскадер – Сергей – отличный водитель, но когда вы не за рулем и не контролируете машину, то, сидя на боковом сиденье, кажется, что вот сейчас, еще чуть-чуть, и вы разобьетесь. И там, действительно, есть кадры, когда видно, что машина чуть ли не влетела под грузовик, вывернув из-под него на расстоянии нескольких сантиметров… Слава Богу, всё обошлось.

Лидия Раевская | День двенадцатый. Жара эфиопская

И – снова здравствуйте, уважаемые.
Что-то я как туркмен заговорила. Наверное, жара на меня пагубно действует. Как-то так исторически сложилось, что пишу я не столько о фильме, сколько о том, что происходит за кадром. По-моему, это интереснее.
Итак, день двенадцатый. Жара эфиопская. Москва пахнет пОтом и прокисшими абрикосами.
Но процесса съёмок фильма «На игре» эти заподлянские нюансы не касаются. Люди продолжают самоотверженно работать.
[cut]Очередная сцена фильма в этот раз снималась в одном из подмосковных коттеджей, который находится в таких ебе.. (вырезано цензурой), что теперь каждому, кто при мне обзовёт северо-восток столицы Большими Пердями — я с достоинством плюну в хитрый глаз. Вы ещё просто Больших Пердей не видели. Через три с половиной часа я прибыла на место съёмок в самом тяжёлом расположении духа. Объяснять почему, думаю, уже не нужно.
Из распахнутых ворот, обмотав голову чем-то похожим на семейные трусы, небольшими кучками выходили люди, слабо улыбались, спрашивали: «Ну, как ты?», получали ответ: «Всё сказочно прекрасно, щас сдохну», после чего вяло обливали друг друга водой из шланга.
Прелюдия к картине «На пороге смерти».
Я пошла дальше.
На открытой террасе снимали замечательную сцену. Четверо геймеров: Комар, Ян, Доктор и Длинный употребляют наркотики и алкоголь в компании падших женщин. Наркотики, разумеется, заменяла толчёная глюкоза, а падших женщин — две актрисы.

Фильм, кстати, снимается не так, как я всегда предполагала. То есть, я была уверена, что, вот, берётся сценарий, два дня обмывается (наверное), а потом появляется человек с камерой, и начинает снимать фильм от начала и до конца. По порядку. Эпизод за эпизодом.
Вы тоже так думали? Молодцы. Значит, не одна я такая наивная.
На самом деле, фильм снимается такими странными отрывками, что мне порой самой трудно разобраться, какая сцена сейчас снимается… Такое ощущение, что фильм снимают с конца, и медленно идут к началу. Пятнадцатый съёмочный день всего — а они уже снимают сцену из последней трети сценария.
В сегодняшней сцене наши герои уже разжились нехилым денежным эквивалентом, получив его от Бориса Сергеевича, и отдыхают у Доктора в доме (а дом у Доктора, по сюжету, тянет на стопятьсот миллионов евро США) с падшими женщинами, угощая их ананасами с рябчиками и наркотиками.
Причудливо тасуется колода. Не всем актёрам в этой сцене повезло так, как актёру Жене Харланову, играющему роль Комара. По сюжету, вся его роль в конкретной сцене сводилась к тому, чтобы алчно лобзать симпатичную «падшую женщину» лет двадцати, и разнузданно хватать её за всевозможные части тела. А вот актёр Нодар Сирадзе, исполняющий роль Яна, никого не лобзал, зато самоотверженно сидел в рубашке и в вельветовом пиджаке все двенадцать часов съёмок. И не знаю как — но не потел!
Боже мой… И я ещё в детстве мечтала стать актрисой?! Как хорошо, что я стала только блондинкой и истеричкой, и на этом успокоилась.
На территории коттеджа в разных её углах медленно обугливались члены съёмочной группы. Чтобы процесс обугливания происходил быстрее, члены были топлесс. Хорошо, что эти члены были исключительно мужскими. Вы уже представили себе эту картину, да? Извращенцы.
По периметру всей прилегающей к коттеджу территории, короткими перебежками передвигался фотограф, который был занят тем же, чем и я: он наблюдал за тем, как проходят съёмки, и тоже делал закадровый фотоотчёт. Периодически кто-то из обугленных членов группы, беззащитно раскинув в стороны руки, и подставив солнцу свой заметно обгоревший топлесс, тихо просил:
— Сфотографируй меня, такого молодого и красивого. Я потом размещу это великолепное фото на сайте гей точка ру. Такая красота не должна оставаться незамеченной.
Фотограф прятался в тень, и оттуда производил несколько выстрелов из своего фоторужья. Возможно, вхолостую. Такая красота нам самим нужна. А геи пусть любуются на Бориса Голубую Луну.
В саду, на детских качелях, тихо и незаметно раскачивался продюсер Александр Бондарев, и иногда вежливо кричал оттуда:
— Санаев, чего мы ждём?
— Солнца, — отвечал Павел Санаев, и устало поднимал глаза к небу.
— А это что?! — вопрошал Бондарев, простирая руку к солнцу. — Лампочка Ильича? Тихоокеанский маяк? Прожектор перестройки? Какое тебе солнце нужно?
— Не такое, — уклончиво отвечал Павел. — Нам нужно яркое. А это какое-то не совсем яркое.
— Дожили… — вздохнул Бондарев, махнул рукой, и яростно закачался на качелях. И предупредил: — Я тебе к смене ни минуты лишней не добавлю.
Солнце, вероятно, достигло нужной яркости, потому что Комар стал активно разминать губы и руки.
— Репетиция! — крикнул Санаев, и обугленный народ тихо, со стонами, начал сползаться к террасе.
— Начали! — дал отмашку режиссёр, и Комар алчно пригубил «падшую женщину».
— Стоп! Солнце ушло!
Обугленные тела потихоньку начали расползаться по сторонам, а Бондарев выразительно заскрипел качелями, но ничего не сказал.
Грузчик Джамшут, к которому я уже привязалась как к родному, посмотрел на небо, и твёрдо изрёк:
— Солнце будет ровно через пять минут.
Мне стало интересно, каким прибором он это определил, и я озвучила свой вопрос.
— У меня есть очко, — строго ответил Джамшут, и уточнил: — Специальное, внутреннее.
— У меня тоже… — тихо похвалилась я, и густо покраснела. — Но я ещё не научилась правильно им пользоваться, и через сколько минут выйдет солнце этим очком не вижу.
— Какие твои годы? — внушил мне оптимизм и надежду Джамшут. — Ещё научишься. Его только тренировать нужно. Активно.
Уточнять подробности я не стала. Ну его нафиг, это солнечное очко. У меня фантазия извращённая, наверное.
— Ещё разок! — крикнул Санаев, и все жалобно посмотрели на Джамшута.
— Солнце уйдёт через пятнадцать минут. Успеем, — успокоил владелец волшебного внутреннего очка, и устало упал на траву.
Дальше все активно и быстро воспользовались нужным солнцем, сняли ещё два дубля, и вопросительно уставились на Санаева.
— Обед! — наконец смилостивился тот, и из каждой рации, которые висели на каждом третьем члене съёмочной группы, донеслось восторженное:
— Обед! Обед! Все на обед!
Ещё через минуту на съёмочной площадке остались только я, и моё недоразвитое внутреннее солнечное очко, которое нужно тренировать. И ещё моя же голова, заполненная до отказа впечатлениями, которые я бережно разложила по полочкам, и очень аккуратно донесла до дома, а теперь и до вас. Если вы не прониклись восторгом, или хотя бы, сочувствием, к героям моего сегодняшнего рассказа — вы чёрствые, бездушные люди, и вам больше не нужно читать мои статьи.
И не надейтесь на отдых, я очень скоро вернусь.[/cut]

Комментирует Павел Санаев

«На игре» — это моя третья полнометражная картина, и я заметил, что есть такая закономерность: где-то каждый 15-й или каждый 12-й съемочный день в сравнении с остальными происходит из рук вот плохо. Видно, есть какие-то циклы. И в такие дни всегда кажется, что всё как-то ужасно получилось, что всё не так, как хотелось бы, и вообще, зачем я начал снимать это кино… Вот это был один из таких дней. И причиной тому была адская жара… Было, наверное, градусов 35 и никакого ветра. И всё это снималось в гостевом домике, который был под железной крышей. А под этой железной крышей температура была, наверное, все 45 градусов. То есть, там просто невозможно было находиться. И Нодар Сирадзе, который, действительно, снимался в рубашке и в вельветовом пиджаке, единственный, кто стоически всё это переносил. Я думаю, что здесь какие-то южные гены у него сказались... Он сидел и даже не потел. С остальными же была просто катастрофа. У меня, например, через три часа голова перестала соображать вообще. И эта съемка была какой-то безумной именно из-за погодных условий. Всё происходило буквально на автопилоте. И после этого съемочного дня я, помню, уехал с какой-то дикой головной болью… Там все остались на шашлыки, поскольку был реквизиторский шашлык, который жарили там по сюжету, и после которого осталось много мяса. А я сел в машину к водителю, приехал домой, выпил что-то от головной боли и упал. Потому что я вообще сильную жару переношу не очень хорошо, и в этот день мне было очень тяжело. В сюжете есть, кстати, ошибка: ребята там зажигают, еще не получив деньги от Бориса Сергеевича, это как раз такая сцена, которая помогает проиллюстрировать, что получилось, когда они, наконец, получили деньги от Бориса Сергеевича. Вот они отрывались с какими-то местными падшими женщинами, грубо говоря, по сто, и мечтая почувствовать себя крутыми мололи глюкозу в кофемолке, и девушкам делали дорожки, что якобы это кокаин… А дорвавшись до по-настоящему больших денег, они уже рассекают по Москве на лимузине с дорогими девушками, с настоящим кокаином… И вот тут, в их понимании, жизнь удалась. А в этой сцене было начало. Начало их падения. Что касается света. В кино есть очень важное свойство: кадры должны совпадать по свету. Ведь сцена должна смотреться на экране единым целым, и у вас не может быть так, что один кадр герой говорит что-то и лицо у него освещено ярким контрастным солнцем, а отвечает ему человек, когда солнце уже зашло за облако, и на лице у него тени совсем нет. В таком случае кадры не сойдутся по свету между собой. Поэтому в кино очень следят, чтобы освещение при съемках разных кадров было примерно однородным, то есть если это облачный свет — значит, это облачный свет, если это яркое контрастное солнце — значит, это яркое контрастное солнце. И вот есть такое выражение: ждать солнце. Имеется в виду — ждать того состояния солнца, которое нужно для съемки. И помощник оператора смотрит на солнце в такое темное стекло, которое раз в пять темнее, чем самые темные солнцезащитные очки. То есть, через него смотрит на солнце, и видит — движется облачко к солнцу или нет. И говорит, через сколько минут облако закроет солнце, если нужно солнечное освещение или наоборот, как скоро облако откроет солнце, если нужен контрастный свет. И поскольку мы это всё начали снимать в яркое солнце, поэтому нам все время нужно было это яркое освещение. Как только малейшее облако закрывало солнце, значит стоп, ждем… Джамшут достает волшебное очко, прикладывает его к глазу и говорит: так, ну ждем еще 10 минут, через 10 минут облако уйдет. Или смотрит и говорит: нет, сейчас не снимаем, не успеем — облако закроет солнце. И вот по этому наш продюсер вынужден был нервно качаться на качелях… Но никуда от этого не деться.

Лидия Раевская | День десятый. Сцена в морге

Доброго времени суток, любители подсматривать в замочную скважину.
Сегодня десятый съёмочный день фильма «На игре», и с вами снова я, любопытная недожурналистка, жаждущая познать истину, и донести её до вас.
Так вот, приехав на съемку в больничный подвал, я долго бродила по длинному коридору, и, как Мальчик-с-пальчик выбирался из лесу по хлебным крошкам, так и я тупо шла вдоль длинного гадюкообразного кабеля, который и привёл на съемочную площадку.
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Сцена в морге относится к числу моих самых любимых в этом фильме по нескольким причинам. Во-первых, там действительно происходит интересная загадка, которую я не буду сейчас раскрывать… Мне кажется, что эта загадка сработала, и ради нее, собственно, и был построен этот объект. Во-вторых – это яркая визуальная картинка. Дело в том, что такого морга, как нам хотелось, в России просто нет. Потому что обычно это мрачный зал с каталками, где, в общем, нет ничего интересного. А нам хотелось, чтобы было, как в американских фильмах – холодильники с выдвигающимися каталками. Поэтому наши постановщики взяли фотографию реального американского морга и сделали один в один в подвале больницы гражданской авиации такое же помещение. Морг – одна из первых снятых нами сцен. Еще не были отсняты ни море, ни военная база, ни Нижний Новгород, ни бой на базе Хызыра – можно сказать, на тот момент, не было снято ни одного по-настоящему красивого кадра. И съемка в морге дала первый материал, который получился визуально эффектным. И конечно, была еще одна причина, по которой мы не стали снимать в настоящем морге: согласитесь, в реальное покойницкое помещение класть живую актрису как-то не очень... Да и самим там находиться – не самое приятное дело.

Что же касается построенной декорации, то ее на самом деле в первый день затопило. Поэтому был шанс то ли переносить съемку, то ли перестраивать декорацию в другом месте… Художники-декораторы пришли туда утром что-то доделать, а там по колено воды. К счастью, они ее как-то откачали, она сошла, и поэтому пол был мокрым, но, с другой стороны, там же может быть мокрый бетонный пол. Кстати, именно из-за этого инцидента, с затоплением, наш оператор и просил себе что-нибудь на голову: на него, с потолка, то и дело капали очень частые капли.

Как только мы зашли в это помещение, сразу начались циничные шуточки. Я думаю, всем людям свойственно, соприкасаясь с чем-то зловещим, даже если это бутафория, загораживаться цинизмом – это защитная реакция. То и дело слышалось: а приляг-ка ты на каталочку, а не хочешь ли ты в холодильник… Мне кажется, что статья Лиды тоже написана под влиянием такого цинизма.

Пишу сейчас этот комментарий, а рядом наш оператор – пришел делать цветокоррекцию нашего первого рекламного тизера. Опять слышу знакомые слова: эту «тенность» надо «домолотить» иначе это вообще «завитие». Про жаргон оператора я давно обещал написать, но все руки не доходят – то ролик делаем, то финал монтируем, то звук исправляем, то на Кинотавр ездим. Про жаргон напишу обязательно! Считаю своим долгом выпустить сленг нашего оператора в народ и услышать когда-нибудь в трамвае «слышь, кипяченец, отхлевись в сторонку, мне сойти надо».

А про Кинотавр два слова скажу. Наш показ на кинорынке собрал в одиннадцать часов утра больше четырехсот человек и произвел впечатление отличной премьеры. Хотя фильм показывался с видеоносителя и был с черновым звуком, без спецэффектов, и с кое-как проложенной музыкой, подобранной из библиотеки. И лучшей оценкой показа были горящие глаза двух девушек, которые подошли после просмотра и спросили: «Скажите, когда будет вторая часть?!»

Лидия Раевская | «На игре». День первый. Кровавые сцены

Здравствуйте люди, жаждущие истины. С вами снова Лидия Раевская, а значит, новые подробности и новые факты со съемочной площадки фильма «На игре».
Сегодня я расскажу вам о том, как снимаются кровавые сцены... Должна сказать, что меня с детства по-здоровому пугали Фредди Крюгер, Франкенштейн, и зомби-пожиратели-мозгов. И всегда было интересно: а как это всё снимают?
( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Читая эту статью, не устаю удивляться способности Лиды придумывать какие-то смешные моменты из своих наблюдений, потому что, на самом деле, находясь на съемочной площадке очень сложно написать что-то внятное. Ведь как это выглядит… Что и как должно происходить на площадке полностью знают всего несколько человек. Как правило, это режиссер, оператор, второй режиссер и продюсер. А огромное количество людей вокруг по цепочке получают самые разные конкретные руководства к действию, но им при этом необязательно видеть всю ситуацию в целом.

Актриса Марина Петренко и режиссер-постановщик Павел Санаев

Гримерам, скажем, совсем не надо знать, куда будут положены съемочные рельсы, костюмерам не нужно знать, какой ставить свет, а осветители могут вовсе даже не читать сценарий и не представлять о чем кино. Человек, который первый раз попадает на съемку, видит, как что-то куда-то несут (рабочие), где-то что-то приколачивают (постановщики), кто-то разматывает какие-то провода (осветители), кто-то скандалит по мобильному (продюсер), кто-то нервно бегает взад-вперед (второй режиссер), а кто-то пьет кофе и шутит шутки с оператором (режиссер-постановщик) – хе-хе. Происходит это броуновское движение очень долго. Подчас подготовка первого кадра может занять полтора-два часа. А потом раз: слышится «мотор, начали! Стоп! Снято!» Или не снято: на исходные, еще раз. Наблюдателю, впервые попавшему на площадку, очень хочется увидеть «кусочек кино». Но если фильм динамичный, то часто после полутора часов подготовки снимают крошечный пятисекундный кадрик, по которому ничего нельзя понять – кто-то пробежал, сказал одно слово и все – перестановка камеры. Очень бестолковым кажется стороннему наблюдателю съемочный процесс! Лида нашла удачный стиль – писать обо всём этом в юмористическом ключе. Но не случайно в этой статье присутствует мой комментарий: «Лида, только не пиши так, чтобы мы все казались долбо…» и так далее. Потому что это первое, что приходит на ум, когда смотришь на съемки со стороны.

Что касается крови, то она, действительно, стоит дорого. Но естественно, что Лида, со свойственным ей юмором, все преувеличила. «Деньжищи» не такие уж и большие. Крови у нас было в запасе столько, что хоть Московскую бойню бензопилой снимай. Смета позволяла. Очень смешно, кстати, звучали иногда фразы в разговоре директора с администратором: «Кровь будет? Да, уже привезли. А трупы? Трупы у нас в смете. Вчера у Бондарева выбили десять тысяч еще на пять трупов. И действительно у разных съемочных департаментов разная кровь. У гримеров маленькие пузырьки дорогой крови, чтобы наносить артистам на лицо или на костюм. А у постановщиков целые канистры крови подешевле – на случай, если надо налить лужу на асфальте. Есть своя кровь и у пиротехников, которые делают разные выбросы. О пиротехниках, пожалуй, придется писать отдельную статью – очень уж они были у нас колоритными.

Завершая комментарий Лидиной статьи скажу два слова про грузчика Джамшута – это на самом деле наш бригадир осветителей, которого зовут Валера. Мне кажется, он или очень хочет, или хотел, и, наверное, мог бы стать, артистом. Валера – очень артистичная натура. Он каждую неделю придумывал себе какой-то новый образ. То он ходил в поварском колпаке, то в шапочке моряка, то нацепил на себя бейджик с именем Джамшут, после чего его так и прозвали… Я думаю, этим он здорово разряжал обстановку в своем департаменте, потому что работа у осветителей непростая… Все эти тяжеленные приборы надо быстро перетаскивать, высоковольтные кабели приходится разматывать иногда под дождем, а некоторые приборы «светики» вынуждены ставить в такие места, что в здравом уме никто бы туда и не полез. Например, когда снимали одну из сцен в Нижнем Новгороде, осветитель с прибором пять часов простоял на высоте шестого этажа в люльке неисправного «скайлифта», который то и дело норовил сложиться. При этом шел мокрый снег и температура была ноль градусов. Осветители – это вообще отдельный клан в съемочной группе. Суровые парни, которые знают себе цену, и внушают уважение. Джамшут был признанным лидером этого клана, и свет у нас переставлялся в считанные минуты. Я даже никогда раньше не видел, чтобы так быстро переставляли свет. Об осветителях у нас, кажется, даже снят отдельный ролик. Думаю, что в ближайшее время мы его выложим.

Лидия Раевская | «На игре». День подготовительный

Сегодня был первый съёмочный день нового полнометражного кинофильма под названием «На игре».
Начну издалека. Мерзким ноябрьским днём мне в руки совершенно случайно попал сценарий фильма «На игре» (тогда он еще назывался «Геймеры»). Написан он режиссёром и писателем Павлом Санаевым, по мотивам книги Александра Чубарьяна «Игры в жизнь». ( Читать полностью )

Комментирует Павел Санаев

Первый съемочный день, который так забавно описала Лида Раевская, происходил ровно год назад… И тестовая съемка – это не значит посмотреть «фуфло получится кино или нет». Тестовая съемка – это проба пленки в разных режимах, проба камеры, проба различных углов обтюратора… Я, кстати, только тогда узнал, наконец, что такое этот загадочный «обтюратор». Изменение угла обтюратора меняет скорость движения затвора камеры. Грубо говоря — это похоже на изменение выдержки фотоаппарата. Если вы снимите с длинной выдержкой человека, махнувшего рукой, то увидите, что рука будет немного смазана. А если снимите то же самое с короткой выдержкой, то изображение будет более четким. Когда кинокамера работает в обычном режиме, на всех кадрах в зоне движения объекта есть небольшие «смазки». Потом эти кадры идут один за другим, и движение на экране получается естественным, как в жизни. Если угол обтюратора уменьшают, камера начинает работать как бы с более короткой выдержкой, и каждый кадр получается более четким, уже без смазок. И изображение в результате становится более быстрым. Оно не ускоренное, а естественное, но при этом, какое-то более «молниеносное», что здорово помогает при съемках драк и разных экшен-сцен.

Павел Санаев, режиссер-постановщик

Вообще-то, тестовую съемку обычно проводят очень коротко, но я втравил Сашу Бондарева, нашего продюсера, в авантюру — убедил его, что раз уж мы все равно затеваем съемку, так давай снимем драку, которая у нас уже поставлена. Он согласился. Думаю потому, что ему самому очень хотелось поскорее что-нибудь снять и понять, как сработается наша группа. Поэтому смело можно сказать — это действительно был наш первый съемочный день, с той только разницей, что снятые кадры не вошли в картину, хоть мы и перевели на них пару банок пленки. Так как съемка была тестовая, никто не думал ни о гриме, ни о костюмах — герои дрались в каких-то кедиках, перчатках, спортивных костюмчиках… Дима Слобцов, прекрасный режиссер монтажа, который потом эту драку монтировал, назвал ее «дракой молдавских гастарбайтеров, которые за объект дерутся».

Кстати, об объекте. Мой друг работал когда-то на этой стройке и рассказал, что был разработан проект огромного аквапарка с какими-то сумасшедшими бассейнами, каскадами воды, ресторанами, водяными горками и всем прочим… Начали строить, и уже потом решили все-таки позвать экономистов — посчитать, сколько будет стоить билет. Вот тогда-то и выяснилось, что с учетом всех расходов на содержание, билет за посещение этого чуда должен стоить двести долларов. На этом сказали: «всем спасибо, все свободны», и так эта стройка до сих пор стоит.

Кроме драки мы хотели попробовать, как у нас получится съемка стрельбы «от первого лица» – как в Контр Страйк. Для этого нам нужно было снять несколько падающих от выстрелов людей, на которых мы потом наложили бы отдельно снятую руку со стреляющим пистолетом. Дважды этих людей изобразили приглашенные каскадеры, а третьим застреленным вызвался быть я сам. И не просто застреленным, а еще «добитым в голову». Иногда у артистов возникает суеверный страх играть гибель. И поверьте, смотреть на экране, как тебя убивают, на самом деле не очень приятно. Но я подумал, что если я сам не сыграю нечто подобное, хотя бы в ролике, то у меня не будет потом полного морального права «убивать» в кино своих актеров. Я принял на себя несколько выстрелов, и заработанного морального права хватило потом с лихвой — специально не считал, но думаю, в фильме «На игре» мы застрелили человек сто. А вот делать из этого ролика скандальную новость-утку я отказался категорически. Я к таким трюкам всегда относился презрительно, и идею выложить наш ролик в сети под ссылкой «На съемках «На игре» убит Павел Санаев» отверг с порога. Работа одно, грязные пиар- приемы – другое, и есть вещи, с которыми не играют.

Слева направо: Малинин, Гурчин, Санаев

Очень забавно было читать, когда Лида писала про Максима Малинина, второго режиссера, о том, сколько всего он держит в голове… Дело в том, что при организации сложного постановочного процесса необходим начальник штаба – человек, который держит в железном кулаке всю съемочную группу и четко знает, что за чем должно следовать, куда и когда должны прийти машины, куда размотать какой кабель, где будет стоять камера в первом кадре, что и в какой последовательности будет сниматься, и что для этого нужно… Если начальник штаба окажется некомпетентным, произойдет производственный коллапс. Максим блестяще руководил всем этим сложным механизмом под названием съемочная группа, и всегда находил оптимальные решения. Иногда у нас возникали забавные моменты: мне всегда хотелось снять побольше и поинтереснее, и часто это желание шло вразрез с производством. Задачей Максима было утрамбовать меня в наш съемочный график, но при этом не навредить творчеству, позволив нам с оператором снимать интересно все подряд. Вы, наверное, удивитесь «как это так «позволить»?! Кто главнее на площадке — режиссер-постановщик с оператором, или второй режиссер? Ответ прост: кино — соединение творчества и очень жесткого технологического производства. Режиссер-постановщик и оператор отвечают за творчество, а второй режиссер — за производство. Если они понимают друг друга – получается оптимальный вариант. В нашем случае родилась система, которую Максим называл «первую половину смены снимаем красиво, а вторую быстро». Выглядело это так: до обеда мы с оператором спокойно снимали к сцене три-четыре сложных кадра, а после обеда под вопли Максима «время, время!» в полном «молотке» и «завитии» бомбили десять-пятнадцать кадров относительно простых. В итоге получалась «золотая середина». Что такое быть «в молотке», находиться «в завитии», пребывать «в анасе» или «отхлевлять правого кипяченца» я вам расскажу позже в отдельной статье про жаргон нашего оператора-постановщика Владислава Гурчина. Поверьте, рассказ будет интересным, и многие выражения полюбятся вам не меньше крылатого «тыц-пиздыц» из моей повести «Похороните меня за плинтусом».

Владислав Гурчин, оператор-постановщик

Лидия Раевская | Дневник съемок фильма «На игре» (рабочее название «Геймеры»)

Здравствуйте, это Лидия Раевская, любопытная блондинка с отвратительным чувством юмора. В понедельник я начну рассказ о том, как снимался фильм «На игре» (рабочее название «Геймеры»). 30 дней, которые растянутся, возможно, на несколько месяцев — а какой смысл выдавать всю информацию сразу? Так что ждите, скоро все будет. И будет интересно.