Лидия Раевская | Дневник дилогии «На игре». День восемьдесят пятый: про кошек и продюсерских собак
Сегодня я вам расскажу, как снимаются эпизоды с животными. Считается, что если в эпизоде участвуют дети или животные – количество съёмочных дней можно смело умножать на два. Хотя, дети детям рознь. Когда в Новгороде снимали эпизод с убийством Зарицына – 11-летняя Полина Лунегова, играющая его дочь, работала наравне со взрослыми, мужественно снималась в летнем платьице при температуре в плюс шесть, и отработала четыре съёмочных дня так, как положено. Наверное, вышеозвученное правило распростаняется только на грудных детей. А вот животных до сегодняшнего дня, мы ещё ни разу не снимали.
Итак, за двое суток в павильоне появились две новые декорации: жилая комната, и кухня. В комнате будут снимать позже, а вот кухню снимали сегодня. Такая нормальная совдеповская кухня-пятиметровка. На окнах клетчатые занавесочки, пластиковые серые шкафчики на стенах, старая электроплита, на которой стоит сковородка с картошкой, и реально ЖАРИТСЯ (!), мойка для посуды, подключённая к водопроводу, и даже стиральная машинка. У плиты стоит кошачий домик, знаете, в зоомагазинах такие продают, двухэтажные, и на нём написано имя того, кто в нём живёт – Гейтс.
Сегодня снимался коротенький эпизод, когда Максим сидит на кухне, ужинает, и разговаривает со своей мамой о Лене. Мама советует сыну пригласить девушку в театр, подарить ей цветы, и выдаёт Максиму на непредвиденные расходы пятьсот рублей. В этот момент Максиму приходит СМС от Вампира, и он чернеет лицом. Я не помню, что там ему написал Вампир, но, видимо, что-то очень серьёзное, потому что два часа снимали крупным планом встревоженные глаза Максима. Ах, да. Забыла самое главное. Животное. Животное – это кот. Кот, типа, Гейтс. Кота принесла на площадку девушка, и сдала в аренду киношникам почти на семь часов. Кот, кстати, получил за эти семь часов съёмок зарплату. В сумме, равной моей зарплате за восемь дней. Мучительно захотелось стать котом… У кота была эпизодическая роль: он должен был сидеть за столом, на соседнем свободном стуле, смотреть как ест Максим, а потом получить лёгкого поджопника от Максима же. И в конце эпизода, когда Максим кидает коту в миску котлету – должен её схватить. Но не жрать, как бы ни хотелось. Хозяйка строго запретила кормить животное котлетами, купленными в гастрономе, потому что, видимо, кот – это её главный источник дохода. Теперь понятно, почему коту платят зарплату?
Во время репетиции у режиссёров всё время рождались какие-то новые идеи, в результате которых кого-то из группы послали в ближайший магазин за огурцами и помидорами. По замыслу режиссёров, было бы неплохо, если б мама Максима в момент диалога была чем-то занята. Чем-то полезным. Например, нарезкой огурцов.
Пока человек бегал в магазин за овощами, репетировали без огурцов, но это не спасало Максима от поедания картошки, которая стоит на плите с восьми утра. И постоянно жарится. В перерывах между дублями, многие интересовались у Лёши Бардукова: «Ну, как картошечка?», а Лёша болезненно морщился, и говорил, что, если сравнивать с другим фильмом, в котором он снимался, и где он пятнадцать дублей подряд должен был пить водку – то очень даже вкусно. По крайней мере, тазик под столом, как в тот раз, ему пока не нужен. «Ничего, ещё не вечер, – ободряли Бардукова добрые люди. – Ещё стошнит. Сегодня до восьми вечера снимаем. А щас ещё двух часов нет». Лёша стонал в ответ, а люди вокруг радовались.
Кот, кстати, оказался не таким уж и профессионалом. Потому что очень часто спрыгивал со стула, не дожидаясь поджопника. И не просто очень часто – а все дубли подряд, кроме самого первого. Поэтому этот эпизод будут потом монтировать из разных дублей.
Когда отсняли общий план – перешли к крупным. И тут Бардукову вновь пришлось есть картошку. Потому что первый же крупный план лица Максима должен показать, с каким аппетитом он ест мамин ужин. В отличие от кота, Лёша Бардуков гораздо профессиональнее в актёрском плане, поэтому ел эту картошку, и даже не давился.
Ещё на площадке я обнаружила две пустые комнаты, с дощатым, крашеным полом, а ля «домик в деревне». Там было темно и воняло краской. Не дожидаясь, пока я вдоволь нанюхаюсь, и меня посетят радужные галлюцинации, я с другого конца площадки прокралась в комнату Максима, и там надолго осталась. Комната Максима была уже полностью построена, и вполне пригодна для житья. Если бы только не тёмно-синие стены, и не полумрак.
– Что скажешь? – раздался у меня за спиной голос Павла Санаева.
Я обернулась, и в полумраке, в общих чертах, разглядела фигуру режиссёра, сидящего на диване.
– А что надо сказать? – осторожно поинтересовалась я, одновременно прикидывая, зачем в комнате двадцатилетнего компьютерного фаната стоит старое пианино с фарфоровой кошкой, стоящей на нём сверху.
– Я вот, как человек, далёкий от наркотиков, в этой комнате почему-то ощущаю себя наркоманом. – Вдруг неожиданно признался Санаев. – Всё такое синее, полумрак… Вот ты о чём думаешь, зайдя в эту комнату?
Я задумалась. Хотелось мне, конечно, много чего. Спать, например, очень хотелось. Кошку фарфоровую спереть хотелось. У меня такая в детстве была, я её разбила. А что касается наркотиков, то я, как человек от них настолько далёкий, что дальше только Китай, никакой потребности в них не чувствовала. Однако, подумав, ответила:
– Я думаю о кальяне.
И это было правдой. Обстановка очень располагала. Синие стены, тёмная мебель, корешки книг за стёклами книжных шкафов, мерцание монитора компьютера, и мягкий диван в углу комнаты.
– Я тоже, – то ли обрадовался, то ли опечалился Санаев. И добавил:
– Это всё синие стены виноваты.
Может, и стены, не знаю. Но мне в этой комнате почему-то хотелось остаться недельки на две. И даже без кальяна. Очень уютная такая комната. У меня такая же была в детстве. И даже пианино было. С такой же фарфоровой кошкой на нём… Только стены были зелёные. Наверное, поэтому я до сих пор не знаю что такое наркотики.
Тем временем, перешли к эпизоду с котом и котлетой. Очень долго выбирали ракурс, и снимали, практически лёжа на полу. В кадре видно только ноги Максима в тапочках, кошачий дом, и кошачью же миску. Кота видно не было.
Оператор долго спорил с режиссёром на предмет замены кошачьей миски какой-нибудь неглубокой тарелкой, потому что с уровня пола эта миска напоминала, скорее, тазик. И котлету в ней было не видно. Спор ни к чему новому не привёл, и миску оставили как есть.
По сигналу режиссёра, ноги Максима подошли к миске, и сказали кошачьему домику:
– Эх, Билли, кот Матроскин в твои годы двух коров имел, а ты всё попрошайничаешь.
Руки Максима опустились к миске, и кинули туда котлету. Через секунду из домика показалась кошачья морда, которая молниеносно схватила из миски котлету, и нырнула обратно в дом, откуда послышалось торопливое чавканье. После команды «Стоп», раздался громкий крик хозяйки кота:
– НЕ ЖРАТЬ!!!!!!!!
И кот был бесцеремонно, за шкирку, извлечён хозяйкой из убежища, после чего в кошачьей пасти была произведена ревизия, и магазинную котлету, строго противопоказанную коту-кормильцу, выдрали у несчастного животного, как мне показалось, прям из желудка.
– А говорили, кот это жрать не будет… – Сказал кто-то за спиной у хозяйки кота, но она была занята выворачиванием животного наизнанку, и никак на реплику не отреагировала.
В общем, то ли миф об актёрах-животных, которые в два раза увеличивают съёмочный день – это действительно миф, то ли кот оказался профессионалом, но всё сняли практически с одного дубля.
Подведя итог сегодняшнего дня – я передумала быть котом. Даже за такую зарплату как у него. Зато у меня никто еду из желудка вытаскивать не будет.
