Лидия Раевская | «На игре». День подготовительный
Сегодня был первый съёмочный день нового полнометражного кинофильма под названием «На игре».
Начну издалека. Мерзким ноябрьским днём мне в руки совершенно случайно попал сценарий фильма «На игре» (тогда он еще назывался «Геймеры»). Написан он режиссёром и писателем Павлом Санаевым, по мотивам книги Александра Чубарьяна «Игры в жизнь». Книгу я, само собой, не читала. Сценарий осилила к концу вторых суток чтения. Ибо книга и сценарий — это две большие разницы. Сценарий я читала не из праздного интереса. Мне предложили отредактировать некоторые диалоги героев, на что ушла пара месяцев. Между прочим, адский труд. Никак не можешь абстрагироваться от мысли, что всю вот эту шляпу, которую ты пишешь – будут приличные, воспитанные люди с экрана говорить.
Сценарий мне понравился. А вам обязательно понравится фильм. Ну а теперь о том, с чего мы начали. Сегодня был первый съёмочный день.
Вы часто бываете на съёмках фильма? Я так вообще никогда там не бывала.
Мне предписывалось прибыть к двенадцати часам дня на заброшенную стройку в районе Аминьевского шоссе. Знаете, там справа такая дура железобетонная есть, если кто мимо проезжал? Видели? Это аквапарк. Был бы, если бы его достроили. Но, видимо, у застройщика хватило денег только на стены и лестницы. А потом они кончились. С кем не бывает? В общем, приехала я на стройку и первое, что увидела – это двоих дерущихся мальчиков в кедиках.
— Это кто? — шёпотом спросила я у продюсера картины Александра Бондарева, и почему-то покраснела.
— Это Лёша Бардуков и каскадёр Володя, — тоже шёпотом ответил Александр, и почесал свою шапочку пипиркой от рации.
— А почему они дерутся? — я любопытная, мне всё знать нужно. — Почему кровищи нет, и зубы в разные стороны не разлетаются, веером?
— Сцену драки снимаем. Если ты помнишь, в сценарии есть такая сцена, где герои дерутся на заброшенной стройке, — Бондарев на всякий случай отодвинулся от меня подальше. По глазам было понятно – мою страсть к кровище и выбитым зубам он не разделяет. — Но сегодня мы снимаем только тесты. Чтобы потом обработать их на компьютере, добавить спецэффекты, и посмотреть: надо ли вообще снимать этот фильм, или фуфло получится?
— А…, — говорю. — А почему они так неправильно дерутся? Вон тот мальчик в белых перчатках вполне мог бы сейчас дать второму ногой в ухо. И промахнулся. Народ обманываете?
— Знаешь что? — риторически спросил меня Бондарев. — Ты, когда молчишь, гораздо более приличное впечатление производишь. Ты что, хотела, чтобы тут куски черепов в стороны летели, и гора трупов? А то, что, например, Бардукову ещё дальше сниматься — это неважно? Мы кино снимаем, а не «Лики смерти». На экране всё будет выглядеть так, как надо. — И добавил шёпотом, в сторону. — Господи, прости. Кому я это всё объясняю?
Надо было срочно менять тему.
— Хлопушку не видно! – закричал кто-то в большой матюгальник, и я опять полюбопытствовала:
— А это кто?
— А это второй режиссёр фильма — Максим Малинин. Но ты никогда не называй его вторым. Видишь, какой у него тяжёлый матюгальник и суровый взгляд? И кувалда у него есть, если что. Ты уважай его, это самый важный человек на съёмочной площадке. Он контролирует абсолютно всё. У тебя в голове не уложится даже треть того, что он постоянно держит на контроле у себя в голове. О как.
Каскадёр Володя стукнул ногой Бардукова, и смущённо откатился куда-то в сторону.
— Плей бэк! — снова закричал суровый Максим в матюгальник, и куча народу вдруг ринулась к какому-то чёрному ящику.
— Это что? — опять докопалась до Бондарева. Причём, чувствую, как глаза Александра уже ищут, ищут кувалду… — Куда все бегут?
— К плей бэку. Не видишь что ли? — пожал плечами Бондарев. — Сейчас будут смотреть, как эта сцена драки выглядит на экране.
— Вижу, — отвечаю, и в сторону потихоньку отодвигаюсь, — вижу, конечно. А что такое «плей бэк»?
— Ящик, — коротко ответил Александр, и снова почесал шапочку пипиркой от рации. — Вот этот ящик называется «плей бэк». Отснимут сцену — а потом смотрят, что получилось. Иди с ними, тебе полезно посмотреть будет. Может, вопросов меньше потом будет.
Я отошла подальше, чтобы из укромного места пожалеть бедных мальчиков-актёров-каскадёров, которые в такую холодрыгу мезозойскую вынуждены в одних только спортивных костюмчиках несколько часов подряд бить друг друга ногами перед камерой. Вы не представляете, насколько в этом бетонном гробу было холодно. Не побоюсь этого сравнения — вся съёмочная группа сегодня пошла по пятам генерала Карбышева, которого фашисты выгнали на мороз, и поливали его водой, пока он не замёрз. Меня фашисты не поливали, и ногами меня никто почему-то ни разу не пнул, но я просидела на площадке два с половиной часа — и поковыляла домой, чтобы донести до вас, дорогие друзья, всю правду. Больше я просто физически не смогла бы выдержать. Прошу заметить, свалила я одна. А вся съёмочная группа осталась на месте. Боюсь даже спросить теперь: там все живы-то остались?
Вот так снимаются фильмы… И это был только первый день съёмок, всего лишь тесты, чтобы посмотреть, как сцена драки будет выглядеть на экране после компьютерной обработки. А впереди ещё долгих полгода съёмок.
И я пойду с ними до конца. Если раньше меня не убьют кувалдой. Буду мешаться под ногами, лезть с вопросами, а потом садиться за комп, и писать, писать, писать.
Страна должна знать своих героев, страна должна знать, как снимаются фильмы, которые вы потом смотрите, сидя в кинотеатре, запихивая в рот подружки попкорн, и смущённо икая от холодной Кока-колы, страна должна знать: осенью 2009-го на широкие экраны выйдет новый полнометражный фильм Павла Санаева «На игре».
И кто его не увидит — тот будет моим личным врагом на всю жизнь. А это очень страшно. Я не вру. Ну, почти не вру…
Комментирует Павел Санаев
Первый съемочный день, который так забавно описала Лида Раевская, происходил ровно год назад… И тестовая съемка – это не значит посмотреть «фуфло получится кино или нет». Тестовая съемка – это проба пленки в разных режимах, проба камеры, проба различных углов обтюратора… Я, кстати, только тогда узнал, наконец, что такое этот загадочный «обтюратор». Изменение угла обтюратора меняет скорость движения затвора камеры. Грубо говоря — это похоже на изменение выдержки фотоаппарата. Если вы снимите с длинной выдержкой человека, махнувшего рукой, то увидите, что рука будет немного смазана. А если снимите то же самое с короткой выдержкой, то изображение будет более четким. Когда кинокамера работает в обычном режиме, на всех кадрах в зоне движения объекта есть небольшие «смазки». Потом эти кадры идут один за другим, и движение на экране получается естественным, как в жизни. Если угол обтюратора уменьшают, камера начинает работать как бы с более короткой выдержкой, и каждый кадр получается более четким, уже без смазок. И изображение в результате становится более быстрым. Оно не ускоренное, а естественное, но при этом, какое-то более «молниеносное», что здорово помогает при съемках драк и разных экшен-сцен.
Павел Санаев, режиссер-постановщик
Вообще-то, тестовую съемку обычно проводят очень коротко, но я втравил Сашу Бондарева, нашего продюсера, в авантюру — убедил его, что раз уж мы все равно затеваем съемку, так давай снимем драку, которая у нас уже поставлена. Он согласился. Думаю потому, что ему самому очень хотелось поскорее что-нибудь снять и понять, как сработается наша группа. Поэтому смело можно сказать — это действительно был наш первый съемочный день, с той только разницей, что снятые кадры не вошли в картину, хоть мы и перевели на них пару банок пленки. Так как съемка была тестовая, никто не думал ни о гриме, ни о костюмах — герои дрались в каких-то кедиках, перчатках, спортивных костюмчиках… Дима Слобцов, прекрасный режиссер монтажа, который потом эту драку монтировал, назвал ее «дракой молдавских гастарбайтеров, которые за объект дерутся».
Кстати, об объекте. Мой друг работал когда-то на этой стройке и рассказал, что был разработан проект огромного аквапарка с какими-то сумасшедшими бассейнами, каскадами воды, ресторанами, водяными горками и всем прочим… Начали строить, и уже потом решили все-таки позвать экономистов — посчитать, сколько будет стоить билет. Вот тогда-то и выяснилось, что с учетом всех расходов на содержание, билет за посещение этого чуда должен стоить двести долларов. На этом сказали: «всем спасибо, все свободны», и так эта стройка до сих пор стоит.
Кроме драки мы хотели попробовать, как у нас получится съемка стрельбы «от первого лица» – как в Контр Страйк. Для этого нам нужно было снять несколько падающих от выстрелов людей, на которых мы потом наложили бы отдельно снятую руку со стреляющим пистолетом. Дважды этих людей изобразили приглашенные каскадеры, а третьим застреленным вызвался быть я сам. И не просто застреленным, а еще «добитым в голову». Иногда у артистов возникает суеверный страх играть гибель. И поверьте, смотреть на экране, как тебя убивают, на самом деле не очень приятно. Но я подумал, что если я сам не сыграю нечто подобное, хотя бы в ролике, то у меня не будет потом полного морального права «убивать» в кино своих актеров. Я принял на себя несколько выстрелов, и заработанного морального права хватило потом с лихвой — специально не считал, но думаю, в фильме «На игре» мы застрелили человек сто. А вот делать из этого ролика скандальную новость-утку я отказался категорически. Я к таким трюкам всегда относился презрительно, и идею выложить наш ролик в сети под ссылкой «На съемках «На игре» убит Павел Санаев» отверг с порога. Работа одно, грязные пиар- приемы – другое, и есть вещи, с которыми не играют.
Слева направо: Малинин, Гурчин, Санаев
Очень забавно было читать, когда Лида писала про Максима Малинина, второго режиссера, о том, сколько всего он держит в голове… Дело в том, что при организации сложного постановочного процесса необходим начальник штаба – человек, который держит в железном кулаке всю съемочную группу и четко знает, что за чем должно следовать, куда и когда должны прийти машины, куда размотать какой кабель, где будет стоять камера в первом кадре, что и в какой последовательности будет сниматься, и что для этого нужно… Если начальник штаба окажется некомпетентным, произойдет производственный коллапс. Максим блестяще руководил всем этим сложным механизмом под названием съемочная группа, и всегда находил оптимальные решения. Иногда у нас возникали забавные моменты: мне всегда хотелось снять побольше и поинтереснее, и часто это желание шло вразрез с производством. Задачей Максима было утрамбовать меня в наш съемочный график, но при этом не навредить творчеству, позволив нам с оператором снимать интересно все подряд. Вы, наверное, удивитесь «как это так «позволить»?! Кто главнее на площадке — режиссер-постановщик с оператором, или второй режиссер? Ответ прост: кино — соединение творчества и очень жесткого технологического производства. Режиссер-постановщик и оператор отвечают за творчество, а второй режиссер — за производство. Если они понимают друг друга – получается оптимальный вариант. В нашем случае родилась система, которую Максим называл «первую половину смены снимаем красиво, а вторую быстро». Выглядело это так: до обеда мы с оператором спокойно снимали к сцене три-четыре сложных кадра, а после обеда под вопли Максима «время, время!» в полном «молотке» и «завитии» бомбили десять-пятнадцать кадров относительно простых. В итоге получалась «золотая середина». Что такое быть «в молотке», находиться «в завитии», пребывать «в анасе» или «отхлевлять правого кипяченца» я вам расскажу позже в отдельной статье про жаргон нашего оператора-постановщика Владислава Гурчина. Поверьте, рассказ будет интересным, и многие выражения полюбятся вам не меньше крылатого «тыц-пиздыц» из моей повести «Похороните меня за плинтусом».
Владислав Гурчин, оператор-постановщик
