Максим Марков | Фестиваль «2-in-1»: день первый
Фестиваль «2-in-1» стартовал не столь удачно, как прогнозировалось, но все-таки спасибо за то, что вообще стартовал.
«Сетка от комаров» (Испания, реж. Агусти Вила). Начинаясь как комедия (во вступительной сцене герои путаются в количестве собак, обитающих у них в доме), фильм довольно-таки быстро сворачивает на стезю удручающей семейной драмы – где у каждого внутри свой ад и своё пепелище. Давно охладевшие друг к другу супруги решают разойтись - и тут же принимаются искать утешения в объятиях тех, кто много их моложе: он вяло подкатывает к горничной, она бездумно отдается приятелю своего сына… Объясняя общую суть своей картины (а заодно расшифровывая название), автор вкладывает в уста героини Эммы Суарес историю про девочку, которая так боится причинить кому-нибудь боль, что даже не пользуется москитной сеткой - чтобы комарики не страдали, в нее попадая. Но сомневаясь, видимо, что не все поймут столь тонкую метафору, в конце концов он все-таки проговаривает вслух вопрос, и без того весь фильм витающий в воздухе: «Почему мы заставляем страдать тех, кого любим?»
По своему настроению и отчасти даже по построению лента слегка напоминает «Седьмой континент» Михаэля Ханеке (см., если интересно, апрельские «Бриллианты»). И не только сценой на автомойке, тоже снятой изнутри машины. Совершенно по-ханекевски выглядит открытая дверца работающей духовки (разве что в испанском варианте смягчаемая еще и открытым окном). В духе великого австрийца и страшная в своей естественности побочная линия подруги главной героини - которая никогда не бьет свою дочку, но, руководствуясь какими-то высшими воспитательными соображениями, заставляет её ходить по яйцам, обрезает в наказание волосы, силком запихивает в рот остатки недоеденного мороженного и в довершении всего обжигает ей руку сигаретой. И уж тем более совершенно «его» эпизод, в котором герой случайно сбивает прошмыгнувшего перед машиной кабана: чтобы животное не страдало, принимается «гуманное» решение нарочно переехать его еще несколько раз…
Однако если Ханеке как-то и повлиял на эту картину, то её режиссер данного факта решительно не признает – настаивая, что снял все-таки комедию (хотя и печальную) и в качестве главного учителя называя Бунюэля (что, разумеется, вполне логично для испанца). Но сравнивая свой финал с финалом бунюэлевской «Сусаны», Агусти Вила словно не замечает очевидного несоответствия двух картин по темпераменту. Да, оба фильма завершаются тем, что герои сидят за столом, старательно делая вид, что ничего как будто бы не произошло. Только вот у Бунюэля этой сцене предшествовал пламенный клубок жгучих страстей, которые не оставят равнодушным даже самого случайного зрителя. В то время как «Сетка для комаров» - это набор почти хладнокровных зарисовок, которые красноречиво венчаются упорным нежеланием героев открывать на столь же настойчивые звонки в собственную дверь: мы никого к себе не пускаем – и разве это не чисто ханековская мысль?..
Впрочем, Ханеке никогда не был склонен идти на компромиссы – в то время как его испанский коллега предпочитает все-таки вовремя закрыть ту самую дверцу духовки. И кто знает – пойди он до конца, довелось ли бы ему выиграть на Карловарском кинофестивале?.. Ханеке-то, жесткий и жестокий, своей «Пальмы» двадцать лет ждал. А ведь быть проще, быть немного «лайт» - это, как-никак, более полезно для карьеры.
«Четвертый портрет» (Тайвань, реж. Мон-Хун Чун). Первый портрет – умершего отца, для похорон которого не нашлось фотографии. Второй – лучшего друга (вернее, наиболее примечательной его черты, деликатность не позволяет мне уточнить здесь, какой именно). Третий – пропавшего брата. Четвертый – свой собственный. Между ними – история десятилетнего мальчика, заблудшая мать которого не очень-то ему и рада, а отчим, судя по всему, знает, куда именно подевался старший пасынок…
Отталкиваясь от того прискорбного факта, что ежегодно на Тайване пропадает более сотни детей (озвученного дважды – и в фильме, и в фестивальном каталоге), режиссер довольно простыми мазками рисует портрет мальчугана, который тоже может сгинуть в неизвестность в любой день. С ним вполне может что-то случиться, когда, проснувшись среди ночи, он один отправляется на поиски своей заработавшейся матери; его совершенно спокойно может пристукнуть отчим; полиция легко может застукать его на месте преступления, в которое он оказался втянут своим случайным знакомым… Но все же не желая своему герою такой незавидной судьбы, автор фильма не впадает в крайности и не пугает зрителя понапрасну – оставляя надежду, что он, пусть и маленький, найдет в себе силы и выкарабкается… Для тех же, у кого все-таки останутся сомнения в благополучном исходе, ближе к финалу картины на фоне красивого пейзажа пересказывается всем нам известная басня про выжившую лягушку – с заменой превратившейся в масло сметаны на узкое горлышко банки: сумела исхитриться и пролезть – живи и радуйся, не сообразила – прости, сама виновата.
Притча тем более любопытна в контексте данного фестиваля, что ее отголоски слышны и в фильме «Дерево» (Франция-Австралия, реж. Джули Бертучелли), показанном после торжественной церемонии открытия. Вернее, даже не слышны – лягушки показаны самым натуральным образом и собственно в процессе выживания: невесть каким образом они оказались, пардон, в унитазе – и никоим образом не хотят смываться обратно, хотя обнаружившие их дети нажимают на соответствующую кнопку раз за разом. Но столь буквальная метафора непреодолимой тяги к жизни одновременно несет в себе и весьма прозаичное развитие сюжета – с диаметрально противоположным «метафорическим» зарядом: лягушки оказались в канализации по вине гигантской смоковницы, которая таким образом словно бы сама напрашивается на то, чтобы ее срубили. Однако принимая во внимание задающее тон всей истории обстоятельство (обе героини фильма - сперва дочь, а потом и мать - верят, что в дереве поселилась душа их отца и мужа), можно понять, отчего столь горячо и яростно отвергается идея столь своеобразной, скажем так, эвтаназии…
Само же «Дерево» (говоря уже собственно о картине) оказалось высокодуховным, высококультурным, но в высшей мере скучным, тоскливым и предсказуемым произведением. Тем не менее, пытаясь объяснить его присутствие на столь престижном месте в официальной программе, невольно находишь самые прямые соответствия содержания фильма печальным реалиям, которые пережил фестиваль на протяжении последнего года. Невидимое дерево, в которое вселилась душа Ивана Дыховичного (некогда затеявшего всё это дело, но скоропостижно ушедшего от нас прошлой осенью), тоже разрушило дом, в котором продолжали обитать соратники режиссера – и теперь вместо одного у нас есть сразу два фестиваля, одинаково наследующие тому «Завтра», что мы полюбили за минувшие годы (собственно «Завтра», прошедшее неделей ранее, и «Два в одном», который мы сейчас и освещаем). Герои фильма выжили и отправились в путь, оставив упавшее дерево за своими плечами. Окажутся ли столь же жизнеспособны артхаусные (и потому очень концептуально похожие) фестивали, столь плотно оккупировавшие соседние уик-энды в одном-единственном октябре – покажет не только время, но и, наверное, наполняемость залов.
