Максим Марков | Кинодрафт. «Кабинет редкостей» Гильермо дель Торо. Часть II: блокноты
Продолжая рассказ о книге Гильермо дель Торо (и помогавшего ему Марка Скотта Зикри) «Кабинет редкостей: Мои зарисовки, коллекции и другие одержимости», перехожу к главной его составляющей – к блокнотам мастера, которым он приписывает воистину «магическое значение». В этом с ним согласен и спец по вопросу Нил Гейман, подозревающий, что именно в этих блокнотах находится «настоящая магия» («мир фантазий Гильермо, населённый феями и демонами, насекомыми и часовыми механизмами»), а потому уверенный: «Заглянуть в них – всё равно что попасть за кулисы, в другой мир».
Прежде чем приступить к фильму, я перечитываю все блокноты. Я вожу их с собой. Блокноты для меня – каталог, и я всё время пытаюсь объяснить, что их нельзя считать упорядоченными заметками человека, мыслящего линейно. Совсем наоборот. Блокноты – это нечто вроде каталога товаров для заказа по почте, и я обращаюсь к нему, когда мне не хватает идей.
Режиссёр Джон Лэндис отмечает, что «блокноты Гильермо, которые он аккуратно собирал долгие годы, дают представление о том, сколь сложно устроен его разум и восприятие прекрасного», и сравнивает дель Торо с Леонардо да Винчи. Это сравнение напрашивается само собой («ещё и потому, что и сам Гильермо дель Торо – настоящий современный человек Возрождения, потрясающе талантливый, с широчайшей сферой интересов, горящий безграничным энтузиазмом»), и точно так же говорит о друге Джеймс Кэмерон:
Его блокноты – это карта бессознательного, а его фильмы – двери в подземелья наших снов, где мы можем заглянуть в собственное сердце тьмы, сразиться с ним и выйти победителями. {…} Он погружает руки в вихрь своего разума и молниеносно выхватывает оттуда зарисовки образов и наброски сюжетных отрывков, пожиная лишь малую толику фантазий, с рёвом несущихся в смерче.
Книга позволит вам мельком увидеть этот вихрь. Вы познакомитесь с Гильермо как художником и будете поражены.
Эти удивительные блокноты приоткрывают нам «внутренний мир творца и его отношения с миром внешним», хранят «размышления о выборе актёров, историческом фоне, отдельных кадрах, диалогах, декорациях, персонажах, костюмах и монстрах» (одна из записей: «ШОК не важен, только его последствия»).
Изучая блокноты, внимательный исследователь замечает, например, как менялся подход к образу Хеллбоя (сперва была мысль сделать того «по образу Кинг-Конга – огромным десятифутовым громилой»), и узнаёт, что и Бледный Человек (вероятно, самый знаменитый из образов, придуманных дель Торо) изначально был совершенно другим – стариком «с культями на месте кистей»: «Деревянные кисти рук лежат перед ним на тарелке, он прикладывает их к запястьям, и они оживают». Однако идея, что на тарелке лежат не кисти, а глаза, оказалась куда сильнее – и уже готовую модель с человеческим лицом пришлось переделывать, что чуть было не привело к ссоре с коллегами («Иногда режиссёру приходится быть сволочью. Хочешь не хочешь, но в ближней перспективе твои слова так и воспримут. Однако, если так надо для фильма, оно того стоит»).
Очевидно и самое главное, прописанное в череде строк, но на самом деле являющееся своеобразным выводом: «В этих заметках Гильермо постоянно напоминает себе: важно не бояться и отстаивать право делать то, что он считает нужным, во всём».
Блокноты составляют единую картину с домом и фильмами Гильермо, но у них есть существенное отличие. И дом, и фильмы – это законченные произведения искусства, тщательно доведённые до ума, прежде чем быть представленными публике. Блокноты же – не только плод творчества, но и сам его процесс, высказывание и стоящие за ним размышления.
Данный раздел «Кабинета редкостей» (самый внушительный и по количеству страниц, и по представленному на них материалу) выстроен согласно режиссёрской фильмографии: от дебютного «Хроноса» («Это картина о вампирах, где ни разу не упоминаются вампиры») до крайнего на тот момент «Тихоокеанского рубежа» (оригинальное издание этого труда вышло в 2013 году), который стал образцом жанра «гигантские чудовища против гигантских роботов», оказавшись в то же время «превосходным лекарством от всех душевных ран и разочарований», вызванных отпущенным в другие руки «Хоббитом» и так пока и не состоявшимися «Хребтами Безумия».
Так задумки, некогда родившиеся на этих плотно исписанных и изящно зарисованных страницах, переплетаются с уже осуществлёнными фантазиями, бережно перенесёнными на киноплёнку.
Я люблю говорить, что каждый из нас всю жизнь снимает один фильм – фильм из образов, использованных во всех наших фильмах. {…} Я думаю, эти блокноты так важны для меня, потому что в них рассказывается сюжет того единственного фильма, который я пытаюсь сделать. Поэтому композиция, цвета и прочее, что касается блокнотов, так же важны для меня, как Холодный дом. В каждом из моих фильмов фигурирует дом – не только в тех, что я уже снял, но и в тех, что надеюсь снять, если мне повезёт прожить ещё несколько лет.
И собеседник дель Торо, практически незримый Марк Скотт Зикри, подхватывает и заключает: «Разглядывать Холодный дом, листать твои блокноты, смотреть твои фильмы – всё равно что ходить на экскурсию в твою голову».
В ходе постоянных разговоров, наряду с поразительными иллюстрациями составляющих основу «Кабинета редкостей», мы также узнаём…
– Что в детстве Гильермо получил от отца целое собрание книг для детей («Это всё была сплошь классика: “Собор Парижской Богоматери”, Эдгар Аллан По и всё такое»), а также «Энциклопедию семейной медицины и здоровья» и десятитомную «Как понимать изобразительное искусство» («Одновременное изучение великих образцов искусства и болезней, способных поразить человеческое тело, оказало огромное воздействие на формирование Гильермо как личности»).
– Что дель Торо «в молодости прочёл все возможные книги по сценарному мастерству, но сплошь и рядом не мог с ними согласиться» («На каждое базовое понятие из тех, что вбивают в сценаристов, – “правила игры”, план антагониста и, наконец, арка персонажа – существует масса произведений, которые доказывают, что не так уж они и необходимы»), а сейчас ему по-прежнему «трудно писать диалоги» и куда как больше «нравится писать немые сцены» («Я был бы счастлив жить в эпоху немого кино, потому что немое кино – самое настоящее»).
– Что однажды он чуть было не взялся за «Фантастическую четвёрку», хотя супергерои как таковые никогда его не привлекали (куда сильнее оказалась тяга «к комиксам в жанре хоррор»); вообще, режиссёр «отверг множество заманчивых предложений от голливудских киностудий, предложений, суливших ему миллионы долларов».
– Что сценарии второго «Хеллбоя» и «Лабиринта Фавна» он писал практически одновременно («а) надо было уложиться в дедлайн и б) у “Лабиринта Фавна” дедлайна не было. За “Лабиринт Фавна” мне не платили, и второй “Хеллбой” позволял заработать на хлеб»).
– Что как режиссёр он «с маниакальной тщательностью» следит, чтобы реквизит в его фильмах «выглядел как надо»; что он любит образ шестерёнок, одержим мандрагорой («Корень мандрагоры занимал моё воображение с самого детства»), непременно вставляет в каждый свой фильм книги («чтобы потом оставить их себе») и терпеть не может фотографировать, предпочитая вместо этого зарисовывать увиденное в блокноте.
Много лет жена спрашивает меня: «Почему ты совсем не делаешь семейные фото?» А я отвечаю – понимаю, это звучит как позерство, но это искренне: «Я не могу просто взять и сфотографировать нечто. Мне нужно понимать, что будет в кадре, в каких цветах». В этом я прямая противоположность Стенли Кубрику. Он был великим фотографом. Я так не могу. Я должен придумать кадр целиком.
Дель Торо не следит за модными течениями, но в курсе того, «что происходит в мире манги, аниме и видеоигр».
Он вспоминает фильм «Броненосец „Потёмкин“» («Разбитые очки – яркий символ краха, мне кажется»), не скрывает своей любви к русской технике и русскому футуризму («Мне вообще нравятся пропагандистские плакаты СССР и Восточной Европы – очень выразительная графика»), а кроме того полагает, что «Тунгусский метеорит – известная история, когда так и не нашли, что же взорвалось, – был чем-то вроде “Секретных материалов” в царской России».
Объясняет, как на одной странице одного из блокнотов появился дом, в котором вырос Луис Бунюэль («Бунюэль – мой любимый режиссёр всех времён, как и Хичкок»), а на другой – автограф Стивена Кинга, только что посмотревшего вместе с сыном «Лабиринт Фавна» и написавшего на него «самую первую рецензию»: «Мы в восторге!» («Он – мой любимый писатель из ныне живущих. Пожалуй, один из самых любимых писателей вообще»).
Рассказывает о своём знакомстве с Педро Альмодоваром, который «воскресил» его после «неудачи с “Мутантами”» и дал ему «второй шанс в кино и в жизни», став продюсером «Хребта дьявола» («Он ни во что не вмешивался, защищал меня, давал всё, что мне требовалось, чтобы снять фильм, который я должен был снять, и держался предельно скромно»). Картина, в которой дель Торо «исследует собственное прошлое и настоящее, размышляя о том, где он был, кем он был и какой путь выбрал как художник», особенно ему дорога:
Бывают недели, когда он нравится мне так же сильно, как «Лабиринт Фавна», бывают – когда даже сильнее. Но меньше – никогда, – говорит Гильермо. – Я действительно думаю, что это лучшая моя работа. Этот фильм нельзя назвать ярким, но он невероятно точно выстроен визуально. Если «Лабиринт Фавна» – яркое полотно, пиршество для глаз, то «Хребет дьявола» – скорее рисунок сепией.
Марк Скотт Зикри справедливо отмечает, что на страницах блокнотов то и дело появляются «элементы дизайна» из ещё нереализованных проектов – и порой они проникают в те фильмы, которым повезло чуть больше («Я постоянно работаю над пятью проектами, потому что, по статистике, если проектов много, рано или поздно один получится реализовать»). Интригующим задумкам тут посвящён целый раздел. И это:
– «Мясной рынок» с «суперкоммерческим логлайном» «„Гамлет“ на мясном рынке в духе „Призрака Оперы“»;
– «Мост Мефистофеля» – «история в духе “Фауста” о парне, который заключил сделку с дьяволом, только дьяволу нужна не его душа, а его тело»;
– «Список семи» – «потрясающая приключенческая история в стилистике стимпанка», главный герой которой – Артур Конан Дойл, «ещё не написавший первого рассказа о Шерлоке Холмсе» («Он оказывается втянут в оккультное общество, которое хочет убить королеву Викторию и заменить принца Эдди автоматоном»);
– «Левая рука тьмы» – адаптация «Графа Монте-Кристо», действие которого перенесено в Мексику, отчего «получился такой стимпанково-готический вестерн» («В этом сценарии очень много личных переживаний, и я считаю, это лучшее, что я написал за свою жизнь»)…
Ну и «Хребты Безумия», разумеется, «бриллиант в короне Лавкрафта» – и «один из самых захватывающих сценариев в плане полёта фантазии и творчества».
Когда я, будучи подростком, прочёл их, это было как откровение. Никогда ещё ни одно литературное произведение не заставляло меня ощутить ничтожность человечества и холодное безразличие космоса. Я влюбился. Снять фильм по этой повести стало квестом моей жизни.
По версии Гильермо дель Торо события «Хребтов Безумия» разворачиваются в эпоху покорения Нового Света: «Группа конкистадоров обнаруживала руины цивилизации майя, а под ними – ещё один город». Стать продюсером фильма собирался Джеймс Кэмерон, однако «вдруг в последний момент проекту перекрыли финансирование»: «Ни один фильм с рейтингом R и бюджетом 200 миллионов долларов ни разу не был допущен к производству, и студия опасалась, что без поддержки детской и подростковой аудитории картина не принесёт прибыли».
Но что самое любопытное (наверняка не все об этом знают!): одну из главных ролей в фильме (наряду с режиссёрским любимцем Роном Перлманом) должен был играть… Том Круз! Для этой книги он написал послесловие – с уверенностью, что просто «время “Хребтов” пока не пришло»: «Я сказал ему: это ещё не конец, это всего лишь отсрочка. Я по-прежнему хочу работать с ним, и однажды так и будет».
И хотя этот проект, над которым мы оба работали так увлечённо, не сложился с первого раза, я знаю: рано или поздно всё получится. Почему? Потому что Гильермо никогда не перестанет творить, никогда не потеряет интерес к нему, что бы ни случилось. Он будет держаться за эту идею вопреки всему. И когда фильм всё-таки выйдет, в нём будет всё, что делает фильмы дель Торо такими уникальными и незабываемыми: образы, переживания, виды и персонажи, каких больше никто не делает.
Личность Гильермо будет чувствоваться в каждом кадре этого фильма, точно так же как она чувствуется в каждой комнате Холодного дома, в каждом рисунке в его блокнотах, на каждой странице этой книги.
В Холодном доме и сейчас хранятся стереоскопические фотографии созданных в ходе подготовительного периода макетов («сами скульптуры слишком велики для Комнаты Дождя») – «память о восьми месяцах напряжённого творческого поиска». «Мне нужна отдельная комната для Лавкрафта, – утверждает Гильермо. – И я её сделаю, если мы снимем фильм».
Теперь немного о личном.
Разумеется, у меня, как у автора другой важнейшей книги о кино, не может не возникать вопроса: а какой же труд всё-таки важнее – этот «Кабинет редкостей» или «“Левиафан”. Разбор по косточкам»?.. Такое естественное (и в то же время пагубное!) желание сравнить, сопоставить.
Тут мне, понятно, трудно быть объективным, но всё-таки. Если рассматривать эти книги с точки зрения некоего учебного материала, то преимуществ у «Разбора по косточкам» явно больше – потому как он действительно может многому научить. Простота подхода и простота самого текста (а мне кажется, он получился очень простой) словно бы говорят тебе: «Да что тут сложного! Смотри: камеру сюда поставил, детали проверил, с артистами всё обсудил, снимай!» И лишь потом, проматывая фильм всё дальше и дальше вперёд, затягиваясь в этот процесс, мы понимаем, что тут есть что-то сверху – хотя бы просто душа художника, его личное понимание того, что ему нужно получить от этого фильма. Но всё равно это некий тренинг – и технический, и психологический: «Ты сможешь!»
«Кабинет редкостей», в свою очередь, это не мастер-класс, а повествование совершенно иного рода. Эта книга не совсем о кино (в чём и заключается принципиальное между нами отличие), а портрет гения, впускающего посторонних в свою лабораторию не столько через текст (как в нашем случае), сколько через визуальные образы: через фотографии его уникального дома-музея, через страницы его феноменальных блокнотов. Безусловно, как и любой другой художественный альбом, он способен Вдохновить, придать своему созерцателю определённой энергии на собственное Созидание (и уже в этом – огромная его сила!), но каких-либо годных практических советов тут вы, пожалуй, всё-таки не найдёте. Эта книга не сможет вас чему-либо научить (во всяком случае, мне представляется это маловероятным), потому что, листая её, вы при всём желании не скажете: «Хочу снимать, как дель Торо!» – если сами уже не являетесь гением аналогичного масштаба, если сами не мыслите уже схожим образом! Если ты сам по природе своей не такой, как он, ты не сможешь стать им вдруг, только сейчас себя заставив!..
Это не значит, конечно, что условным Звягинцевым стать легче – но там хотя бы определён путь. А вот повторять за дель Торо, мне кажется, бесполезно. Не потому, что он лучше, а потому, что он по-своему уникален и неповторим. Соответственно, и сам подход рассказа о его кинематографе – кардинально другой.
Да, я рассуждаю сейчас с собственной колокольни – как человек, совершенно не умеющий рисовать, но более-менее владеющий словом (потому я и понимаю про себя, что дель Торо – человек с другой планеты). Однако суть этих размышлений вовсе не в том, чтобы «возвысить» одну книгу и «принизить» другую, вовсе нет! Единственный тут напрашивающийся вывод – в бесполезности и ненужности каких-либо сравнений! Важны – и прекрасны! – обе книги, просто каждая – по-своему. Вообще, само существование таких книг, как «Кабинет редкостей», – огромное счастье и радость, это подарок всем без исключения киноманам! И только читатели – во всяком случае, те из них, кто в будущем, возможно, станут режиссёрами – смогут со временем сказать, что же их больше впечатлило.
Так вот, чтобы, наконец, подытожить. Если вы занимаетесь кино, если любите его, увлекаетесь или просто со всем вниманием смотрите (не говоря уже о том, если вы обожаете фильмы Гильермо дель Торо!) – вы не имеете права пропустить эту книгу! Этот бесценный кладезь и редкостей, и коллекций, и других одержимостей потрясающе талантливого человека, который, как никто другой, наделён даром превращать сказку и миф в кинематографическую реальность.
«Чтобы увидеть чудо, надо в него поверить», – говорит он, одновременно и герой, и автор этого роскошного фолианта, в который, при всей его толщине, «вошла лишь малая толика страниц из моих блокнотов и моей коллекции в Холодном доме» (но и это «может стать началом диалога с теми, кому небезразлично моё творчество»). Так что поверьте: эта книга существует – и она ждёт вас!
