Максим Марков | Бумажные комиксы. «Ворон» Джеймса О’Барра
«Памяти Брэндона Ли. Без тебя очень грустно. С любовью, Джеймс».
Если вы не в курсе, почему Джеймс О’Барр оставил это посвящение на юбилейном переиздании своего ставшего культовым графического романа, то вам, конечно, следует поискать свидетельства о том, какой трагедией обернулись в 1993 году съёмки фильма Алекса Пройаса.
Мы же сейчас остановимся на самом комиксе, созданном так давно, что автору теперь приходится на всякий случай уточнять, что «при работе над этой книгой никто не использовал компьютера. Здесь всё – тушью по бумаге».
Год назад… Холодная октябрьская ночь… Заглохшая машина на грунтовке… Мужчина… Девушка… Безумие… Боль… И тени… Боже правый, тени!
Сам по себе сюжет о мести стар как мир, тут нет ничего принципиально нового.
Восставший из мёртвых Эрик (получивший имя в честь «Призрака Оперы», потому что «я сам в сердце своём обернулся чудовищем и прятался под стоической маской нормальности») мстит подонкам, изнасиловавшим и убившим его возлюбленную Шелли (наречённую так «в честь Мэри Шелли, которая написала “Франкенштейна”»). Т-Бёрд, Том-Том, Шик-Блеск, Остряк и Тин-Тин («Имена погружаются в сердце до самого дна, точно льдины») – всем им предстоит умереть не когда-нибудь, а в самое ближайшее время.
К каждому из них придёт «тот, кто умеет рассеять ужас, хотя шагает среди мёртвых, оставаясь человеком», тот, кто боль «познал молекулярно» («Она раздирает меня на атомы»), кого не остановят пули и не ранят ножи. Будто вампир («прям вылитый Дракула»), «с головы до ног в чёрном, кожа пепельная, волосы торчком, как солома», он уводит за собой всех кошек, шутит про «свинцовое отравление» у оставленных позади трупов и отказывается от статуса «ангела-хранителя», говоря, что он, «скорее, прекрасное чудовище».
Я – ошибка пилота, я – патология плода, я – случайная хромосома…
Я – полное кромешное безумие…
Я есмь страх.
«Среди ангелов об этом городе ходит дурная слава, сюда демоны ходят давать концерты», – такую характеристику даёт месту действия сам автор («Здесь не ад. Но ад отсюда видно», – добавляет ещё герой), тогда как вовлечённый в сюжет полицейский выражается без прикрас: «Тут ведь Детройт. Город убийств».
Все эти негодяи (прибавим множество аналогичных слов с ярко выраженной эмоциональной окраской) заслужили, разумеется, свою нынешнюю участь: «Будь город плотью, Крысун был бы чирьём», – говорится тут о том, кто был одним из них. Остряк, например, признаётся, что как-то «целую семейку замочил», а Тин-Тин только что прямо на улице кокнул старушку и двух своих нерадивых приятелей («Душу его уродует зло – она будто сошла с полотна Босха»).
«Мы удолбались в никуда, ну и так вышло», – пытаются «оправдать» они свои злодеяния, однако герой, потерявший вместе со своей любовью всю свою жизнь, уж точно не готов учитывать в выносимом приговоре «смягчающие обстоятельства»: «Да простит тебя Бог, а я не могу».
Но в первую очередь Эрик не может простить самого себя, да и со Всевышним у него разговор без особых любезностей:
Господи, ну ты и паскуда. Как ты мог так с ней поступить? Такая нежная, и невинная, и прекрасная – а ты её уничтожил. Как ты мог? Как ты мог так её мучить? Сволочь.
«Ворон» так и остался бы стандартным боевиком, если б не эта пронзительная история любви, оживающая то в снах, то в воспоминаниях страдающего героя. «На земле не было никого счастливее тебя, да?» – да, на земле не было никого счастливее Эрика, утопающего в объятиях Шелли. Поэтому он знает, о чём говорит: «Жизнь кишит болью. Но ещё жизнь блистает красотой. Не упустите шанс прикоснуться к красоте. Другого может и не выпасть».
И на самом деле прав автор (сам столкнувшийся с невосполнимой утратой), когда называет «Ворона» «гимном настоящей любви» («Люди не умирают, пока любимы»). Как прав и Джон Берджин, сказавший в далёком 1993-м в своём предисловии:
Джеймс написал эту книгу, потому что умер в сердце своём, но продолжал дышать. «Ворон» явился из одинокой бездны далеко за гранью боли, скорби и слов. У Джеймса отняли любимую, и всю свою ярость, весь гнев он излил в этой книге… «Ворон» – попытка отыскать порядок и справедливость там, где их нет вовсе…
{…}
Джеймс написал любовное письмо под названием «Ворон». Прекраснейшее любовное письмо из тех, что мне доводилось читать… «Ворон» – грёза, видение и подлинная бездна, где найдётся то, что утрачено.
Не история Эрика, вернувшегося с того света, чтобы с максимальной жестокостью отомстить убийцам, делает эту книгу Книгой («Я смотрел, как ты поливал этих ребят пулями. Резал горла. Кромсал руки-ноги. Последнего вообще гвоздодёром забил! Мы, конечно, развлеклись, но толку-то?»).
А история Эрика и Шелли, которые любили, были любимы и верили, что их любовь будет вечной.
«Ворон» – это не боевик (или не только боевик), но в первую очередь поэзия. И поэтому на странице, озаглавленной «Благодарности, Долги, Самобичевания и Извинения», О’Барр говорит спасибо «поэтам, научившим меня магии языка и красоте фонетических ассоциаций, – Жоржу Батаю, Антонену Арто, Артюру Рембо, Полю Верлену, а главным образом Шарлю Болдеру». «Эти лягушатники секли фишку», – прибавляет он, и надо отметить, что «Тривиальный ноктюрн» и «Прекрасное существо» Рембо, «Разрушенье» и «Печаль луны» Бодлера (а также колыбельная «Доброй ночи» Роуз Файлмен и стихотворение самого Джеймса О’Барра «Утоление печали») стали, если так можно выразиться, неотъемлемой частью графического романа.
Благодарит автор «Ворона» и тех творцов, «чья музыка вдохновляла меня и придавала храбрости погружаться во тьму». Многочисленные отсылки к мрачным песням эпохи 80-х действительно пропитали весь текст, и О’Барр честно перечисляет не только любимые группы (от “Joy Division” до “The Cure”), но и лучшие их альбомы: «Вечная классика, по-прежнему актуальная, что ни возьми».
А переходя к художникам, он вспоминает (что любопытно) даже Микеланджело – который «помогал не терять связи сцены с реальностью». Ну и, конечно, вновь не забыт Брэндон Ли: ему, режиссёру Алексу Пройасу и художнику-постановщику Алексу Макдауэллу О’Барр признателен «за то, что взяли мою писанину и вдохнули в неё жизнь, напитали её кровью и снабдили скелетом на большом экране».
Изливая свою смертоубийственную ярость тушью на бумагу, я надеялся, что вся боль, все муки, всё дальнейшее саморазрушение испарятся как по волшебству. {…} Точно спятивший картограф, я тушью по бумаге чертил ландшафт, омытый гневом. Если в реальном мире справедливости нет, значит я её сочиню.
«Развязка – не в справедливости или мести. Развязка – в прощении», – напоминает герою ворон, сопровождавший его всё время. «Ты что, спятил? Я никогда не смогу их простить!» – возмущается Эрик, на что получает отрезвляющее: «Да не их, идиот! Себя!!!!»
И автор, переживший всю эту боль лично, подчёркивает, как это важно: продолжать дышать, смиряясь с неотступающим чувством вины, но не позволяя ему задушить уже в тебе самом всё светлое и живое.
А ещё стоит помнить:
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому не стать чудовищем.
Читайте также:
Бумажные комиксы. «Мечтатель / Daytripper» Фабио Муна и Габриэля Ба
Бумажные комиксы: «Скульптор» Скотта Макклауда
Бумажные комиксы. «НАС3» Гранта Моррисона
Бумажные комиксы. «Трансметрополитен» Уоррена Эллиса: №1
Бумажные комиксы. «Джон Константин. Hellblazer» Джейми Делано: «Ньюкасл»
Бумажные комиксы. «Джон Константин. Hellblazer» Гарта Энниса: «Опасные привычки»
Рецензия на книгу Грегори Манчесса «В ледяном плену»
Рецензия на книгу Г. Ф. Лавкрафта «Зов Ктулху» с иллюстрациями Франсуа Баранже
Рецензия на книгу Г. Ф. Лавкрафта «Хребты Безумия» с иллюстрациями Франсуа Баранже: том 1
