Максим Марков | Бумажные комиксы. «The Sandman. Песочный человек» Нила Геймана: «Книга 7. Краткие жизни»
Первая публикация – 19 мая 2017 года
"Что вам нужно знать: есть семь созданий, которые, не будучи богами, существовали ещё до того, как человечество увидело во сне первых богов, и будут существовать, когда последний бог умрёт. Они зовутся Вечными. Они – воплощения (в порядке старшинства) Судьбы, Смерти, Сна, Сокрушения, Страсти, Страдания и Сумасшествия.
Примерно триста лет назад Сокрушение ушёл из своих владений.
Это всё, что вам нужно".
Обращаясь к читателям седьмого тома своего «Сэндмена», Нил Гейман вовсе не лукавит: в отличие от иных комиксов с продолжениями, этот графический роман можно просто брать и читать – даже не ведая, что там происходило в первых шести книгах. Рассказанная здесь история абсолютно самодостаточна и никак не отсылает читателя к предыдущим главам – за исключением разве что обрамляющей линии с головою Орфея и той хандры, что одолевает поначалу главного героя из-за расставания с любимой. Но на сам сюжет эти страницы никак не влияют, что позволяет смело утверждать: если вы ещё не знакомы с этим великим произведением, вы вполне можете начать знакомство прямо сейчас; понравится, зацепит – вернётесь за началом.
"Когда спишь, иногда вспоминаешь. Когда просыпаешься, всегда забываешь".
Впрочем, к чести автора, сны которого «всегда сбываются», нечто подобное можно было сказать и обо всех прошлых его книгах, скомпонованных таким образом, что ими можно наслаждаться и так, и этак – и как самостоятельными произведениями, и как частями большого труда, где всё продумано до мелочей и так или иначе взаимосвязано.
"Наш брат. Я думаю, мы должны найти его". - "Зачем?" - "Может… ему плохо. Может, мы ему нужны?"
В этот раз всё начинается с того, что Сумасшествие (некогда бывшая Счастьем) решает разыскать Сокрушение: «Просто всё не так с тех пор, как он ушёл. Всё прокисло и погнило, и мне одиноко. Мы никогда не собираемся вместе. С ним всё было иначе». Свои обязанности Сокрушение оставил ещё в семнадцатом веке, заметив, что люди – тот самый «разношерстный сброд», что так его манил, - теперь «используют разум как инструмент», а стало быть – и без его помощи во всём разберутся.
Конечно, Сумасшествие и сама могла бы его найти, но с учётом ряда обстоятельств («Просто я могу отвлечься, и я очень легко теряюсь, а иногда у меня бывают очень плохие дни…») она обращается за помощью ко Сну, который в своё время заметил, что «разум, по самой щедрой оценке, - инструмент с изъяном», а теперь соглашается ей помочь хотя бы потому, что ему «нужно отвлечься от недавнего злоключения».
"И когда вы вернётесь?.." - "Когда Сумасшествию это надоест, что непременно случится. Или когда мне надоест и я решу возвратиться". - "Или когда вы найдёте своего брата?" - "Этого не будет".
Сэндмен уверен, что их поиски не увенчаются успехом («Мой брат ушёл не просто так, Люсьен. Он ценит своё одиночество, и я уважаю его желания»), но всё-таки отправляется в путь, полагая, что это будет «всего лишь краткий вояж» и нет никаких «причин для тревоги»: «Мы поговорим с людьми, немного постранствуем. Если я вам понадоблюсь – я в шаге от Страны снов. {…} Что может пойти не так?»
"Фаррелл мне сказал, что вы без багажа. А ещё – что вам не надо проходить таможню и иммиграционный контроль. Знаете, сколько это стоит? Кто же вы такие? Мафиози? Беглые члены королевской семьи? Да ладно. Не отвечайте. Я не хочу знать".
Направление их путешествия – «Куда нам отправиться теперь?» - «…Куда-то в не здесь?» - определяет составленный Сумасшествием список «тех, кто может знать местонахождение нашего брата» - «всех людей, с которыми он дружил. Кого я знаю. Которые ещё не умерли»: «Адвокат. Ольховик. Этайн второго взгляда. Танцовщица». «Будем искать ответы. Но можно поискать и вопросы», - говорит Сон, постепенно вовлекаясь в поиски настолько, что не прислушивается даже к совету Судьбы:
"Забудь это сумасбродство. Брось. Возвращайся домой. Наш брат сказал, что покидает нас. Он советовал оставить его в покое. До сего дня ты уважал его желания; впредь поступай так же".
Рецензировать «Краткие жизни» спустя четверть века после их появления тем более бессмысленно, что само издание уже включает в себя совершенно блестящую рецензию, написанную Питером Страубом, американским писателем, про которого сам Гейман отмечает, что он «пишет прекрасные, прекрасные романы». Озаглавлено его предисловие (из-за обилия спойлеров ставшее послесловием) «О смертности и переменах», и в нём настолько точно подмечены нюансы и схвачены смыслы представляемого тома, что и добавить нечего, и пересказывать неловко.
Среди прочего Страуб отмечает, что предложенная здесь история – «одна из самых сложных и изобретательных у Геймана, но в то же время – одна из наиболее линейных»:
"Это история поисков. Все истории поисков описывают, по сути, обретение мудрости, а рассказы о путешествиях, такие как «Краткие жизни», повествуют о потерях и изменениях, которые происходят с героями в пути. {…} Концепция будущих перемен и необратимых изменений, которые уже произошли, пронизывает «Краткие жизни»".
«Гейман готовит нас к завершению историй о Сэндмене, быть может, даже к завершению всей мифологии «Сэндмена» - к своего рода смерти», - пишет Страуб, и Гейман подтверждает правильность этого наблюдения, в различных интервью подчёркивая, что именно в этом томе «мы перешли в третий акт» и «можно точно указать, когда история становится трагедией»: «Седьмая глава «Кратких жизней» - точка, в которой король Лир оборачивается и говорит: «О’кей, девочки, ну и кто меня больше любит?»
"«Краткие жизни» написаны о двух вещах. О переменах и об их значении для людей; и о жизни – хрупкой, краткой, мимолётной природе человеческой жизни".
Легко и непринуждённо – как и прежде – насыщая свой текст цитатами из Даниэля Дефо и Сэмюела Кольриджа, Петрония и Геродота, Тори Эймос, Мэй Уэст и Игги Попа, из «Винни-Пуха», «Волшебника из страны Оз» и «Питера Пэна», Гейман словно бы сам – из числа тех «древних», про которых он рассказывает в начале одной из глав:
«На этой планете, например, сейчас живёт меньше десяти тысяч гуманоидов, которые хорошо помнят саблезубых тигров, мегатериев и пещерных медведей. Осталось меньше тысячи тех, кто ходил по улицам Атлантиды. {…} На Земле осталось примерно семь десятков существ, неотличимых от людей по внешнему виду {…}, которые жили, когда планета ещё только начала собираться из облака газа и пыли».
Если только один его эпизодический персонаж был знаком и с маркизом де Садом, и с Фрейдом, и с Леонардо Да Винчи, каких только знакомств не было у самого автора за всю его длинную жизнь!.. Нельзя же, разумеется, поверить, что столь грандиозная философская вещь написана им всего лишь в 32 года…
"Но я же неплохо пожил? Господи боже, сколько? Пятнадцать тысяч лет? Это ведь очень неплохо? Я очень даже долго прожил". - "Ты прожил столько же, сколько и любой другой, Берни. Ты прожил жизнь. Ни больше. Ни меньше. Ты прожил жизнь".
Гейман не боится показаться вульгарным, жестоким или же запредельно циничным: эта его книга – для взрослых читателей, 18+, а потому здесь дозволены и кровь, и наркотики, и шоколадные человечки, которые «отчаянно сношаются, растворяясь в горячем безумии похоти».
Богиня любви танцует у него в стриптиз-клубе, а ни в чём не повинный полицейский – который просто исполнял свой долг, остановив за безобразную езду Сумасшествие, - становится несчастной жертвой прихоти Вечной: «По-моему, ты меня сейчас обижаешь. По-моему, на тебя сейчас полезут невидимые насекомые и будут по тебе ползать до конца жизни, и навсегда, и вечно!» - и сходит с ума, не получив избавления от напасти даже в эпилоге.
Гейман подчёркивает, что его главные герои – не люди, что им, на самом-то деле, на всех наплевать, и поэтому тем громче звучат ближе к финалу слова Сокрушения, уверенного, что «времена меняются»:
"Думаю, я отчасти надеялся, что ты изменился, брат мой, и заметил, что в мире есть и другие люди. Стал видеть в людях не только существ, которые видят сны, не только персонажей историй.
Вечные – эхо тьмы, не более. У нас нет никакого права играть их жизнями, управлять их снами и страстями".
Как уже было сказано выше, тема нависающих над этим миром перемен – «слово для штуки, из-за которой понятно, что время идёт» - пронизывает всю книгу, отражаясь и на самом Сэндмене. «Князь тех символов и форм, что значат не то, чем кажутся, владыка метафор и аллюзий» возвращается обратно домой уже не таким, каким был прежде. Другими, возможно, станут и читатели «Кратких жизней», перевернув их последнюю страницу.
"Люблю звёзды. Пожалуй, за иллюзию постоянства. Они ведь всегда там – вспыхивают, угасают.
Но отсюда я могу притворяться… Я могу притворяться, будто есть что-то вечное. Я могу делать вид, будто жизни длятся дольше кратких мгновений.
Боги приходят и уходят. Смертные мерцают, вспыхивают и гаснут.
Миры не вечны, звезды и галактики мимолетны: они мигают, словно светлячки, и растворяются в холоде и пыли.
Но я могу притворяться".
Питер Страуб заканчивает свою статью такой характеристикой автора «The Sandman», которую не переспоришь: "Нил Гейман живёт на своём собственном уровне бытия. Никто другой на его поле не добился подобного. Никто другой не владеет таким размахом, глубиной и мастерством повествования. Гейман – настоящий мастер, а его обширные, вместительные истории полны всеми возможными оттенками чувств, каких не найти ни у кого другого".
После чего следует особо выделенная фраза, под которой, несомненно, хотелось бы поставить и свою подпись: «Если это не литература, то её не существует».
