Максим Марков | Мастер-класс Нанни Моретти: часть 2
Часть 1
{В ваших фильмах замечательная музыка, как вы подбираете саундтрек?}
За сорок лет я работал всего с двумя композиторами, это Никола Пьовани и Франко Пьерсанти. Для меня дни, когда мы записываем оригинальную музыку, - это очень счастливые моменты. Я не понимаю режиссёров, которые не обращают внимания на этот процесс, не слушают записи музыки (а есть такие режиссёры).
Когда я работаю с моими композиторами, то иногда даю им почитать сценарий, чтобы они заранее придумали определённую сцену, иногда показываю первый монтаж, потом мы работаем вместе – они дают мне послушать первые идеи, одни мы отклоняем, другие принимаем. Признаюсь, я совсем не разбираюсь в музыке, но очень люблю этот процесс и с интересом наблюдаю за оркестрированием, когда композитор решает, какому инструменту следует дать больше голоса, а какому – меньше.
Говоря же о песнях в моих фильмах, то я выбираю просто те песни, которые слушаю в определённые моменты жизни, которые мне больше нравятся. А иногда иду по контрасту, выбираю те песни, которые совсем не подходят к данной сцене. И сейчас я дам ответ, который частично и о музыке, и о моём методе работы – то, что касается моего отказа от теорий.
Мне долгое время не удавалось включить в мои фильмы водное поло, хотя я много лет играл в водное поло. Я всё время играл других персонажей – священников, педагогов, так что очень сложно было увидеть их при игре в водное поло. Первоначальной идеей фильма «Красная голубка», который целиком снят в бассейне, была идея снять этот фильм в кинозале. Это фильм про кризис личности политика из левой партии, и вот я думал об этой истории внутри кинозала. Но потом я узнал, что в тот же год в Италии снимают сразу четыре фильма, действие которых также происходило в кинозалах. Самые известные из них – «Новый кинотеатр «Парадизо» Торнаторе и «Сплендор» Этторе Скола с Марчелло Мастроянни и Массимо Троизи. Тогда я решил: «Ну всё, я поступлю совсем по-другому», - и решил снять этот фильм в бассейне. Действие всего фильма происходит в бассейне – не только в воде, но ещё с тренерами, с другими игроками, со зрителями. Так мне удалось включить мой любимый вид спорта в фильм, где этот матч длится целые сутки
Это фильм об амнезии – главный герой больше не помнит, кто же он. На самом деле он принадлежит к левой партии, но не помнит этого, помнит только то, что занимается вот этим видом спорта. Разные люди его поздравляют: «Ты очень хорошо выступил во вторник на телевидении, ты правильно поступил, это был важный поступок!» - но он на самом деле не знает, что он сделал во вторник на телевидении.
И там есть такой момент – флешбэк, когда действие больше не следует за матчем, а показан мой герой, одетый не в плавки для бассейна, а в нормальный костюм для выступления на телевидении. Это политическая передача, и вот я говорю на политические темы теми стереотипами, которые часто используются в подобных случаях. Говорю-говорю-говорю - и внезапно начинаю петь. Сначала я пою без музыки, но потом присоединяется музыкальная тема, которая меня сопровождает. Вот это и был тот поступок, который мой герой совершил во вторник на телевидении – то, что он между стереотипными политическими лозунгами начал петь. Тут эта сцена в телестудии прерывается - и мы возвращаемся в бассейн, где я продолжаю петь в тот момент, когда собираюсь бить штрафной. И вся публика присоединяется ко мне в этом пении, все зрители, даже если они болеют за противников.
Как я уже говорил раньше, я не могу отвечать на вопрос, почему я так сделал. Я сделал так просто потому, что так мне нравится. В этом нет никакой логики. То, что высокопоставленный представитель коммунистической партии начинает петь на телевидении, то, что он обожает петь перед решительным штрафным, то, что к нему присоединяются все зрители, – это мне просто нравится.
{Что вы снимали на свою первую видеокамеру? Какими были ваши первые сюжеты?}
- Это была очень маленькая камера «Супер 8». Если бы я начал снимать двадцать лет назад, то у меня была бы более технологичная камера, а если бы начинал снимать сейчас, то, возможно, начал бы со смартфона. Одновременно я снял два короткометражных фильма по 25 минут каждый. Один фильм был более политическим – «Разгром», другой более комическим – «Буржуазный паштет».
В «Буржуазном паштете» была такая сцена: я вхожу в туалет, сижу на унитазе – как тут все мои друзья также заходят в этот туалет и начинают со мной разговаривать. Возможно, в этом было влияние каких-то фильмов американского андеграунда, я не очень хорошо помню, прошло сорок три года. А «Разгром» – это история об обычном дне молодого ангажированного активиста левых партий, она была снята для того, чтобы посмеяться над такими лицами как этот молодой политик.
У вас у всех здесь – сценаристов, режиссёров, продюсеров - есть счастливая возможность работать всем вместе. Но для меня это было не так: в своей среде я был единственным, кто хотел заниматься фильмами, поэтому мне приходилось заставлять своих друзей и родственников в них сниматься.
{Верно ли наблюдение, что в ваших первых фильмах больше доли комизма, а в последних больше драматизма? Насколько это закономерно и продумано? Допускаете ли вы, что снимете однажды абсолютно драматичный фильм, без доли комизма – и по чужому сценарию?}
- Возможно, так и будет. Пока за сорок лет работы для меня было естественно чередовать комизм и трагизм. «Комната сына» и «Моя мама» касаются такой трагической темы как смерть. Думаю, для меня было бы невозможно поставить такие фильмы в 20-30 лет, такие фильмы возникают в определённый возраст. А если в будущем я решу снять совсем драматичный фильм совсем без иронии, то он не будет автобиографичным, потому что, как я сказал уже раньше, если мы рассказываем о себе слишком серьёзно, это не будет выглядеть серьёзно, это будет смешно.
{Присутствовавший на мастер-классе режиссёр Алексей Попогребский видит ключ к творчеству Нанни Моретти в туфлях, в обуви: эта тема красной нитью проходит по всем его фильмам, а в «Комнате сына» персонаж перечисляет кеды так, как у Гомера перечисляется список кораблей – что звучит мощным контрапунктом к основной теме фильма. Таким образом зритель, который уже знаком с работами режиссёра, может сказать: «А, Моретти в своём духе», - и может начать смеяться. «Насколько вы осознаете, что у вас есть определённый стиль вашего творчества?»}
- Снимая первый фильм, я очень развлекался настроением одного персонажа, который потом стал моим альтер эго, моим двойником. Его мании, его неврозы, связанные с ним некие постоянные, повторяющиеся моменты – это часть моей собственной жизни, поэтому вполне естественно, что они входили в мои фильмы. Например, тема школы встречается в разных моих фильмах, так как мои папа и мама работали преподавателями. Значимость телефонного звонка, необходимость позвонить по телефону возникла в моих фильмах задолго до появления сотовых. Семейные обеды – важная часть моей жизни. И спорт – с точки зрения спортсмена, а не зрителя. И ещё особое внимание к сладостям, обуви и языку.
Если вы имели в виду, что в моих фильмах кроме моего лица есть и другие элементы, которые помогают зрителю сказать: «Это фильм Моретти, это типичная сцена Моретти», – то я очень доволен этим, очень рад, что существуют такие подписи - фильма Нанни Моретти. Ведь когда я только начинал работать, то я не считал себя профессиональным режиссёром, не считал себя профессиональным актёром, не считал себя профессиональным сценаристом – но всё же мне удалось выполнить все эти роли, что делает мои фильмы очень личными.
{Во всех ваших фильмах присутствуют дети – это ваш способ говорить о мире?}
- Возможно, я сам никогда не обращал на это особого внимания. Сейчас, к счастью, не вспомню наизусть все свои фильмы и не вспомню, как часто там присутствуют дети. Но могу сказать, что когда я работаю с детьми, то требую от них того же самого, что и от взрослых, я в этом смысле очень требователен. Я не люблю, когда дети играют роли детей. Я стараюсь обращаться с ними, как и с профессиональными актёрами, пусть даже они не актёры.
{Как связан фильм «У нас есть Папа» с последовавшим вскоре вслед за ним настоящим отречением Папы Римского?}
- Мне очень понравилось бы, будь у меня и вообще у кино такая возможность - так сильно влиять на мир. Но, к сожалению, это не так. Мой фильм вышел за два года до того, что случилось с Папой, и тогда казалось просто немыслимым, что Папа Римский может отказаться от своей роли. Но иногда бывает (очень редко, но бывает), что литература и кино могут предсказывать то, что случится потом в действительности. Также случилось и со мной.
Похожая история была и с фильмом «Красная голубка»: я там рассказывал отчасти про кризис коммунистов в Италии – и этот фильм вышел за два месяца до разрушения Берлинской стены и развала Югославии. Но, конечно, я вовсе не считаю себя пророком.
{Что близко вам в русской культуре?}
- Как и почти все, я очень люблю Толстого, Достоевского, но если вы попросите имя только одного автора – я отвечу: Чехов. Если говорить о кинорежиссёрах, то я очень люблю Михалкова 70-80-х годов и фильмы Сергея Бодрова, когда он ещё жил в России, до того, как уехал в Америку. Как зритель я очень уважаю фильмы Сокурова. К сожалению, в Италии в прокате очень мало российских фильмов, но это касается не только России, но и целого ряда стран мира. Отдельный случай – Франция, вернее, непосредственно Париж, вот там действительно можно увидеть фильмы со всего мира, но это именно что отдельный случай.
{Чем для вас хороший режиссёр отличается от плохого?}
- Говоря как зритель, если я вижу хороший фильм (возможно, это не авторское кино, но просто хорошо поставленный фильм) – это меня удовлетворяет. Можно встретить хорошие «неавторские» фильмы и плохие «авторские».
Я достаточно своеобразный режиссёр, потому что мои фильмы – это именно что мои фильмы: я их написал, я в них сыграл. Но это вовсе не значит, что это единственный способ быть режиссёром. Разделение режиссёров на хороших и плохих слишком схематично. Великий режиссёр Феллини часто говорил: «Что это значит - авторское кино, неавторское? Когда фильм хороший, значит, за ним стоит автор».
Я лично знал Феллини и знаю, что он совсем не интересовался фильмами других режиссёров, его собственное кино – вот была вся его жизнь, ну и ещё студия «Чинечитта». Он не обращал внимания на фильмы других авторов, поэтому я никогда не приглашал его к себе на просмотры, не заставлял его смотреть мои фильмы, потому что знал – ему это было бы неинтересно.
Чем говорить о хороших режиссёрах и плохих, можно сказать, что есть более инновационные и более традиционные режиссёры, вот об этом можно говорить. Есть такие режиссёры, после которых кино изменилось. Например, после новой волны во Франции оказалось, что в мировом кино действительно что-то изменилось.
{Ориентируетесь ли вы на зрителя, пытаетесь ли вы его «подкупить», заманить?}
- Заманить – это слишком сильно. Я не хочу идти на поводу у вкуса публики. Я никогда не думал: «Я дам зрителю то, что они хотят», - потому что, к счастью, я даже не знаю, чего хочет публика. Лично я как зритель очень люблю, когда фильм меня удивляет, и таким же образом, будучи режиссёром, стараюсь удивлять своего зрителя.