Максим Марков | «Левиафан». Разбор по косточкам. Глава 12: Вечерний разговор (часть 1)

13.10.2016 00:49

Режиссёр Андрей Звягинцев признался нам, зачем поил артистов на съёмочной площадке «Левиафана», а также рассказал о необходимости двигаться к лаконизму и о хитростях с найденной фотографией 1929-го года.

КАДР №83

- Этот общий план стоял в другом месте. Предполагалось, что он встанет после сцены внутри машины, после слов мэра: «А ну, давай, Вася, поехали к этому… Который под горой!» – и мы видим поворот как подтверждение изменения маршрута. Это разбивало крупные планы Мадянова и Серебрякова, который в следующей сцене говорит: «Да какой на х*р центр связи муниципального значения!» – разбивало этой ритмической паузой, общим планом.
Но в монтаже я решил, что нет необходимости демонстрировать, что водитель куда-то свернул. И не разбивать те планы надо, а сшибить – крупный план мэра: «Ты у моей жены, что ли, умничать научился? А?!.» – и сразу после - крупный план Серебрякова. А этот проезд поставить тогда в начало, чтобы он «отбивал» пространство трапезной и сцену в салоне авто. Тем более мы только что видели крупный план Мадянова, потом перешли с него на общий, где у нас «Тайная вечеря» – и нужна была некая пауза, «воздух», чтобы разбить уже два крупных плана мэра, где почти тот же ракурс и почти та же крупность.

Я думал этот проезд держать долго, очень он мне был по душе… Там были мостки, брошенные через ручей, а вскоре за ними асфальт заканчивался, начиналась грунтовая дорога – и машина поднимала за собой в ночи пыльный шлейф!.. Это было выразительно, и мы дали ей в кадре проехать достаточно далеко. Как раз в этом дубле в самой дальней перспективе появились огоньки: навстречу нам ехали две машины – одна, а потом вторая. Мне очень нравились эти мерцающие огни в перспективе – и потому их я всё-таки оставил в монтаже. Мы могли сразу после поворота уйти в салон на Мадянова, но я вытянул план дальше и дал машине ещё немного проехать, чтобы эти огоньки зритель всё-таки разглядел.
- Вы уже рассказали, как подбирали джип Серебрякову; что насчёт машины мэра?
- Это тот самый представительский класс, на котором очень часто разъезжают мэры разных городов. Класс машины определялся по статусу персонажа.

КАДР №84

- Мадянов правда с кем-то разговаривает? Он слышит голос в телефоне?
- В данном случае нет. Если ты понимаешь после репетиции, что актёру нужна в этом плане поддержка, – тогда это делается. Но Мадянову этого не нужно, он легко справляется с любыми задачами. Иногда я делал это – помогал на другом конце провода – и по другой причине: я уже говорил, мы писали живой звук, а вы же знаете, что в условиях тишины нередко слышны (и даже отчётливо слышны) некоторые реплики из телефона. То есть, иногда мы даже брали такой звук со съёмочной площадки, да.

КАДР №85

- Я не пойму, что это за монитор по центру?
- Приборная панель, характерная для машин этого класса. Мы её включили, чтобы было какое-то световое пятно, подсветка. Это не то радио, не то ещё что-то такое – совершенно не имеет значения. Ничего специального. Специальное в этом плане только одно – крест, который висит на зеркале заднего вида.
- Такой очередной штрих?
- Штрих, конечно. В исходной версии режиссёрского сценария я предполагал, что эпизод начнётся этим планом, и мы услышим какой-то шансон вроде «Золотых куполов, что на груди наколоты»…
- Вы эту песню позже используете…
- Да, позже. Я вообще много чего послушал у Михаила Круга и выбрал две-три песни, которые могли бы в фильме звучать. Про «Владимирский централ» сразу было понятно, где он должен быть, – ну и вот эта песня. Поставить её здесь было бы лихо, но, пожалуй, слишком лихо. Я и отказался от этой идеи именно потому, что мы только что были в трапезной – и это было бы масло масляное, очень густо.
Я думал ещё про Расторгуева, он ведь, говорят, в ходу у власти, на слуху у самого верха, там, говорят, любят слушать этого парня – но не нашёл ни одной его песни, которая бы органично влилась в это пространство. Я пробовал его положить в разные сцены, где могла бы звучать музыка, – не получилось.

Но в любом случае, какая-то песня из шансона должна была тут звучать. В тот момент, когда звонит телефон мэра, охранник протягивал руку и делал звук потише: не до конца, но прибрал. Мы бы услышали: «Алё, да», – и склеились бы на Мадянова, это был бы второй план эпизода. Потом он просит фляжку – мы опять сюда, а затем вновь возвращаемся к нему на концовку диалога. Короче говоря, в первой версии монтажа этот вот план должен был повториться дважды.
Но я отказался от этой идеи: стало понятно, что достаточно увидеть его один раз, не нужно частить. Крупный план мэра – затылки водителя и охранника – и ещё раз крупный план. Лаконично, просто и совершенно ясно. Я ещё на «Елене» почувствовал, что не нужно особенно частить, возвращаться к одному и тому же. Надо двигаться к лаконизму, это очень обогащает изображение. Оно начинает дышать каким-то покоем и достоинством, отсутствием суеты. Возвращаться к плану нужно только при крайней необходимости.
В окончательном монтажном решении стало ясно, что если бы здесь звучала ещё и музыка, это было бы слишком густо. Загустили бы мы почти до гротеска.

КАДР №86

- После финального «А?!» было ещё продолжение. Мадянов говорил: «Ты у моей жены, что ли, умничать научился?.. А?!» – водитель отвечал: «Вадим Сергеевич, извините, пошутить хотел… Больше не буду». – «А то смотри, бл*ть, пересажу на маршрут обратно, будешь там штаны протирать». Ну, что-то такое. Кусок был длиннее, и было всё это очень смешно, Мадянов блестяще умеет делать подобные вещи, но я решительно отказался от такой концовки, потому что она вытягивала сцену, делала её избыточно длинной.

КАДР №87: «Ну понятно же, что, с*ка, для себя местечко освобождает, чтобы дворец здесь построить!»

- Повторюсь, мне всегда нравилась эта склейка: с «А?..» Мадянова – на реплику Серебрякова. Они и в тональности почти одинаковы, и переход с одного крупного плана на другой получается зеркальным, даже монтируется по принципу «восьмёрки». Но так не было решено заранее, эта склейка родилась уже в монтаже.

КАДР №88

- Руки Вдовиченкова сложены так, будто он готовится к молитве; таково было моё первое впечатление. Это было заложено вами?
- Нет, таких идей не было. Он просто пьяненький. Это, кстати, первая сцена, где все они реально выпивши.
- Просто это первая сцена, где они в принципе пьют. До этого у них был чай-кофе.
- Ну да. Здесь мы решили, что будем пить.
- Рассказы о том, как вы поили артистов, уже стали легендами…
- Когда вы видите в кадре бутылку водки, будьте уверены – это вода. Исходящим реквизитом везде была вода. Но во время репетиций они помалу принимали: каждый наливал себе ровно столько, сколько ему нужно. И когда актёры доходили до нужной кондиции – мы запускали съёмку.
Вообще, вся эта сцена мне очень нравится. Актёры замечательно тонко вошли в состояние такого пьяного дурмана: «Спасибо тебе, братуха… Спасибо, ты мне реально помог!..» Мне кажется, это узнаваемо очень, настоящий фрагмент онтологии русской пьянки. Те, кто сами бывали в подобных состояниях или повидали пьяных, – чуют, что перед ними подлинное. А подлинное всё-таки потому, что мы позволили актёрам выпивать в действительности. Это, как мне кажется, помогло созданию нужной атмосферы.
Такая практика не в ходу, этика профессии не предполагает таких решений, и, разумеется, этот способ я предложил актёрам не из недоверия к их таланту или дару перевоплощения, поверьте. Я рискнул в надежде, что это даст свои новые, неожиданные плоды. В «Удалённых эпизодах» есть, например, кусок, где Вдовиченков заплетающимся уже языком говорит: «Давай, Роман… Давай!… Раскачивай своих стариков, а то они у тебя… чего-то закисли», – и видно, ну вот видно, что так сыграть невозможно! Невозможно! Это видно, что он пьян, а не играет пьяного! Я ему и говорил: «Володь, поверь, это развяжет тебе руки, будет такое хорошее ощущение чистой свободы!..» Мне очень жаль было этот кусок вынимать, такой был волшебный фрагмент!..

- Смотрите, Серебряков подошёл – и стоит, ждёт. Это был четвёртый дубль, а в трёх предыдущих он подходил – и продолжая одной рукой держать фотографию, другой начинал убирать со стола. Начинал – и уже тогда Вдовиченков подхватывал и помогал ему. А в этом дубле (не помню, мы с ним договорились или он сам решил так сделать) он подошёл, встал и стоит. Вдовиченков ждёт его следующего жеста, а потом вдруг понимает, что тот ничего не сделает, – и сам берётся отодвинуть посуду, как бы поймав, угадав его намерение.
- Очень естественно получилось.
- Да, естественный, живой элемент. Такие вот незначительные, как кажется, детали стежок за стежком и ткут эту ткань, это очень важные элементы. Подобные импровизации часто не запланированы заранее, но в какой-то момент тебе приходит в голову идея сломать привычный рисунок, предложить что-нибудь поменять – и эта перемена сразу отражается и на игре всех остальных.