Максим Марков | Как Эйзенштейн чуть было не снял рекламу «Нестле» - и другие занимательные факты
Всё прогрессивное человечество отмечает 115-летией Сергея Михайловича Эйзенштейна. Дабы не отстать – приведу дюжину занимательных эпизодов из жизни гения.
По словам Наума Клеймана, работая над финалом «Ивана Грозного», Эйзенштейн придумал декорации, сходные не с реальным Успенским собором, а с утробой матери. И попросил художника лишить декорацию прямых углов – оставив только полукруги. Оператору Москвину было дано задание осветить сцену, как утробу, а Прокофьеву следовало написать «музыку родов». И всё для того, чтобы психологическое воздействие эпизода на зрителя было сходно с родовой травмой – самой сильной травмой в жизни, которую, однако, мы забываем, сохраняя ее только в глубоком подсознании.
Михаил Ромм говорил: «Самые опасные для искусства люди - это «специалисты». Когда вышел «Потемкин», мир был потрясен новаторством Эйзенштейна и величием нашей революции, и только матросы «Потемкина» никак не хотели признать картину. Знатоки морской службы, они заметили, что койки не так подвешены и бескозырки актеры носят не так, и из этого заключили, что все в фильме неправда, все ложь! Они требовали наказать режиссера. Если бы они могли, то разорвали бы и сожгли дотла фильм, который помог им войти в бессмертие».
Эдуард Тиссэ вспоминал, как проходила съемка Потемкинской лестницы: «Опасная съемка быстрого движения на одесской лестнице была произведена при помощи вагонетки, в которой находились режиссер и оператор с аппаратом и помощниками. Вагонетка катилась вниз по специально проложенным деревянным рельсам. При медленном движении, к ней прикреплялась веревка, которая постепенно сверху опускалась. Для достижения эффекта быстрого бега приходилось пользоваться другим способом. Быстрое опускание веревки было невозможно – руки рабочих горели. Тогда веревку отвязывали, помощники держали режиссера, оператора и аппарат, и вагонетка неслась стремительно вниз. В конце лестницы аппарат бросался в толпу сотрудников, которые должны были его ловить, а затем таким же образом бросались и сами съемщики».
Кстати, Эйзенштейн появился в «Броненосце» и как актер: в одном кадре в роли попа с крестом.
Когда Эйзенштейн был за границей, от швейцарской фирмы «Нестле» ему поступило предложение снять рекламу - фильм о том, как дети Африки, Индии, Японии, Австралии, Гренландии и т.д. пьют сгущенное молоко «Нестле». Съемки предполагались собственно во всех перечисленных местах – но несмотря на весь соблазн предложения, Эйзенштейн отказался.
Виктор Шкловский писал о таком случае: «В одной из поездок на такси Сергей Михайлович имел необыкновенное и несколько инсценировочное приключение: такси с ним чуть не наехало на престарелую королеву Голландии Вильгельмину, которая, не причиняя никому явного вреда, ходила по улицам Гааги».
Студия «Парамаунт» предлагала Эйзенштейну поставить фильмы «Гранд-отель» и «Жизнь Золя», которые впоследствии получили «Оскар» как лучшие картины года.
Задолго до этого, узнав, что среди студийцев Пролеткульта один оказался портным по профессии, Эйзенштейн немедленно стал брать у него уроки кройки и шитья. Он утверждал, что это совершенно необходимо знать не только художнику, но и каждому режиссеру: «Теперь мне легче будет разговаривать в пошивочных мастерских и добиваться нужной линии в покрое театрального костюма. Объяснить мне будет легче, да и за нос меня теперь никто не проведет!» Это и правда дало результат: только для съемок последней сцены «Ивана Грозного» восемь раз перешивали шубу царя, пока не добились нужной линии. «Медвежья шуба, - говорил Эйзенштейн, - должна «сесть» на плечо, а не просто облачать человека, как чужая».
Юному Станиславу Ростоцкому Эйзенштейн посоветовал: «Вы должны прочесть двадцать томов «Ругон-Маккаров» Золя в издании «ЗиФ» с предисловиями и примечаниями Эйхенгольца. Причем прочитать и предисловия и примечания. Начать читать с романа «Творчество», а потом читать по порядку, составляя родословное древо фамилии Ругон-Маккаров.»
Тот же Ростоцкий вспоминал, что «Эйзенштейн извлекал шутку решительно из всего, и, например, Гегель стоял у него на полке вверх ногами, иллюстрируя тем самым мысль, что Маркс поставил его с головы на ноги».
И снова Ростоцкий: «Однажды Эйзенштейн сказал мне:
- Ты никогда не задумывался над тем, почему, когда двадцать два взрослых балбеса гоняют ногами мячик, пытаясь забить его в те или иные ворота, сто тысяч сидящих на трибунах порой как один ревут, порой как один свистят и все дружно кричат: «Судью на мыло»? Ведь если бы мы обладали такой же силой и таким же умением воздействовать на людей, представляешь, какими могучими бы мы были с нашим искусством. В этом (футболе) надо разобраться, и это надо понять...».
Павел Кадочников рассказывал об «Иване Грозном»:
«Когда снималась сцена убийства Владимира Андреевича, пропал крест, который был надет на мне. На общих планах, тайно от Сергея Михайловича, решили надеть на меня другой, поменьше - авось не заметит. Опасаясь гнева Эйзенштейна, я решил прикрывать крест левой рукой. Эйзен смотрит в глазок камеры и кричит:
- Принц, как у тебя ручка левая будет?
Я отвожу левую руку и прикрываю крест правой.
- А правая?
Проделываю обратную манипуляцию.
- Ты что, не можешь обе руки сразу отвести?
Конечно, он заметил. Крест так и не нашли, и Эйзенштейн отменил съемку. Он сказал мне:
- Нельзя снимать. Если раз пойдешь на компромисс, потом не выберешься. Это только кажется, что ты на дальнем плане — в кино все на крупном. И никогда не говори «Снимем как-нибудь»...».
