dokerproject | Фильм «МАРШ! МАРШ! ЛЕВОЙ!» - большое обсуждение (часть вторая)
Продолжение дискуссии о фильме «МАРШ! МАРШ! ЛЕВОЙ!», начатой здесь.
Обстановка накаляется. Зал окончательно отбирает микрофоны в свои руки.
Из зала: Я маленько, может быть, где-то был не очень внимателен. Эта женщина седая...
Евгения Монтанья: Ирина Колмакова.
Из зала: Вот эта седая женщина Ирина, она как там вообще оказалась?
Евгения Монтанья: Ой, как она рассказывала, Сергей однажды просто проходил мимо неё и сказал: «Ирина, я хочу организовать голодовку». Она сказала: «Да, да, да, мы организуем». Она и раскидывала информацию в Facebook и других местах, и с этого дня как раз она начала голодать. Она искала места, где голодать, но уже при этом голодала.
Из зала: А откуда она родом?
Евгения Монтанья: Она из Сибири. У неё очень несчастливая судьба, к сожалению, получилась. Она об этом рассказывает в фильме. Именно поэтому она выходит на эти процессы – пытается хоть как-то бороться с властью. Это единственный выход, который она видит в жизни, чтобы что-то изменить...
Из зала: То есть она в Москву приехала, чтобы протестовать?
Евгения Монтанья: В Москву они приехали – я не знаю, по каким причинам. Наверное, всё-таки работать и заработать. У неё взрослые дочки и сын ещё не совершеннолетний. Кстати, она участвовала во всех вообще акциях после этого, которые были в Москве. Абсолютно во всех.
Ирина Шаталова: У меня был опыт работы оператором в «Сроке». Может быть, кто-то слышал об этом проекте, - это серии коротких документальных эпизодов онлайн. Год назад и раньше почти все эпизоды этого проекта были сосредоточены на политике и гражданской активности. И вот Ирина, и вообще многие герои фильма «Марш! Марш! Левой!» нередко попадали в кадры эпизодов «Срока», поскольку они были участниками всех протестных акций, причем даже самых маленьких. У меня, собственно, два вопроса: видели ли участники голодовки фильм, и какая у них сложилась судьба? Насколько я понимаю, часть из них осталась в протестном движении, а часть ушла?
Евгения Монтанья: Да, спасибо. Так. Ирина... С Ириной мы даже периодически созваниваемся, она у меня спрашивает: «Как дела?» Говорит: «Передавай папе привет». У нас с ней очень хорошие отношения, она продолжает ходить на акции. Правда, у неё со здоровьем были проблемы, но в принципе всё у неё идёт более-менее по её пути, так, как она задумала.
По поводу двух девочек, которые пара. Они сразу после голодовки уехали и сейчас живут в Подмосковье. Они спрятались, поменяли все телефоны, долго не выходили на связь. В Интернете их вообще нет. Потом сами мне позвонили. Я просто им говорила, что хочу про них отдельное кино снимать, поэтому они в итоге вышли на связь. Съездили, отдохнули куда-то. Сейчас у них всё хорошо. Они торгуют на блошином рынке. Живут так, как жили раньше, ничего не поменялось, только они больше вообще не участвуют ни в каких акциях. Это, кстати, была их первая акция и последняя, они боятся, потому что у Светы от этого могут быть большие проблемы, как мне Света рассказывает.
По поводу Виталия. Виталия видела, когда я ходила его в суд снимать. Вроде у него всё более-менее. Он поддерживает до сих пор тех, кого посадили после 6-го мая. Ходит на все суды.
Екатерина Мочалова – очень странный персонаж, красотка рыженькая. Когда она пришла на самый первый показ, у меня возникло странное чувство от неё… Дело в том, что я с ней до этого очень много времени провела вместе. И она какая-то… – это мои личные ощущения, что Катя подверглась... я не знаю. Во-первых, она вступила в Левый фронт, а во-вторых, она стала какая-то очень странная. То есть с ней нельзя теперь поговорить как раньше, у неё какая-то дистанция. Она отвечает не на те вопросы, которые ей задаешь. В общем, может, она в тот день просто была странная, но для меня это вдруг стал чужой человек, который не хочет идти на контакт.
Да, ну, и все голодающие видели фильм. Ира плакала. Плакала больше всего на тех кадрах, где она плачет. «Мне так, Женечка, понравилось, особенно когда я плачу». В общем, такая судьба.
Из зала: Разделились мнения по поводу Баширова. Мне кажется, что это замечательная линия. Но при этом ощущение какого-то всё-таки фарса есть. Хочется спросить, как вы планировали, как это получится, и как получилось в итоге, на ваш взгляд?
Евгения Монтинья: Могу так ответить. Первый монтаж – это была такая агитка, это было ужасно, потому что был Сергей сладкий-сладкий, такой прямо прекрасный герой. Я после этого уехала отдыхать. Чувствовала, что всё - больше не могу с этим ковыряться. Думала-думала, за это время произошли некоторые события со «Свободной прессой», ещё чего-то, ещё чего-то… Моё отношение к Сергею успело поменяться. И я поняла, что нельзя делать героя плоским. То есть мой взгляд на него был плоским изначально, когда мы с ним познакомились, я прямо горела Сергеем. Он не может быть таким плоским в кино. Может быть мой такой, например, взгляд, но в кино – нет. Именно поэтому я старалась максимально всё-таки придать ему форму. Вот, собственно.
Из зала: Удалось.
Евгения Монтанья: Спасибо.
Из зала: Фильм хороший, интересный. Спасибо. Вопрос такой. По-моему, название «Марш левой» - оно как-то не полностью отражает фильм. То есть от «Левого фронта» одни знамёна, ну ещё какие-то лозунги, а людей из «Левого фронта» совсем нет. Почему?
Евгения Монтанья: Ну, изначально «Марш левой» – это был всё-таки к Маяковскому отсыл. Так же, как изначально была идея отсыла к Нечаеву. Маяковского Сергей у нас тоже читал, это есть всё в записях. И это к этому, а не к тому, что «Левый фронт». Так совпало, что слова одинаковые. Но честно скажу, название я никак не могла придумать. Название придумал мой папа, он сценарист. Он ходил несколько дней, я ему всё твердила: «Всё плохо, всё плохо, всё плохо». Когда он произнес это название, мне оно сразу понравилось. Потому что тогда у меня в том варианте монтажа еще были стихи Маяковского и мне это очень понравилось. В итоге название прижилось.
Игорь Морозов: Вообще-то хороший был вопрос - очень много ассоциаций есть в фильме - и «Лунная соната», и Ленин. Ты этим играла, или это получалось спонтанно, случайно?
Евгения Монтанья: Эти все вещи были задуманы. С «Лунной сонатой» было так – это был вечер перед съемками, точнее сказать, надо было выезжать буквально через час. Стало понятно, что надо приносить какую-то медитативную музыку, под которую можно расслабиться. Собственно, я из «ВКонтакте» скачала всё, что у меня было там более-менее медитативного. Там была не только «Лунная соната», но именно под неё он больше всего раскрылся.
Из зала: Так там он, по сути, посылал людей на смерть. Эта давка – это вполне могло быть...
Евгения Монтаня: Это же не он посылал.
Из зала: Ну да. Там все по приказу «Двинемся!», все двинулись стеной. Он пересмотрел как-то после всех этих событий свою тактику?
Из зала: Он не делал этого. Не было этого!
Из зала: Ладно, это конечно криминальное обвинение, но…
Евгения Монтанья: Нет-нет, вообще-то он там в кадре говорит: «Стоим!».
Из зала: Вы всё неправильно поняли!
Евгения Монтанья: Там давка же была, сзади люди приходят, а впереди людей держат и в итоге начинается дурдом.
Из зала: Они пошли стеной буквально как по команде!
Евгения Монтанья: Естественно, знаете, как толкали?
Из зала: Вы вот, извините, вопрос. Очень такой яркий момент произошел 6-го мая - эта сидячая забастовка. Вы её как-то проигнорировали?
Евгения Монтанья: Я её снимала. Но мне показалось это не очень важным. К тому же это акцент в сторону того, что люди сами виноваты. Так как я там была, я всё это видела. Меня саму толкали, кто-то падал и всякие разные вещи там происходили. Я понимаю, что люди не виноваты, это необоснованное обвинение, и дополнять этим моментом фильм я очень не хотела.
Из зала: Я правильно понимаю, что вы после истории со «Свободной прессой» разочаровались в левых и в левом движении?
Евгения Монтанья: Нет, не совсем. На самом деле съёмки-то полгода длились и на протяжении всего этого времени потихонечку, слой за слоем, приходилось узнавать, что на самом деле внутри происходит. «Свободная пресса» - это была уже последняя капля, но до этого очень много всего случилось, прежде чем я, если можно так сказать, разочаровалась.
Из зала: Видите, из вашего фильма получается такой вывод, который тут многие и сделали. Вы сознательно это вкладывали?
Игорь Морозов: Какой вывод конкретно?
Из зала: По поводу не очень нравственности и аморальности Удальцова. И вот сейчас, учитывая, что у Удальцова политическая карьера закончилась, он сидит. Он же и у Лимонова в партии в своё время участвовал, и у Ампилова. Кстати, и Баширов в конце 90-х снимался в фильме, где они там с Шолоховым стебались. В этом смысле мне как-то странно, что сейчас понадобился Баширов. Всё-таки Шолохов – это антикоммунист. Он ведь «Ленин – гриб» снимал в своё время.
Евгения Монтанья: Баширов снимал «Железную пяту олигархии» – абсолютно левое кино.
Из зала: Так я про «Железную пяту», собственно, и говорю. История 1998 года, когда они там... Потом ведь была передача Шолохова, в которой они просто издевались над Ампиловым.
Евгения Монтанья: Я маленькая тогда была и я не видела. Я серьёзно. Об этом я просто не в курсе.
Из зала: В Интернете можете посмотреть, если интересно. А в 1998-м после «Железной пяты» пришли в офис к Ампилову. Такой стёб вечный. Так как получилось-то так? Думали, что будет общий спектакль, а в России общего спектакля нет и быть не может. Сыграли точно так же как с Лимоновым. Лимонова за что все любят? За стойкость, самодостаточность и единоличие. Власть с ним как бы в айкидо сыграла, отрезав его от протеста. То же самое с Удальцовым. Удальцова с его медийностью – достаточно посадить дома и о нём все забудут. То же самое – его же методами с ним в айкидо сыграли.
Из зала: Удальцов – не Лимонов!
Из зала: Но итог один и тот же. С ними двумя сыграли их же методами.
Из зала: Они люди разные!
Из зала: Да, но одни и те же методы, действующие в разных ситуациях против того, кто ими пользуется. Удальцов абсолютно оказался заложником своих методов и проиграл политически. К тому же он человек, в этом смысле, к сожалению, не очень дальновидный и соратников подбирал тоже он. В итоге он проиграл. Это его, к сожалению, трагедия политическая, да и вообще у левого движения нормальных лидеров уже двадцать лет нет по сути дела.
Игорь Морозов: Мы про кино хотели бы.
Из зала: А про кино я хотел спросить – вывод-то всё-таки, если сейчас, допустим, это кино показывать, большинство населения будет антиудальцовским его воспринимать.
Из зала: Нет!
Из зала: Я за большинство населения...
Из зала: Ну, не знаю. Пойдите на улицу, несколько десятков человек посадите в зал вот этот вот...
Из зала: А Развозжаев, когда его вывели сказал: «Меня пытали, меня пытаются убить». Вот он у вас – один из героев, и какой вывод, собственно, после фильма?
Из зала: Условно говоря, «Анатомия протеста» была.
Из зала: А при чём здесь «Анатомия протеста»?!
Из зала: Так в итоге-то левых затоптали просто.
Из зала: Вот, наверное так и есть. Всё и закончилось.
Ирина Шаталова: Друзья, мы сейчас говорим не об «Анатомии протеста»…
Из зала: Я не об «Анатомии...», а о том, что может быть, действительно что-то хорошее нужно было снять об Удальцове, в поддержку.
Ирина Шаталова: Это очень хорошее...
Из зала: Ну, и понравился вам Удальцов?
Из зала: Понравился!
Игорь Морозов: Спасибо, мне кажется, это ваша личная точка зрения. Просто вы хорошо знаете Удальцова, следите за его биографией, а люди, которые первый раз узнали кто это такой, кроме вывесок в газетах каких-то коротеньких…
Из зала: Ага! Думают, что он - циничный политик!
Игорь Морозов: Нет, неправда. Вы просто на свой слой информации, который вы храните в себе, наложили этот фильм, и вы по-другому его оцениваете. Зрители, я думаю, его оценили. Для меня он стал абсолютно положительным героем. И это настоящий герой фильма, в которого можно влюбиться при всех его отрицательных качествах, которые есть в каждом человеке. И у вас тоже, согласитесь.
Ирина Шаталова: У меня в завершение есть реплика на счёт разного восприятия. Поскольку мы здесь регулярно проводим показы проекта «ДОКер», у нас собирается абсолютно разная аудитория в зависимости от автора, темы и так далее. Конкретный пример - две недели назад здесь была показана картина, которая называлась «С.П.А.Р.Т.А. – территория счастья», о закрытой полусекте. О колхозе, в котором главная идеология – это стремление к счастью и почитание поэзии. Это организация «ПОРТОС», вернее, некое её отделение где-то на Украине. Сюда, помимо обычных зрителей, пришло много представителей местного «ПОРТОСа». Так вот нам было невероятно сложно с ними справиться, поскольку они не особенно были заинтересованы в кино, зато пришли в зал со своим агитационным материалом. Здесь сидело очень много обычных зрителей и сидел «ПОРТОС», который прятался немножко по стульям и не сразу подавал вид, что он - «ПОРТОС». А задавая вопросы, эти люди говорили примерно следующее: «Вот у меня есть вопрос к автору фильма и к тому же ПОРТОС – это лучшая организация на свете!» и тут же начиналась агитация вместо обсуждения. Так вот, безусловно, вы правы, потому что у вас есть масса информации по теме за плечами. Но при этом вы также и не правы, поскольку не учитываете мнения людей, которые вообще никак не связаны ни с Сергеем Удальцовым, ни даже с протестным движением, и эти люди говорят о том, что, прежде всего, в сегодняшнем фильме они видят человека.
Игорь Морозов: Спасибо большое, мы должны заканчивать, тут начинается показ игрового кино. Мы можем все остаться и посмотреть его, а потом пообсуждать. Но лучше приходите к нам через две недели. У нас всегда очень тепло, замечательно и весело. Правда, бывают и драки.
(Аплодисменты)