Анатолий Ющенко | ММКФ-2009: «Мелодия для шарманки», «Чудо», «Петя по дороге в царствие небесное».
«Мелодия для шарманки». Режиссёр: Кира Муратова
Кира Муратова, у которой, как известно, не бывает плохих фильмов, в этом году представлена на фестивале «Мелодией для шарманки» — действительно очень страшной рождественской сказкой, которая по оглушительной силе воздействия на зрителя в некотором смысле походит на творение культового голландца Алекса ван Вармердама «Новые сказки братьев Гримм». Её сказочка выходит тоже довольно условной: двое сироток ненароком оказываются в современном мегаполисе, где пытаются отыскать своих потерянных родителей. Окружение, как принято у Киры Георгиевны, разрастается в картине формой дьявольского паноптикума: социум представлен разнокалиберными фриками, которые циклично повторяют свои ехидные реплики, заставляющие окружающую действительность периодически подвисать. В тот момент, когда певица Земфира начинает в третий раз солировать песней «Господа», невольно вздрагиваешь, а на глаза наворачиваются слёзы.
«Господа, маски сброшены, карты разложены. Получаем, кому что положено. Господа, вы не поняли самого главного, вам хотелось течения плавного. Все мы в зеркале славные».
Кира Муратова всегда играла с отражением кривым зеркал. Посредством визуальной небывальщины они рисует современное общество и ставит ему диагноз («астенический синдром», «этой планете я бы поставила ноль»). Впрочем, «Мелодия для шарманки» — это куда больше, нежели очередная работа профессионального врача-мизантропа. Механистически разложив на пленке всю эту «агрессию во время апатии», бездушие и ограниченность человеческого существования, Муратова, как и героиня Николь Кидман из фильма «Догвилль», попыталась «сделать этот мир чуточку лучше».
«Господа, перестаньте скрывать напряжение, эта партия до поражения. Господа, осторожнее, стены окрашены, вам достался соперник бесбашенный, молитвами вашими».
Она заставляет зрителя смеяться и плакать одновременно. Над собой. Она берёт на себя ответственность вскрыть кровоточащие язвы двойной морали, но делает это с хирургической точностью. Её картина очищает и просветляет. Она вне конкурсов и фестивалей, и нельзя здесь не процитировать фею Литвинову, которая на пресс-конференции дважды произнесла довольно мощный пассаж: «Кира Муратова — абсолютнейший атеист, но человечности в ней больше, чем во многих верующих». Собственно, на этой оптимистичной ноте можно приступить к разбору прошкинского «Чуда».
«Чудо». Режиссёр: Александр Прошкин.
Пару постов назад я уповал на Юрия Арабова, утверждая, что его сценарии невозможно ничем испортить; беру свои слова обратно. «Чудо» — пока что главное недоразумение, произошедшее на нынешнем ММКФ. История, упомянутая в различных сборниках городских легенд, звучит примерно так: во время праздника дурная подвыпившая девица, не дождавшись своего суженого, снимает со стены икону Николая Чудотворца и начинает с ней танцевать буги-вуги, после чего застывает в кататоническом ступоре ровно на 128 дней. Наверное, на этой любопытной мистификации действительно можно было сварганить неплохую душеспасительную притчу, однако у режиссёра Прошкина по ходу дела были совсем иные мысли. Во-первых, у него очевидные счёты с советским прошлым: большая часть хронометража посвящена анекдотическим похождениям карикатурного Хрущёва; актер же Маковецкий комично отрабатывает роль уполномоченного по делам религий, которая должна была ему достаться ещё в «Грузе 200»; святые отцы опрометчиво воюют с властью, исповедующей атеизм.
Во-вторых, всю мифологию Прошкин настырно вносит в быт: птички-камикадзе с грохотом влетают в оконные рамы, блаженная девица вселяет в персонажей неподдельный ужас, а где-то за кадром слышится постоянное «у-ве-ро-вай!». Кстати, Арабов на пресс-конференции весьма убедительно делился своим конкретным видением истории: для него такое чудо – призыв к покаянию. И, в общем-то, совсем просто представить в какой литературной форме был изначально представлен сценарий: краснощёкая девица как символ замороженной и окоченевшей страны-матушки, язвительные интонации, сардонический хохот, культурный смысл – в принципе всё то, за что ненавидели «Юрьев День» Кирилла Серебренникова. Впрочем, даже у Прошкина не без чудес: на показе у одной журналистки случился эпилептический припадок, её наш любимый критик Катя Тарханова пыталась удержать на месте. Вот она великая сила искусства!
«Петя по дороге в царствие небесное». Режиссёр: Николай Досталь
Одноименная повесть Михаила Куравина была опубликована в журнале «Знамя», несколько раз переиздавалась и впоследствии была переведена и издана во Франции, Испании, США, Италии. Итак, на дворе начало 1953 года, заполярный посёлок Кандалакша. В центре сюжета блаженный дебил Петя, который вдруг вообразил, что он автоинспектор. Конечно, можно здесь же порассуждать на тему, сколько в действительности юродивых полудурков воображают себя автоинспекторами и милиционерами, но фильм несколько о другом. Хороший режиссёр Николай Досталь обращается к теме власти: Петя лишь звено в длинной цепи, будет здесь и «явление» народу кандидата в депутаты артиста Черкасова, и начальники исправительных лагерей. Все они играют распределенные роли, нежели являются кем-то значимым на самом деле.
Режиссёр видит в подобных играх заведомые пороки, над которыми как-то печально хохмит, пытаясь призвать к этому и зрителя. Название, являющееся самым вопиющим спойлером в истории кино, всё же разъясню, ибо многие умудрились рассмотреть в нём богоискательный тренд. Нет, царствие небесное раскрывается перед Петей не потому, что он блаженный. Просто любая власть имеет под собой самоубийственные качества: «умные» поборники справедливости и порядка неосознанно уничтожают в себе душу, наивные же идеалисты, им подыгрывающие, предсказуемо становятся чистыми и невинными жертвами. К несчастью, трагедия лежит еще глубже: в страшные годы сталинского тоталитаризма подыгрывать власти был обязан каждый, и Петя – это такой абсурдистский образ среднестатистического советского человека. Хорошее кино, нужное и своевременное.
