Максим Марков | Рецензия на книгу Г. Ф. Лавкрафта «Хребты Безумия» с иллюстрациями Франсуа Баранже: том 2
Говард Филлипс Лавкрафт написал свою великую повесть 90 лет назад, в феврале – марте 1931 года, однако первая публикация состоялась лишь пятью годами позже, в 1936-м. Сегодня же «Хребты Безумия» обретают новую жизнь – благодаря изумительным иллюстрациям Франсуа Баранже, который не побоялся взяться за описанные писателем «чудовищные открытия, бросающие вызов самой природе», и кощунственно запечатлеть на бумаге тех тварей, что, по словам самого автора, «существовали только в наркотических снах» и «не предназначены для глаз цивилизованных существ». «Никому не дано право сохранять их облик средствами искусства», – предупреждал Лавкрафт, но Баранже всё-таки осмелился.
Какие бы слова я ни подобрал, они не смогут передать читателю, какое страшное нам открылось зрелище…
Задача, которую поставил перед собой Франсуа Баранже, не просто необыкновенно сложна – она невероятно глобальна. Одной из особенностей творчества Лавкрафта является его максимальная детальность: он словами описывает не тот мир, где художнику была бы предоставлена полная свобода (рисуй что хочешь), а мир чрезвычайно подробный – где уже нельзя полагаться исключительно на собственное воображение, а необходимо в каждом своём штрихе сверяться с первоисточником.
Как пишет Мишель Уэльбек, классик уже нашей с вами современности (его цитата приведена на суперобложке), «то, что производит, возможно, самое глубокое впечатление при первом чтении повестей Лавкрафта, – это архитектурные описания в «Хребтах Безумия». Здесь более, чем где-либо, мы оказываемся в присутствии нового мира». И далее он отмечает: «Всякое человеческое чувство исчезло, кроме заворожённости, впервые выделенной в таком чистом виде».
Вот этот новый мир, эту архитектуру, эту заворожённость и взялся нарисовать Баранже – определённо безумец, раз рискнул взвалить на себя такого рода ношу.
Безусловно, мы очутились в одном из самых необычных, мрачных и пугающих уголков Земли. Эта страна была много древнее всех прочих, и мы всё больше убеждались, что находимся на том самом кошмарном плато Ленг, которое старался лишний раз не упоминать даже безумный автор «Некрономикона».
Лавкрафт говорит про «реликвии седой древности, заброшенные и погружённые в летаргический сон», про «тайные знаки и символы, которые были бы для нас чрезвычайно важны, но чтобы понять их, требовались иной способ мышления, иная эмоциональная сфера, а также иные – или же дополнительные – органы чувств».
Баранже пытается – и не безуспешно! – настроиться на нужную волну, чтобы понять не только писателя, но выше – самих Великих Старцев, «существ, сформированных чуждой нам эволюцией и наделённых мощью, нашей планете неведомой».
Его задача – найти очертания не только упомянутой выше архитектуры, но заново запечатлеть и «неизменную скульптуру – главный, судя по всему, вид искусства у Старцев», «эти жуткие настенные рельефы, на многое открывшие нам глаза» и позволяющие в том числе «ясно представить себе, что за странные предметы наполняли в своё время эти гулкие, похожие на гробницы комнаты».
Более того: он безбоязненно берётся передать нам свои ощущения от эпизодов, про которые сам автор повествования пишет, что «язык отказывается» их излагать, так как «иные переживания оставляют в душе глубокие, неисцелимые шрамы – стоит коснуться чувствительного места, и в памяти всплывает былой ужас».
Художник словно бы не слышит, не понимает никаких намёков («едва удержался от вопля», «ужас сковал наше сознание», «земля ничего подобного не порождала») – и даёт нам во всех непостижимых подробностях разглядеть то, что даже мельком, даже тенью на стене видеть бы вовсе не стоило, иначе не избежать «мучительных воспоминаний, которые на всю оставшуюся жизнь лишат нас покоя»…
Когда мы обернулись и всмотрелись в редеющий туман, мы приготовились увидеть существо страшное, невероятное, но в какой-то степени знакомое. Но на самом деле в поредевшем, на беду, тумане нам явилось нечто совершенно иное, куда более жуткое и отвратительное. Это было полное, живое воплощение «того, чего быть не должно» из фантастических романов.
Мы были первыми из людей, кто их увидел, и, дай бог, последними.
Описывая то, чему нельзя придумать «никакого по-настоящему убедительного объяснения», Лавкрафт (устами своего лирического героя) поясняет движущие им мотивы: столь полная информация об увиденном необходима, дабы «предостеречь человечество», которое порой не готово верить обычному честному слову.
«Будет настоящей трагедией, если мой рассказ, задуманный как предостережение, вызовет у кого-либо желание отправиться в это царство смерти и ужаса», – напоминает автор «о разумной осторожности», жирно подчёркивая:
Антарктические исследования должны быть остановлены: в этом непознанном мире смещённого времени и чуждых нашей планете природных законов таятся силы, которые грозят бедой.
Как мы знаем, за все прошедшие годы его голос если и был услышан, то лишь в рамках «фантастических ужастиков», отношение к которым у многих, прямо скажем, скептическое. Но нельзя не признать: живи Лавкрафт сегодня, его Слово было бы живо воспринято куда как большей аудиторией, а Идеи пользовались бы воистину сногсшибательным успехом. Просто он опередил время – и очевидно, что все те, кто верит, допустим, в чипирование, в какой-то мере являются (пусть даже порой и не подозревая об этом) последователями воспетого именно им культа.
Иллюстрации Франсуа Баранже – настолько реалистичные, что некоторые вполне могли бы принять их за фотографии и использовать как подлинные доказательства, – как нельзя кстати помогают Лавкрафту оставаться болезненно современным автором.
Иные из читателей, разумеется, назовут нас с Данфортом безумцами из-за того, что мы тотчас же не ударились в бегство; ведь выводы, при всей их дикости, напрашивались сами, а какие – любой, кто ознакомился с моим рассказом, поймёт без труда. Возможно, мы и были безумцами: разве я не говорил об этих чудовищных пиках как о Хребтах Безумия? Но думаю, мы такие не одни: любители природы, которые, вооружившись биноклем или фотоаппаратом, преследуют в джунглях Африки смертельно опасных животных, не многим от нас отличаются. В нас, полупарализованных страхом, разгорелось любопытство, и в конце концов оно восторжествовало.
Читайте также:
Рецензия на книгу Г. Ф. Лавкрафта «Хребты Безумия» с иллюстрациями Франсуа Баранже: том 1
Рецензия на книгу Г. Ф. Лавкрафта «Зов Ктулху» с иллюстрациями Франсуа Баранже
Рецензия на книгу Грегори Манчесса «В ледяном плену»
Рецензия на «Неполную книгу драконов» Крессиды Коуэлл
Рецензия на сценарий фильма «Фантастические твари. Преступления Грин-де-Вальда»
«Изгой-один» Александра Фрида: избранные цитаты
Кинодрафт: «Миф и жизнь в кино» Александра Талала
Бумажные комиксы. «Справедливость» Джима Крюгера и Алекса Росса
Бумажные комиксы. «Царство Небесное» Марка Уэйда и Алекса Росса
Бумажные комиксы. «Ворон» Джеймса О’Барра
Бумажные комиксы. «The Sandman. Песочный человек» Нила Геймана: «Вечные ночи»
Бумажные комиксы. «The Sandman. Песочный человек» Нила Геймана: «Ловцы снов»
Бумажные комиксы. Мартовский анонс. Часть 1: DC
