dokerproject | Два Гран-при ДОКера
24 мая в Москве завершился Международный фестиваль документального кино «ДОКер». Гран-при фестиваля было решено вручить двум фильмам – «Ореховому дереву» Аммара Азиза из Пакистана и «Парку Ленина» Карлоса Миньона и Ициар Лиманс (Куба, Франция и Мексика).
ОРЕХОВОЕ ДЕРЕВО:
«Мой быт отделяется от меня,
как аромат отделяется от цветка»
«Ореховое дерево» - фильм о людях, перемещенных с территории на границе между Пакистаном и Афганистаном, где идет война между армией и Талибаном; фильм, который отвечает на вопрос «как можно так жить?» - в лагере беженцев, без работы, без канализации и на несколько килограммов муки в месяц всей семьей. Симпатичный Баба с белой бородой, восточный мудрец и поэт, выходит утром из палатки, садится, разувшись, на ковер, включает радио и с удовольствием раскрывает книгу. Не сразу замечаешь, что на ковре надпись «The UN Refugee Agency», а у очков Бабы не хватает одной дужки. Его улыбчивый сын занимается вполне приятным делом – ходит по дорогам, давая детям за одну рупию выстрелить в воздушный шар, и не сразу замечаешь, как беспокоится маленький мальчик с наступлением темноты - говорят, с военными лучше не связываться.
Пугает больше всего не скудный быт, потому что из скудости его рождается эстетика – прежде всего, прекрасный голубой цвет, который, благодаря символике ООН, пропитывает каждый кадр; пугают тоскливые торжественные стихи – про окровавленные цветы, про дурман ненависти и отвращения, про утраченный дом.
Аммар Азиз, режиссер фильма и коммунист, рассказывает в интервью о непонимании, неизбежно возникающем между разными областями Пакистана, о том, какой опасности он подвергается, защищая свои политические взгляды. Политика, однако, остается на втором плане, а на первый выходит внесоциальная и даже внекультурная тоска по дому, которая воплощается в воспоминаниях об ореховом дереве, посаженном отцом для будущих внуков и правнуков.
Тоска нагнетается постепенно по мере того, как обрываются нити, связывающие с домом – меньше становится музыки, меньше друзей, меньше новостей – и все больше разговоров. Разговоры закручиваются вокруг одного и того же вопроса, одного и того же спора – а, может, вернуться? – до того дня, когда Баба неожиданно для всех не исчезает из дома. В это мгновение история как будто выплескивается за границы фильма, за границы кадра – невестка, глядя поверх камеры, просит поддержки у режиссера в споре с мужем, муж злится, что съемочная группа не уследила за стариком – только о своей картинке и заботитесь.
В это мгновение становится совершенно ясно, что эта кое-как налаженная жизнь балансировала на глиняных ногах, что без воды, электричества и даже муки жить можно, а без орехового дерева нельзя.
ПАРК ЛЕНИНА
Режиссерам «Парка Ленина» достался материал настолько красочный и благодатный, что непонятно на первый взгляд, как можно было не сделать из него удачного фильма: гей и начинающий оперный певец (еще и чернокожий!) по имени Антуан уезжает учиться во Францию, оставляя на Кубе своих брата и сестру – Йесуана и Карлу. Отправной точкой истории становится день, проведенный втроем в парке развлечений (имени Ленина!) в Гаване, который каждый вспоминает на протяжении нескольких лет как самый веселый и трепетный день со дня смерти матери, как день, объединивший семью накануне отъезда старшего брата.
Удивительно кинематографичная история, а все трое настолько актеры, что их жесты, их мимику и слова не требуется превращать в фильм. Они как будто преувеличивают сами себя, гипертрофируют каждый свою роль – лощеный оперный певец, закутавший горло в шарф, преувеличенно суровый брат, оставшийся за старшего: «я тебе и папа, и мама», беззаботная сестра, слишком подвижная и слишком симпатичная, чтобы быть настоящей – и кажется, что задачей камеры становится, наоборот, смягчить театральность жестов и разговоров, вернуть ощущение реальности. Смена временных планов и даже качества пленки оказывается удивительно удачным приемом – она не дает увлечься тем, что есть игрового в этом документальном кино.
При потенциальном богатстве внешнего, визуального – контраст Кубы и Европы, огромные глаза Карлы, океанские волны и гипсовый вождь среди пальм – на первый план выходит нежное и трогательное человеческое, глубоко личное – личное не только героя, но и режиссера. Внешнее отшелушивается, остается за титрами – в ироничном ролике, где негритянский качок и его сестра-красотка позируют со сложными лицами на фоне гигантской головы Ленина. Собственно же фильм сплетается не из танцев, пальм или арий, а из воспоминаний, разочарований и надежд, где один-единственный день в парке - ось, вокруг которой кружат и от которой не могут оторваться все трое. В этом дне воплотилась тоска по семье, тоска по матери, которой, по словам Йесуана, и после смерти удается держать их вместе, разрываясь между детьми.
Каждого из троих восстанавливаешь по крупице, по вскользь брошенным фразам, и под конец уже любишь их, потому что знаешь, чем они живут, чего боятся и о чем жалеют: «Йесуан, он, как перестройка, – все старое выкидывает».
Юлия Милоградова