— Как вы думаете, этот фильм можно считать шведским по духу?
— Я не видел шведский фильм, а вот книга очень шведская. Она, конечно, не описывает шведов как таковых, но хорошо дает понять, что было самой обсуждаемой темой в стране на момент написания. В то время очень активно обсуждались нацистские группировки, потому что одна нацистская организация как раз совершила убийство. Не то, чтобы в Швеции полно нацистов, и это большая проблема, просто возникло много дискуссий на эту тему, а заодно говорили о мужском насилии над женщинами, человеческом трафике — и все это нашло отражение в книге. Особенно насчет насилия мужчин над женщинами: тогда лидер каждой партии в Швеции соревновался друг с другом в феминизме: «Я феминист! — Нет, я больший феминист! — Нет, я больший! — А я настоящий феминист! — А я самый феминистичный феминист!» В общем, книга отражает интеллектуальный климат Швеции тех времен гораздо больше, чем шведскую реальность. Ну и, конечно, Дэвид Финчер нашел в ней некоторую экзотику, которую и хотел найти — шведскую экзотику. Но вселенная фильма будет финчеровской. Это фильм Дэвида Финчера.
— Что вы имеете виду?
— Каждый хороший режиссер создает свою вселенную в фильме и зовет вас туда за собой.
— Я хочу уточнить конкретно про Финчера — что такое «вселенная Финчера»?
— Насчет этого фильма — пока не знаю, так как еще его не видел, но уверен, у него есть четкое видение картины. В каждом его фильме есть своя атмосфера, очень плотная и концентрированная, в которую так и хочется попасть.
— Как вы с Дэниелом Крэйгом снимались в этой сцене в подвале? Там ведь все так быстро происходит. И так интересно — Финчер пытается проникнуть в сознание преступника, серийного убийцы.
— В оригинальном фильме, мне кажется, эта тема не сильно раскрывалась. Но, конечно, если у тебя такой больной персонаж, то хочется увидеть, что происходит в его голове. Это очень трудно: мой герой — психопат, а это значит, что он мастер дурачить людей. Я имею в виду, что такие люди могут одурачить своих психиатров, убедить их в том, что они совершенно нормальные, очаровательные и заботливые граждане. И в начале фильма мне было легко играть героя, так как я мог делать все, что угодно — я же психопат. Насчет сцены в подвале — было тяжело, потому что не хотелось заканчивать так, как в телесериалах. То есть вот идет монолог перед тем, как ты хочешь убить героя, так что у того есть время, чтобы спастись, пока ты объясняешь, что в детстве подвергся насилию и все такое — и совершенно непонятно, зачем они всегда говорят все это. Для меня было проблемой найти правильную тональность, но Финчер решил, что Мартин обожает устраивать шоу, рисоваться, он высокомерен — и поэтому ведет себя таким образом. Пришлось исследовать и раскрывать персонаж, к которому нет сочувствия: он психопат, социопат, но в то же время его нужно сделать узнаваемым как человека. Хочется, чтобы зрители увидели в нем немножко от своего соседа. Мартин не сильно отличается от наших политиков или наших друзей, просто его мозг сыграл с ним злую шутку.
— Вы сказали, что книга — результат коррупции в обществе и обсуждения неонацизма. В этом году как раз случилась большая трагедия, когда неонацист расстрелял людей на острове.
— Я бы не называл его неонацистом, ему поставили диагноз «шизофрения», и он исповедует христианство. Он назвал себя рыцарем, который освободит Европу от мусульман.
— Это случилось, когда вы еще снимали кино, или когда закончили?
— Не знаю, я вообще ничего не знаю о прошлых преступлениях. Эта история произошла в Норвегии, мы все еще продолжали снимать и заказывали локации для некоторых пересъемок. Не думаю, что наша работа и эта история как-то связаны. Этот человек — больной, и это — проблема нашего общества, когда больные люди могут подумать, что правы по какому-то вопросу. Все это из-за Интернета, где ты мгновенно можешь найти такого же безумца или такой же бредовый случай, и все это вдохновит тебя самого на подвиги.
— А что люди в Швеции думают насчет римейка? У них есть ощущение, что вот, американцы у нас воруют?
— Не думаю. Может, так себя чувствуют те, кто сделал оригинальный фильм, но уж явно не его продюсеры, потому что они — сопродюсеры нашего фильма. Но большинство шведов, думаю, гордятся тем, что Дэвид Финчер приехал в их маленькую страну снимать кино.
— Снимать римейк вообще было хорошей идеей?
— Надеюсь, я же не видел его еще, говорю вам. В противном случае мне надо прямо сейчас бежать домой. Но здорово видеть людей, которые хотят с тобой поговорить.
— А шведский фильм вы видели?
— Его видел. Но у нас — не совсем римейк шведского фильма, он основан не на его сценарии, а на книге. Так что это еще одна экранизация книги. «Сердце тьмы» Джозефа Конрада снималось много раз, например.
— Как думаете, почему книга стала таким феноменом? У вас есть объяснения?
— Как я уже говорил, книгу я не читал, но моя жена прочла, и мы ее очень активно обсуждали. Прежде всего, как мне кажется, успех объясняется криминальной составляющей. К тому же там весьма необычный герой — молодая невинная женщина, которая подверглась сексуальному насилию и стала экстремально жестокой. Номи Рапасе сыграла этот персонаж прекрасно в первом фильме, а у нас вы увидите образ еще моложе и невиннее, который Руни Мара также сыграла фантастически. Мы, шведы, на пару с Исландией самые эмансипированные страны, но остальной мир далеко не такой. Нас не удивить тем, что женщина может быть сильной героиней, а в остальном мире это не совсем привычная картина.
— Если не ошибаюсь, единственная сцена у вас с Руни Мара в фильме, когда она держит в руках клюшку для гольфа. Что вы думаете о ней как об актрисе для этой роли, она справилась с Лисбет Саландер?
— Точно, там всего лишь одна сцена, когда она приходит в мой дом — и это было впервые, когда мы встретились на площадке. Я встречался с Руни частным порядком до этого, но когда она затем прошла мимо меня в образе Лисбет, я подумал: да, правильный выбор!
— У Финчера репутация режиссера, с которым трудно работать. Это миф?
— Лично мне с ним было прекрасно работать, но все зависит от того, какого типа актер. Мне вот с Дэвидом было легко и приятно, но тем, кто не любит свободу, достаточно некомфортно. Если ты дома репетируешь перед зеркалом, решаешь, что — о, круто, вот так все должно быть, то на площадке у тебя ничего не выйдет. Финчер скажет: круто, но сделай так 40 раз подряд. И ты не в силах повторять одно и то же 40 раз, ты устаешь, скучаешь, теряешь контроль — и становишься более реалистичным.
— Что, серьезно — вы делали 40 дублей?
— Ну, не всегда — но обычно да, мы частенько делали по 30-40 дублей.
— Вас это не выбивало из колеи?
— Иногда некоторых актеров такое ломает, а иногда такая ломка воспринимается как подготовка: мол, мы, актеры, так круты, что это все было частью нашего мастерства. Иногда нужно немного сломать себя и достичь дна, выжать все соки. Финчер проделывает это именно с такой целью, но иногда ему просто нужно добиться в каждом дубле немножко другого эффекта. Каждый раз ты играешь немножко иначе, меняется ритм, так что режиссеру и самому любопытно, что получится. Дэвид не ведет себя как одержимый, или же как домашний диктатор, заставляющий нас придумывать разные скетчи, зная при этом, как должна в точности выглядеть каждая сцена. Он совсем не такой. Я лично обожал делать эти 40 дублей. Снимаешь и снимаешь весь день, не присев. Мне нравится, когда на съемках не приходится сидеть.
— С постером фильма были большие проблемы из-за обнаженной женщины — что вы думаете об этом?
— Думаю, что постер крутой, а вы что скажете? Какие там проблемы-то?
— Ну, мне он нравится, но он довольно противоречивый. Я лично не понимаю цели и намерения этого постера, так как он не совпадает со всем тем, что видишь в фильме, и с тем, что ты прочел в книге. То есть мне он понравился, но это ведь была просто провокация и ничего больше. Или там был какой-то бэкграунд?
— Не знаю, но если это и была провокация — то провокация от Финчера продюсеров Sony, он обожает это делать. В этом и кроется причина, почему он единственный режиссер в Голливуде, кто снимает независимое кино за 100 миллионов — он с первого дня постоянно сражается с продюсерами, большими студиями, которые думают, что контролируют его фильмы. Поэтому он может делать такие личные фильмы. Знаю, что было много разговоров вокруг постера и трейлера. Все большие боссы хотели продавать наш фильм так же, как продавался оригинал двухлетней давности. И продюсеры хотели подойти к нашей картине как к любому другому фильму. Дэвиду такой подход был неинтересен. Много людей переживало: ой, можем ли мы показывать сиськи? Но с кем там был случай, с Джанет Джексон? У нее грудь на шоу обнажилась, кажется? И все в мире прямо с ума сошли от этого казуса, словно никто раньше никогда не видел голой груди и вообще не кормился грудью.
— На мой взгляд, тут другой случай, потому что фильм в целом против насилия над женщинами, так почему же надо показывать полуобнаженную женщину?
— А почему нет? Она же красивая.
— Да, но смысл не в этом. Почему тогда не Дэниел Крэйг полуголый?
— Нет-нет, был один постер, на котором полуголым стоял как раз он!
— Мне кажется, в фильме вся противоречивость заключается в финале, где эксплуатируется женское тело.
— Да там нет столько тела, чтобы его эксплуатировать. Там же у нас не Джейн Мэнсон или кто-то в этом роде, ну, бросьте!
— Но важно то, что это фильм для взрослых в то время, когда Голливуд, кажется, одержим идеей снимать фильмы для подростков, и Финчер ранее говорил как раз о том, как важно быть 18-летним. Вы сами чувствуете, что индустрия сфокусировалась на подростковом рынке, и что нам нужны уже фильмы на другие темы?
— Если вы назовете мне 5 фильмов за последние 10 лет с бюджетом 100 миллионов и рейтингом PG13, я вам буду должен ужин. Я начал сниматься в фильме под названием «Стеклянный дом», там очень интересный сценарий, полный странных сексуальных оттенков, и не знаешь, кто там плохой парень, сумасшедшая ли героиня и так далее. И вдруг внезапно студия говорит: нет, мы будем снимать фильм с рейтингом PG13 — это было как запустить чуму, натурально. Все, что было интересным в этом фильме, умерло.
— А вы разве не можете в этом случае сказать — мне фильм не интересен, я ухожу?
— Нет, но можно включить в контракт пункт о том, что сценарий должен быть переписан, рейтинг должен быть Х и так далее.
— Слушайте, зачем студии такое делают? Из-за денег?
— Ага, из-за них — не хотят потерять аудиторию 13-летних.
— Но сейчас-то как думаете — некая страница перевернута, и снова можно снимать кино для взрослых?
— Вроде перевернута, да, и если нам удалось это сделать хорошо, есть шанс, что мы снова скоро увидим фильмы для взрослых. Было бы здорово. В нынешних фильмах нет ничего плохого, я снялся в парочке для Marvel, они смешные, в них хорошие приключения — но снова увидеть фильмы для взрослых было бы фантастически.
— Каких персонажей вам сложнее играть — плохих, хороших, или еще каких-то?
— Мне не очень нравится такая градация. Даже плохого героя я стараюсь сделать человечным, насколько это возможно. Если играю хорошего парня, стараюсь найти в нем какие-то изъяны, чтобы он был похож на живого человека. Это деление на плохих и хороших очень расстраивает: в Америке все, даже президент Джордж Буш, думают, что вот есть хорошие парни, есть плохие — и уж мы-то точно хорошие. Это не очень умно, но это феноменальная культура, полностью американская. Отсюда идет все, вплоть до того, как долго можно целоваться и сколько груди показать. Прямо помутнение какое-то. Это пошло от религии, где ты должен четко определить, что есть зло, а что — добро, кто плохой, а кто хороший. И вот этим-то студии в Америке и занимаются еще с 30-х годов.
