Берлинале 2014: чеченский мальчик против красавицы и чудовища

В этом году Берлинский конкурс полон фильмов о взрослеющих мальчиках. Мы видели «Джека», в котором мальчик понял всю ненужность себя и брата в этом взрослом мире, затем был потрясающий фильм «Отрочество*» о периоде жизни мальчика с 6 до 18 лет, и вот, наконец, нам показали режиссерский дебют Судабех Мортезаи «Макондо» о том, как меняется картина мира чеченского мальчика в Австрии. И это, пожалуй, самая слабая и поверхностная история из трех.

Макондо — иммигрантский район в Австрии, куда съехались в поисках убежища беженцы со всего мира, в том числе и семья Рамазана из Чечни (это известно из пресс-релиза, в фильме же про название — ни слова, догадайся сам). Его отца убили в войне с русскими, и Рамазан уверен, что папа — герой войны. В Австрии затюканная мать Рамазана тянет на себе троих детей, а сам он вроде бы присматривает за сестрами, но на самом деле связывается с компанией шпаны. Однажды в доме появляется Иса, друг отца Рамазана с искалеченными руками, и мальчик поначалу с ним дружит, но когда Иса говорит, что они с папой наделали много глупостей, в нем просыпаются ревность и обида.

Понятно, что для русского человека невозможно отстраненно воспринимать эту историю. К дебютантке в художественном кино Судабех — сразу же масса вопросов. Зачем ей понадобились чеченцы? Что она вообще про них знает, кроме сводок из западной прессы про «повстанцев против режима»? Что именно она хотела сказать своим фильмом, кроме банальной истории о том, как мальчик проходит инициацию жизнью и осознает свою ответственность перед миром? Почему опять мальчик, а не девочка для разнообразия? Чем уникально ее кино, в конце концов?

Имигрантский район в Австрии, как и в любой другой стране, полон мусульманских и чернокожих детей, нищеты и мусора вокруг. Дети адаптируются быстрее, учат язык и налаживают свои связи, тогда как взрослые продолжают жить кланами, оставаясь, по сути дела, все в той же культурной среде. Судабех Мортезаи старается аккуратно обойти острые углы, давая лишь наброски и детали: вот чеченский праздник и танцы, вот молитва в мечети, вот сердобольные австрийцы пытаются помочь семье получить нужные бумаги, вот мама Рамазана рассказывает на уроке немецкого о чеченских традициях похищать невесту. «Но вы вызвали полицию?» — ужасается молодая австрийка. «Нет, что вы, это же такая традиция!» — увещевают ее женщины. История тут же сворачивает на отношения Рамазана и Исы, который разрушает веру мальчика в исключительность отца. Почему для такого психологического сюжета понадобился иммигрантский антураж — загадка. То есть, конечно, выбор локаций как раз понятен: острая проблематика, актуальная реальность, жмем на кнопочку «сочувствие». Однако тот же Ричард Линклейтер был невероятно прав в желании показать обычных людей в их обычной жизни и никакой драмы. Это как раз труднее снять так, чтобы сочувствие и сопереживание героям включилось само, а не потому, что они беженцы. Но Судабех Мортезаи решила пойти по проторенному пути всех дебютантов и снять нечто «исключительное» в сотый раз.

«Макондо» —яркий пример творческой мысли дебютанта-европейца, который вроде бы никого не осуждает, просто следит камерой за жизнью и выглядит при этом претенциозно и хлипко. В порыве не судить режиссер не определилась, что показывает из антуража: то ли у нее история про «понаехали», то ли про тяжелую имигрантскую долю. Непонятно, как относиться к увиденному на экране, а в совокупности с повально неприятными персонажами встаешь на сторону отрицания и отторжения всех героев. И если бы Иса все-таки не произнес фразу о глупости своих поступков и ошибках прошлого, можно было бы смело покидать зал, потому что российскому зрителю смотреть про чеченцев-героев войны просто недоумительно. Слава богу, что фильм все-таки не об этом.

Чтобы подсластить пилюлю — внеконкурсный фильм «Красавица и чудовище» от режиссера «Братства волка» Кристофа Гана. Лея Сейдо играет Белль, Венсан Кассель — Чудовище, и это вам не Дисней.

Ган попытался снять настоящий сказочный фильм — и с точки зрения спецэффектов ему это удалось на все сто: заколдованный замок страшен и прекрасен, волшебство убедительно, а грим Чудовища получился даже симпатичнее самого Касселя, что вообще-то нонсенс, но ладно. Однако в погоне за красотой и желанием сделать свою версию известной сказки авторы потеряли эту самую сказочность. Добавив родни Белль и ее папаше, изменив саму причину заклятья, Ган разрушил ту структуру сказки, без которой подобная история превращается в алогичный бред. Если в сказке есть мораль о принце с черствым сердцем и доброй девушке, то в новой «Красавице и чудовище» девушка какая-то злая феминистка, которая постоянно скандалит с Чудовищем на тему «Не смей мне приказывать, животное!», а сам принц попал под чары вообще по глупости. Никакой морали о том, что надо быть добрее и не судить по внешности — собственно, ключевого очарования этой сказки. И самое главное — в фильме совершенно упущен момент того, каким же образом красавица полюбила чудовище и за что. Как говорится, эпик фейл.

Фильм Гана с точки зрения сюжета безыскусно слеплен из старой сказки и диснеевской версии: из первой, помимо самой фабулы, есть загадочные сны Белль, из второй — шайка бандитов, мчащихся в замок грабить-убивать. Результат — ноль сочувствия всем героям, особенно плавающему в волшебном бассейне Касселю. Поскольку фильм выходит на наши экраны 13 марта, обойдемся без спойлеров, но стоит вас предупредить, что абсолютно все синопсисы на русском языке не имеют отношения к происходящему на экране. И вообще это история о том, как мама встретила папу, рассказанная детям в виде сказки на ночь. Интересный поворот удался, но сама сказка с треском провалилась.


Все новости