Читать ранее: Глава шестая: «Привет Лознице»
— На съёмках Лядова ждала довольно долго, когда закипит и выключится чайник. Наливала кипяток в заварку – и тут я давал мальчику команду входить. Очень долго, с полминуты, наверное, стояла она у окна — и это было содержательно.
Но в монтаже я решил: перебор, — и отрезал начало плана. Отрезал, хотя мне жаль, потому что очень хорошо она стояла у окна и смотрела куда-то в глубину своего существа… Такое, знаете, состояние уединения и одиночества.
— В ваших предыдущих картинах вещественный мир, окружающий героев, был представлен…
— Аскетично и лаконично.
— Верно. Здесь — всё наоборот: невероятное множество деталей. Всё забито, огромная декорация действительно жилого — живого! — дома. Единственный раз, когда вы нечто подобное позволили себе ранее, — это квартира сына в «Елене», загромождённая вещами, которые хозяева просто жалеют выбросить. Какие задачи вы ставили перед художником в «Левиафане»?
— Создать живой дом, в котором живёт дух человека длиною в несколько поколений. Это именно то, что вы сказали: вещи копятся, мы их часто как Плюшкины коллекционируем, они уже вышли из употребления, мы их давно не используем, но они стоят и пылятся.
И в этом смысле одна из задач: чтобы куда ты не посмотрел, куда не повернул камеру — везде бы были следы жизни. Андрей Понкратов создал дом, войдя в который нельзя было сказать, что это — декорация или нечто искусственное. Это абсолютно живое пространство.
— Каково было ваше участие в этом процессе? Понятно, что вы обсуждали эскизы, а как вы утверждали реквизит?
— Это современный дом и достаточно молодые люди: им тридцать пять — сорок пять лет максимум. Серебрякову пятьдесят в жизни, но мы ориентировались примерно на сорок пять, сближали его по возрасту с Вдовиченковым. То есть, люди эти примерно нашего поколения, чуть моложе меня.
В доме есть и мобильные телефоны, и компьютер, и если телевизор — то большая плазма. Лэптоп лежит в спальне у Лили и Николая, у мальчика — старый пузатый компьютер, достался в наследство от отца — в этом есть своя правда. Но и у того тоже не iPad или Mac какой-нибудь, а так, что-то попроще. Да, это деревенский уклад, но, тем не менее, современные элементы сюда инсталлированы. И жизнь старины, жизнь прежних поколений — старая мебель, сундуки и комоды, шифоньеры советского образца — всё это вместе, в едином клубке.
Да, у нас был и период работы с эскизами, но основой для этого была работа с реальными интерьерами как с референсами, на материале которых мы решали, подходит нам что-то или нет. Андрей обошёл разные дома и квартиры и в Подмосковье, и тут в посёлке, и много где ещё. Вместе с ним ходил и Саша Лозовский, его давний ассистент по реквизиту. Вообще говоря, он зовётся ассистентом режиссёра по реквизиту, но главным образом работает в контакте с художником-постановщиком. Создание, наполнение интерьера — это большая, подробная работа. И если нам нужна, скажем, лампа, то Саша Лозовский привезёт с десяток ламп — и мы выберем ту, какая должна быть именно здесь.
Так вот, они обходили дома и фотографировали интерьеры. Фотографий было множество. Мы отсматривали их, и становилось понятно: не этот дом, и не этот, и точно не тот, уж слишком стариной отдает. Я говорю: «Нашей Лиле — тридцать, тридцать пять. Это уже взрослая женщина, и с ней — взрослый мужчина, но они ещё достаточно молоды для того, чтобы потонуть в сундуках и комодах — в том, чем живёт деревня». И поэтому из всех референсов мы выбрали только два направления, скомпилировали их в одно, и на их основе создавали это пространство (ты схватываешь несколько изображений: кухня, гостиная, спальня — и понимаешь: вот оно, верное направление).
Дальше предстояло взвешивать каждый предмет: да, это может быть, а этого не может быть, это уже не из нашего фильма. Так добавлялись элементы вроде, например, чайника из «IKEA». Короче, ответственность за наполнение лежит целиком на Саше Лозовском, а стратегические направления ему подсказывает Андрей Понкратов.
— Это действительно чайник из «IKEA»?
— Не думаю, что этот френч-пресс можно приобрести только в «IKEA».
— Но подразумевается, что герои иногда выбираются в большие города?
— Это просто современные атрибуты. Может быть, чайник этот Дмитрий им привёз ещё в прошлый раз, два месяца назад?.. Важно было задать контекст: это не деревня с её патриархальным, совсем древним укладом. Поэтому здесь микроволновка, два старых холодильника… Мне нравится эта идея с двумя холодильниками: в таких вот семьях небогатых, как ни странно, люди и делают обширные запасы.
— У Лядовой пока не было отдельного крупного плана: она просто с общего подошла вплотную к камере. Но мальчика вы решили показать особо…
— Да, теперь его надо увидеть. Но и у Лядовой — вполне себе крупный план.
— За его спиной — ветерок. Настоящий или работает вентилятор?
— Это настоящий ветерок. Там просто не могло быть вентилятора, потому что сцена тихая, а мы пишем живой звук.
— Этот проход мальчика был необходим для того, чтобы шире показать дом?
— Да, заявить пространство, начать его раскрывать. Вот видите — комод древний, ему уже лет сто, наверное. Стулья более-менее современные, но всё равно такие, знаете… потрёпанные. Эклектика, смешение времён.
— Вам важно было, что именно дарит Вдовиченков мальчику? Мы же не увидим потом, что он подарил.
— Нет, не важно. Но это набор-конструктор для склейки, самолёт какой-то — и на большом экране это видно, кстати. Видно-видно. В какое-то мгновение он его поворачивает, глянцевая обёртка перестаёт бликовать, и мы видим, что там самолёт нарисован.
— Важнее, наверное, был сам факт, что человек приехал с подарком — значит, не просто какой-то мужик, они знакомы.
— Да, уже знакомы, обнимаются.
— Мимолётная деталь — но сразу выдаёт кусок биографии.
— Я был удивлён тому, что Серебряков не завтракает вместе со всеми, но вы уже сказали, что он успел перекусить рано утром…
— Или он уже успел позавтракать: она ему первому положила яичницу, например, или он ограничился чем-то попроще… Почему ему нужно завтракать? Вовсе необязательно. Или он попросил только чаю, сказал: «Не хочу есть, я уже позавтракал», — он ведь проснулся часа два назад.
— Вы думали над тем, что едят остальные герои?
— Конечно. И это всегда проблема. Думаешь: «А что же это могло бы быть? Ну вот что?..» В «Елене», например, была овсянка. Чашка кофе и овсянка. Строгий такой подход состоятельного человека: утром — овсянка. С мёдом. Это — по существу. И бедный Андрей Сергеевич Смирнов съел аж восемь тарелок до дна! Именно столько дублей мы снимали их первый диалог с Надей Маркиной.
А здесь я, кажется, спросил у Вдовиченкова: «Володь, вот чего бы ты хотел? Яичницу, сосиску?..» Он говорит: «Да мне всё равно, пусть будет яичница». — «Отлично». Можно спросить у актёра, чего бы он хотел, потому что ну какая разница?.. В данном контексте это не имело никакого значения!
— Но вы всё равно думали об этом, получается.
— Чтобы дать задание реквизитору: она же закупает продукты, готовит это всё. Вы же понимаете — это всё горячее. Вот мы приготовились к съёмке, она сделала яичницу, принесла, положила — и «мы» её едим, заодно снимая эпизод.
— И сколько раз Вдовиченков ел эту яичницу?
— Это был очень сложный кадр. Девять-двенадцать дублей, наверное, было.
— Так можно заказать что-нибудь любимое — а потом возненавидеть на всю жизнь…
— Ну да. Но он знал, что придётся есть в кадре, и заранее отказался от завтрака.
Здесь, понимаете, такая история: снимаем, пока не получится у всех, как в ансамбле, цельная сцена. А эта сцена обременена ещё и тем, что ушёл мальчик, ушёл Серебряков, а мы не клеимся, мы остаёмся здесь. Поэтому и за завтраком, вместе со всеми, всё должно было случиться, и когда они остались вдвоём — всё должно было случиться. Потому что ясно было, что мы склеимся только после диалога Лили с Дмитрием, где-то в моменте, когда Николай с мальчиком выбегают сюда, на этой игре с бейсболкой: «Пап, ну, отдай!»
И поэтому дубль снимался до момента, когда Вдовиченков встаёт и говорит: «Спасибо», — и здесь: «Стоп!». И камеру снова выкатываем обратно, всех на исходную, обламываем сигарету до середины, чтобы было понятно, что он её давно уже курит…
— Вы опередили меня с вопросом, как вообще в кино делаются «бычки»…
— Треть сигареты обламываешь. «Приготовились, все готовы?» — «Да-да, сейчас, секунду, ребятки…» — Серебряков закуривает. — «Дубль четыре!» — «Начали!..»
Кстати, где-то к середине съёмок меня стало смущать, что Серебряков в каждом своём кадре курит, я думал даже это проредить как-то. Он сам удивился: «Да нет, чего в каждом, почему в каждом?..» А потом я смотрю материал и вижу: действительно, он курит везде. Практически нет эпизода, где бы он не курил. Кроме тех кадров, где он пьет…
— Табачный дым в кадре, значит, не поддельный?
— Нет, он сидел напротив и курил. Всё по-честному.
— Даже не на втором, а на десятом плане виден другой берег — и там происходит какое-то движение, проезжает машина. Вы это контролировали?
— Иногда. Иногда, когда это было необходимо, мы давали такие команды. Сидит человек за рулём в определённой точке, где нам нужно, и слышит через рацию: «Приготовились!» – значит, мы начали снимать. И в нужный момент я говорю, например: «Василий!» – и этот Василий запускает машину. Мы заранее согласовываем эти команды.
— Ровно как с человеком в окне напротив гостиницы?
— Именно так. Например, помните, когда Лиля исчезла –— и Николай ночью стоит посредине веранды и первый раз звонит ей по телефону? Вот там была такая команда. Сама команда из живого звука потом вынимается, а образовавшаяся «дыра» зашивается общим фоном. Это всё звукорежиссёр делает. Потому что там атмосфера тишайшая — и вдруг в этой тишине тихонечко: «Вася!» — и Вася проезжает на машине по мосту…
— А могло быть такое, что вы снимаете в доме — а кто-то, живущий на той стороне реки, вдруг выходит на берег?
— Это не беда. Ну, вышли бы люди, абсолютно нормально… Почему нет? Это как раз не проблема, потому что Териберка не столь густонаселённый посёлок; не такая там оживлённая жизнь, чтобы нужно было думать, как бы её ограничить. И если кто-то там вышел на берег – это он по существу туда вышел: отцепить лодку, мотор приладить, сесть и плыть куда-то снасти ставить.
— Замечательно, что вы в первой же сцене внутри дома показываете его, дом, максимально подробно…
— Особенно этим вопросом не задаёшься, потому что у тебя впереди длинный и подробный рассказ, и ты понимаешь, что этот эпизод будет решён с этого ракурса, тот – с другого, потом мы войдём в гостиную, окажемся в спальне, а потом увидим веранду из гостиной - это когда она открывает Степанычу… Во всех совокупно эпизодах, так или иначе, мы увидим дом во всех его подробностях, постепенно разворачивая его пространство для зрителя. Из этих деталей мы постоянно складываем пазл, и вскоре рождается ощущение, что мы – тоже обитатели этого дома.
Пока заканчивали декорировку, пока расставлялся реквизит, Андрей Понкратов даже готовил там что-то, ту же яичницу. В доме был газ и вода. Не водопровод, конечно, но из крана вода текла. Поэтому там и готовили, и бросали посуду, кто куда. Это важно, потому что сковородку вот так вот на эту тарелку — эта перевёрнутая, а эта скособоченная – специально поставить нельзя. Так могло только само собой сложиться. Как и все эти тряпки и тряпочки…
— А сами актёры жили в этом доме?
— Нет, актёры жили в своих квартирах. Но важно было, что они там жили всё время, все два месяца, и Серебряков, и Лядова. Вдовиченков иногда уезжал в Москву играть спектакли, но ему можно: он всё равно тут «гость». А эти ребята практически всё время были там, и мы очень много времени посвятили этому дому, проводя в нём на съёмках целые дни. Они тоже могли что-нибудь куда-нибудь переставить, книжку взять, плащ бросить… Хотя, должен сказать, что если здесь висят какие-то вещи, то это вещи либо мальчика, либо Николая с Лилей. Здесь не может быть одежды группы, здесь может быть одежда только членов семьи.
— Это один из ключевых моментов фильма, поэтому я не удержусь и спрошу: как родился этот ответ на «Люблю тебя» – не «Я тоже», а «Я знаю»? Это из жизни?
— Эта фраза из их взаимоотношений. Уже здесь мы заронили в душе зрителя это семя: между ними что-то не так, нет полноты. Она не дала ему сигнала (а через него не дала сигнала и нам), что тут полная чаша, что здесь сплетено всё вместе, что они любят друг друга.
— Сколь многое можно сформулировать всего в двух репликах!.. Важностью этого момента обосновано и движение камеры, приближение к ним с общего плана?
— Да, можно так сказать. Хотелось сакцентировать внимание на этом.
Читать далее: Глава восьмая: «Фаберже» и «восьмёрка»
