«Ад, где твоя победа?»
Однажды Бхагавана Шри Раджниша спросили, верит ли он в то, что существует ад. На это учитель ответил: «Нет нужды верить: я знаю, что он есть. Вы в нем живете!» Подобный ответ дает и фильм Даниса Тановича. Смерть растворена в жизни, как яд в шампанском. И настоящий ад – пить ее день за днем, видеть в этом свою судьбу не уметь разорвать порочной связи. Однако ад – не столько идея, которую режиссер стремится донести до зрителя, сколько поэтический образ, и при том, образ с глубочайшими религиозными и культурными корнями. Путь зрительских ассоциаций на тему ада ведет от христианства к науке о душе, от Данте к Уильяму Блейку, от Босха к Гринуэю. Но, сколь бы широк ни был простор для сравнений, воспоминаний и грез, «Ад» Тановича не оказывается за бортом. Этот фильм вспоминает, грезит и сравнивает вместе со зрителем. Он живет собственной жизнью и практически не поддается разбору. А это первый признак того, что здесь нам приходится говорить о поэтическом шедевре.
В основе сюжета лежит драма одной расколовшейся семьи. Перед нами параллельно разворачиваются три истории, и у каждой – своя главная героиня. Старшая сестра, Софи (Эмманюэль Беар) – мать двоих ангело-подобных мальчиков и обманутая жена. Измены мужа становятся для нее пыткой. Средняя, Селин (Карин Виар), посвятила жизнь заботе о больной матери, однако сама превратилась в одинокую, издерганную и несчастную женщину. Младшую из сестер, Анну (Мари Жиллен), отличают энергия и эгоизм, готовность бороться за свое счастье. В битве за любовника она попробует потягаться с его семьей, но уж кого ей точно не удастся осилить, так это смерть, которая вмешается в этот конфликт со свойственной ей безапелляционностью. Итак, перед нами три войны и три поражения, а в результате немой вопрос – почему так?! «Ад» дает на это ответ, и не может быть иначе, ведь он принадлежит к эпохе, предшествующей постмодерну. Во времена Кеслевского, который оставил сценарий к «Аду», «Раю» и «Чистилищу» в наследство современным европейским режиссерам, фильмы не заканчивались банальным многоточием.
Первое, чего лишены героини «Ада» – это свободы. Они пойманы в калейдоскоп ситуаций, повторяющих некую исходную ситуацию, поэтому в их мире не может произойти ничего нового, спасительного. Ложь и смерть, омрачившие жизнь сестер в глубоком детстве, заставляют их постоянно сталкиваться все с той же ложью и смертью. «Ад» мог бы стать великолепным пособием по психологии, настолько уверенно и точно он описывает мытарства травмированных в детстве героинь. Однако психология здесь служит не объяснением происходящего, а как раз тем, что само должно получить объяснение. Обращаясь к мифологическому образу Медеи и философским размышлениям о судьбе и случайности, режиссер по-своему трактует ловушку, в которую попали сестры. Мы видим, что жизнь превращается в ад, когда она отравлена где-то в самом начале, за кадром, в забытом прошлом, в подсознании. И единственный способ вырваться из замкнутого круга страданий – вернуться туда, откуда берет начало грандиозный обман. Зритель не узнает, успешна ли была для сестер эта последняя попытка спастись. Однако важен сам факт того, что эта попытка состоялась.
Психологическое и философское осмысление ада в картине можно вменить в заслугу гениальным сценаристам – Кеслевскому и Песевичу. А вот его художественное выражение всецело лежало на Тановиче. Если задаться вопросом, что есть ад, исходя из фильма, мы получим несколько ответов. Ад – это война (уже после фильма «Ничья земля» Танович безусловно может быть назван «певцом войны»), ад - это ложь, бессилие и смерть. И наконец, ад – это бесконечные круги. Именно последнее определение больше всего характеризует фильм. Его героини постоянно находятся в кольце одних и тех же событий, образов, чувств. И словно иллюстрируя эту идею, камера показывает то птичье гнездо, то изгибы винтовой лестницы, то стол, за которым наконец собирается семья. Вот круг замкнулся, и колесико калейдоскопа снова поворачивается. Но каков будет следующий узор – каждый зритель узнает сам, уже покинув зал кинотеатра.
