Энтони – пожилой мужчина, теряющий память. Дочь Анна о нем заботится, они регулярно проводят вместе время и обсуждают последние новости. Но порой Энтони кажется, что целые куски жизни выпадают в никуда, а окружающие часто сами себе противоречат и несут какой-то нонсенс. Каждый день почему-то меняются сиделки, у дочери в мгновение ока появляются новые ухажеры, а ремонт в квартире постоянно какой-то другой. Как только старик уйдет в свою комнату, все действующие лица поменяются. Наручные часы все время теряются, и кажется, что кто-то хочет присвоить роскошную квартиру героя себе.
Играющий своего тёзку Энтони Хопкинс, похоже, нацелился на второй актерский «Оскар». Его перформанс не оставит никого равнодушным, просмотр «Отца» сравним с нахождением в театре, где маэстро без помощи монтажной магии виртуозно жонглирует жестами и эмоциями. В один момент его персонаж находится в состоянии неконтролируемой агрессии, через секунду уже флиртует с очаровательной сиделкой, а чуть позже в истерике зовет маму. Мастерски изображенное актером замешательство и проблески интеллекта в затуманенном разуме, пожалуй, очень точно передают то, как зрители должны бы были реагировать на происходящий на экране запутанный водоворот событий, если бы шалость авторов по созданию кинопазла удалась. Но, спойлер, не получилось.
Смотреть «Отца» – как наблюдать за детективом, где главный злодей известен с самого начала, а развитие событий не несет никаких сюрпризов. Попытка создать фильм-головоломку неизбежно рушится о заурядность происходящего и предсказуемость финала, поэтому идея использовать прием «ненадежного рассказчика» разбивается вдребезги с первых же сцен. Инструменты, которыми пользуются создатели, простые и бескомпромиссно работающие, но бесстыдно манипулятивные. Они точно дергают за внутренние ниточки души зрителя, но, как и, например, в «Хатико», едва ли вырываются за рамки банальной пошлости.
Режиссер Флориан Зеллер ужимает продолжительность действия до легко усваиваемых полутора часов, добавляет элементы оригинальности к неумолимо приближающейся развязке. За его (во многом удавшимися) техническими ухищрениями и художественными потугами просматривается главный и единственный вопрос автора, заложенный в произведение: «Как тебе такое, Михаэль Ханеке?» Но вопрошающий неизбежно попадает в комичное положение. «Отец» всеми силами старается стать этакой метаинтерпретацией «Любви», которую в 2012 году облюбовали на Каннском фестивале. Иронично, что последняя, в конце концов, была про жизнь и, собственно, любовь, а «Отец» – исключительно про постепенное умирание. Кроме вызывания жалости к теряющему рассудок старику Зеллеру предложить, в общем-то, больше и нечего. Наблюдать за этим невыносимо грустно, и, признаться, не очень понятно, зачем.
