Первые полчаса новой картины Терренса Малика рискуют показаться калейдоскопом из открыток. Захлебываясь от теплых чувств, Нил и Марина едут в Мон-Сен-Мишель. Она купается в лучах солнца и улыбается как блаженная. Он целует ее в шею и гладит по волосам. Вдохновенный Париж; блуждание по хрупкому льду; переезд в залитую божественным светом Оклахому; двое влюбленных, что ведут себя как подростки. Увы, истинное счастье не может длиться долго. Совсем скоро у нее закончится виза. «Если бы ты попросил меня остаться, я бы осталась», — думает она про себя. Нил не скажет ей ни слова. Он поможет собрать чемоданы. Возлюбленные обнимутся на прощание. Марина захочет схватить его за руку, но почувствовав равнодушие, в самый последний момент разожмет пальцы. В Париже ее жизнь превратится в ад. Без любви она будет задыхаться. Когда она вернется в Штаты, чтобы произнести перед алтарем клятву верности, лучше не станет — к этому моменту любовь героев уже покинет. Картине «К чуду» в Каннах устроили страшную обструкцию. Одни решили попенять Малику на самоповтор, вторые закривили мордами на свойственную режиссеру серьезность, третьи заклеймили ленту, пожалуй, любимым словом всех кинокритиков — «банальность». Ничего сверхоригинального в этой чувственной картине действительно нет. От пролога и до самых финальных титров герои мысленно и на нескольких языках задаются всего двумя вопросами: «почему меня не любят?» и «почему я перестал любить?».
При всем при этом пожалеть хочется не Малика, а тех, кто считает, что в жизни бывает как-то иначе. Безусловно, людям свойственно себя переоценивать. Все мы страшно боимся прослыть глупыми и наивными, признаться самим себе, что за деланной «тонкой душевной организацией» скрывается обыденное: «я просто хочу, чтоб меня любили». Малик, к счастью, слишком умен, чтобы вставать в позу, и слишком честен, чтобы позволять себе бояться. В отличие от позапрошлогоднего «Древа жизни» «К чуду» — фильм простой, как дыхание. В этой интимной, похожей на фотоальбом картине практически нет прямой речи. В основном мы слышим внутренний голос героев. Куриленко спрашивает саму себя, играющий католического священника Бардем задает вопросы Богу, Аффлек периодически мычит что-то невнятное (такие люди, в общем, тоже бывают). Малик на все мольбы и всхлипы отвечает очевидное: Бог есть любовь. Она — всё, что нам нужно. И она — единственное, к чему имеет смысл стремиться. По традиции режиссер со своим бессменным оператором Любецки берут зрителя за руку и ведут за собой, сквозь рай на земле — к чуду. Не нужно много ума, чтобы испытать к финалу должный катарсис. И нужно быть полным идиотом, чтобы вместо этого сказать очередное: «неее, ребята, ну что вы, это ж банально, и вообще мне в другую сторону».
