Конец XIX века, парижский публичный дом «Аполлонида». Ближе к ночи девушки просыпаются, приводят себя в порядок и идут встречать гостей. Одна из работниц борделя, красавица по имени Мадлен, пересказывает своему постоянному клиенту сон о том, как он пришел к ней с визитом, подарил изумруд и сделал предложение. «Ты принес мне изумруд?» — кротко интересуется девушка. «Можно я тебя свяжу?» — вместо ответа произносит мужчина. Спустя несколько минут он достанет нож и разрежет связанной куртизанке щеки, от уха до уха. Мадлен повезет выжить. После этого случая ее станут называть Женщиной, которая смеется. Мадлен, разумеется, не единственная в доме, кому приходится улыбаться не по своей воле. Этим здесь заняты более-менее все. Секс в «Аполлониде» сопряжен с тем, что сегодня принято называть словом «перфоманс»: одна девушка, будучи в костюме гейши, разговаривает с клиентами по-японски; вторая — изображает механическую фарфоровую куклу; третья — раздвигает бедра для наблюдателя, который может часами смотреть на женщину, как на произведение искусства. Героини фильма — актрисы трагического жанра. Все они жаждут одного — освобождения. Но бежать некуда, оков не существует, за тяжелыми портьерами их не ждет ничего, кроме все тех же образованных богатых мужчин, что на свободе претендуют на обладание не только твоим телом, но и душой.
«Дом терпимости», подчеркнуто стилизованный под работы французских импрессионистов (от Мане до Ренуара) — безусловно, самый красивый фильм уходящего года. Это, впрочем, ни на йоту не умаляет исключительную интеллектуальность зрелища. Живописуя будни парижских проституток XIX века, Бонелло рисует мир, для которого не существует времени. Дни в «Аполлониде» похожи друг на друга. Прошлое, настоящее, будущее — все это за окнами. Героини ленты не слишком стремятся на волю. Они томятся в добровольном, но безопасном плену, очевидно, предчувствуя страшное. Карты, которые по вечерам раскладывают куртизанки, не предвещают ничего хорошего. Равно как и сны Мадлен — девушки, которую до трагического инцидента клиенты звали Еврейкой. Будущее неумолимо вторгается в «Аполлониду» по воле мужчин — иногда в виде новостей, иногда в виде соула 60-х, врубаемого режиссером в самые неожиданные моменты на всю катушку. К финалу картины наше время наступает буквально: «Аполлониды» больше не существует. Девушкам по-прежнему снятся изумруды, но вероятность их получить (или не получить) такая же, как и сто лет назад. Ничего не меняется. Теперь, впрочем, надевать на себя маски, притворяться безвольными куклами, становиться для мужчины чистым холстом, обретающим лицо и улыбку лишь по его желанию, женщин учат не владелицы борделя, а какой-нибудь условный «Cosmopolitan».
