Из режиссера Мизгирева вышел бы прекрасный научный работник. Творческий метод автора к его третьему фильму стал походить на отлаженный эксперимент — вроде тех, что делают в средней школе на уроках химии — с кислотой и реагентами. С невозмутимостью опытного лаборанта режиссер в очередной раз отправляет несгибаемого внешне героя в абсолютно непригодную для жизни среду (последней все чаще выступает Москва). К чести автора при неизменности этой самой среды — с ее следственными изоляторами, где тебя могут нечаянно забить до смерти, заплеванными общежитиями с тремя гастарбайтерами на один квадратный метр, и темными улочками, по которым каждую ночь шмыгают добрые молодцы в поисках сигаретки — мизгиревский герой с каждым новым фильмом становится все сильнее и сильнее. От дембельнувшегося салаги в «Кремне» к взрослой интеллигентной женщине из «Бубна, барабана»; собственно говоря, от работницы библиотеки к здешнему непробиваемому армейскому капитану, который не чувствует боли и не желает извиняться, о чем неустанно талдычит при каждом удобном случае.
«Конвой», несмотря на брезгливые рецензии отечественных кинокритиков, состроивших кислую морду еще на Берлинском кинофестивале, производит впечатление наиболее интересного и одновременно с этим самого страшного фильма Мизгирева. В оба предыдущих раза исход противостояния персонажа и среды был предрешен заранее — беспощадная страна с первых кадров растворяла героя в себе без остатка. В «Конвое» оскалившейся в уродливой ухмылке столице, что готова проглотить своих гостей, не пережевывая, в кои-то веки достался визави, способный за себя постоять. Когда-то Игнат потерял свою дочь — теперь он как зомби, ему не страшно и не больно. У конвоируемого по сюжету Артема опыта, увы, оказывается меньше. Парень искренне верит, что всегда можно найти компромисс. С Игнатом этот прием проходит, а вот со злом — нет. Как давно принято у режиссера, зло в фильме облачено в форму – военную, милицейскую, чоповскую – в сущности, наверное, не так важно, в какую именно. «Конвой» не пытается клеймить кого-то конкретного, по своей интонации эта картина — городская страшилка, жестокая сказка о русской виктимности, которая порождает довольно озверевших представителей власти. Справедливости ради надо заметить, что сказка эта в отличие от прочих фильмов «новой волны» завершается более чем внятной моралью. Каркай не каркай, а зло не рассмешишь. С ним не о чем договариваться. Если бьют, дай сдачи. Или беги. Но если вздумал терпеть, готовься к тому, что однажды сойдешь с ума от боли.
