Любимый творческий прием Авдотьи Смирновой — слияние двух условных противоположностей: в «Связи» адюльтер вспыхивал между петербурженкой и москвичом, «2 дня» рассказывали о непростых романтических отношениях интеллигенции и власти. В новой работе Авдотьи Андреевны потомственная аристократия пытается слиться в дружественном экстазе с понаехавшим в культурную столицу простым народом. За роль благовоспитанной труженицы этнографического музея отвечает традиционно прекрасная Анна Михалкова, провинциальную хабалку играет хорошо запомнившаяся всем по роли злой родины-матери из «Волчка» Яна Троянова. Обеих актрис отметили на минувшем «Кинотавре», вручив общий на двоих приз за лучшую женскую роль. В общем-то, вполне заслуженно. Несмотря на то, что Михалкова с Трояновой создают на экране по большей мере карикатурные образы, на протяжении двух часов, что идет картина, ты смеешься и плачешь не над ними, а вместе с ними. Больше всего, конечно, по мере просмотра переживаешь за героиню Михалковой. К музейной работнице Лизе, решившей приютить у себя екатеринбургскую мамзель, режиссер абсолютно беспощадна.
Либеральная интеллигенция в лице Лизы рисуется маленьким, жалким и смешным, насколько это возможно, человечком. Она любит новости по Рен-ТВ («если правду не скажут, то хотя бы намекнут»), ходит по выходным на митинги в поддержку Ходорковского и в детские дома («приятно чувствовать себя хорошим человеком»), держит в привычке «душить всех своей добротой», а тех, кто не из Питера, по наитию и с исключительно питерским высокомерием зовет словом «народ». Вика — птица совсем другого полета. Она, что называется, простая русская баба. В детские годы натерпелась, теперь сознательно позиционирует себя «трамвайной хамкой», боясь произвести на окружающих впечатление женщины слабой. Тышлер, бекар и рококо для нее одинаково непонятные слова, тем не менее назвать Вику глупой может лишь тот человек, что сам большим умом не блещет. Конечно, сталкивая Вику и Лизу лбами, далекая от этнографических интересов Авдотья желает исключительно одного — чтоб искрило. Но ведь действительно искрит. Даже в те моменты, когда «Кококо» обманчиво кажется очередной интерпретацией «Пигмалиона» — этакой «Моей прекрасной леди», сделанной рукой крепкого советского режиссера, на которого хрупкая Смирнова сейчас очень похожа, — кино завораживает. Сперва актерами и исходящей от них энергией, а к финалу злостью и редкой убедительностью, с коей авторы «Кококо» констатируют, что Питер тоже слезам не верит, что разные социальные классы говорят на разных языках, что альтруизм — понятие, увы, такое же мифическое, как и женская дружба.
