В забавном мультике про «Тинтина» великовозрастный режиссер Спилберг неожиданно для всех продемонстрировал вновь обретенный юношеский пыл. Наблюдая тогда за мэтром, что прерывисто дышит, но производит при этом впечатление не уставшего дедули, а юного впечатлительного школьника, который впервые дорвался до книжной полки с классикой приключенческой прозы, казалось, будто случилось маленькое чудо. Словно классик объелся молодильных яблок и теперь ему суждено жить вечно. К сожалению, после просмотра «Боевого коня» сказочную версию приходится отвергнуть и осознать взамен горькую правду: былого все-таки не воротишь, а от маразма не убежишь, будь ты хоть тысячу раз великим. Дорвавшись до большого и неподъемного во всех смыслах кино, переживающий свое второе детство Спилберг стал похожим вовсе не на ребенка, скорее на Никиту Михалкова, чье нынешнее творчество от симптоматического «Боевого коня» мало чем отличается. Война здесь тоже не более чем выразительный фон: с пушками, кавалеристами и заливистым свистом пуль.
Однако если Никита Сергеевич распускал на киногеничном заднике свое личное форменное безумие, то у старика Спилберга в загашнике оказываются лишь сентиментальные нюни. Рассказывая сюжет детской книжки, автор самозабвенно играется с умной коняшкой, пытается отразить в ее больших и грустных глазах абсурдность войны и весь тот мир, который не без добрых людей. Точно такими же глазами в камеру смотрит растерянная Родина-мать в исполнении Эмили Уотсон; аналогичный взгляд возникает и у зрителя, что рыдает навзрыд, когда заклятые враги прерывают свои дурацкие боевые действия, чтобы помочь бедному скакуну выпутаться из колючей проволоки. Проблема «Боевого коня», впрочем, обстоит не в идеализме, который тут бьет через край, а в риторике, в абсолютном несоответствии проговариваемого текста и интонации. Духоподъемная притча о том, что в некоторых своих проявлениях непарнокопытные намного человечнее людей, рассказана не положенным в таких случаях языком библейской трагедии (как у того же Брессона в «Наудачу, Бальтазар»), а высокопарным слогом несдержанного голливудского блокбастера. Война в нем, как бы ни старался скрыть этого автор, моментально обретает сомнительный смысл: она, как физзарядка, делает безропотных живых существ героями — и, разумеется, героизм этот измеряется не столько самоотверженностью персонажей, сколько носовыми платками, что изводит зритель во время просмотра.
