Оригинальный фильм Пекинпа, если кто вдруг не помнит, мощнейшая экзистенциальная притча, глубочайшее исследование на тему человеческой сущности, гениальная зарисовка, в полной мере отразившая психологию отношений горожанина с пролетариатом. Ремейк нанятого ремесленника Рода Лури вышел конгениальным эпохе, в которой он укоренен — фильм прост, доходчив, красиво причесан и, кажется, говорит совсем о других вещах. Несмотря на то, что фигуранты истории остались прежними, расклад ожидаемо перевернулся тут с ног на голову. Название картины, по поводу которого ломало голову не одно поколение киноведов, объясняется здесь прямым текстом на пятнадцатой минуте хронометража. Робкий интеллигент-математик стал широкоплечим хамоватым сценаристом, работающим, судя по всему, на отечественного режиссера Бондарчука (на юг герой Джеймса Марсдена переезжает, чтобы дописать эпик о Сталинградской битве), его прехорошенькая жена превратилась в звезду мыльных опер, местный дурачок обрел вдруг глубокомысленный бэкграунд в виде иракской войны, а шайку реднеков, которая по сюжету терроризирует парочку, возглавил аккуратно подстриженный Александр Скарсгард (барышни в зале томно вздыхают каждый раз, когда актер сбрасывает с себя рубашку, вслух при этом комментируя, какая Кейт Босуорт идиотка в жизни и на экране). Оставаясь в рамках сюжета классического фильма, режиссер Лури каждую минуту умудряется делать что-то парадоксальное с акцентами.
Виной тому и сценарист, и актеры, но больше всех — сегодняшняя оптика — лицемерная и кровожадная. Если камера Пекинпа всматривалась в вопрос «противления злу насилием» с позиции философа, то нынешний оператор глядит на происходящее с точки зрения простодушного работника мясокомбината. В самом страшном эпизоде оригинального фильма не отдающий себе отчет реднек отвешивает девушке пощечины, целуя ее после каждого удара. В ремейке ключевая для понимания картины сцена изнасилования прячется в стыдливых монтажных склейках, зато создатели не стесняются показывать крупным планом все остальное: открытый перелом с торчащей наружу локтевой костью, пронзающие человеческую плоть гвозди, пулевые ранения, куда камера так и норовит занырнуть, и прочие физиологические подробности, хорошо вписавшиеся бы в сериал про «Пилу». Удивительно, как подобного оказывается достаточно для того, чтобы извратить смысл. После ленты 71-го года не возникало сомнения в том, что Пекинпа говорит не столько о пределах терпения и перерождении, сколько о самой природе насилия. Эта природа не подчинена голливудской логике — персонажи ленты к финалу уничтожали друг друга не из принципа, не из-за местного дурачка, прячущегося на чердаке, а потому что банально не могли остановиться. Здесь все несколько иначе: есть хорошие, есть плохие, к финалу кто-то из них должен остаться в живых. От таких упрощений, понятное дело, у зрителя может возникнуть чувство неловкости — и за себя, зачем-то потратившего два часа на заурядный триллер, но особенно — за людей, которым хватило наглости подменить бессмертные философские вопросы рядовой моралью: дескать, приехала к местообитанию быдла, будь так добра надеть на себя лифчик.
