Эндрю Никкол всегда тяготел к эффектным фантастическим хай-концептам: он интегрировал хрупкое человеческое будущее в лощеные ретро-декорации («Гаттака»), заставил своих героев проживать постановочные жизни («Шоу Трумана»), а некоторых персонажей и вовсе вынудил эти самые жизни выдумывать («Симона»). В своей новой работе «Время» автор рисует не менее причудливую картину завтрашнего дня. Человечество больше не стареет, однако за вечную молодость ему все же приходится платить. Впрочем, как и за все остальное — время в этом мире становится основной валютой. Как и положено антиутопиям, пока бедняги из гетто в поте лица трудятся на заводах, чтобы заработать себе пару-тройку биологических — в буквальном смысле — часов, в привилегированной временной зоне под ироничным названием «Новый Гринвич» вечно молодые и вечно пьяные буржуа играют в покер, пьют дорогое шампанское и безмятежно кружатся в танце под мелодичное бренчание группы Nouvelle Vague. Побороться с системой призван простой парень из народа Джастин Тимберлейк, а помочь ему — аккуратно подстриженная под каре Аманда Сайфрид, пребывающая тут в образе заскучавшей дочери большого олигарха, которую главный герой берет в свои заложницы.
Поначалу эта диковатая лента (наверное, пересказывать ее чуть менее дико, чем смотреть) честно развлекает. Концепция в кои-то веки оригинальная, лица в кадре приятные, циферблат на руках персонажей красиво светится всеми оттенками зеленого, ах да, еще здесь Оливия Уайлд играет заботливую маму артиста Тимберлейка, что в качестве шутки юмора работает даже на сцене ее скоропостижной кончины. Смешного тут вообще много, несмотря на носорожью серьезность, с которой история рассказана. Особняком стоит немножко сошедший с ума оператор Роджер Дикинс, который, по всей видимости, совсем замучил себя аскезой в тандеме с Коэнами, отчего решил всласть отыграться на большом голливудском «Времени». Здесь мастер даже сцену трагического самоубийства снимает в таком роскошном глянцевом блеске, словно шмякающийся с высоченного моста горемыка что-то попутно рекламирует. К своему стыду, этот не самый радостный, с точки зрения сценария, эпизод хочется тут же отмотать, поставить на «репит» и любоваться им до умопомрачения, коим тут страдает вся съемочная команда.
Увы, ни одна красивость не компенсирует довольно никчемный второй час. Фильму можно многое простить: и глупость, и опереточный идеализм, что царит в голове у героев, и персонажа Киллиана Мерфи, который в свои сто с чем-то лет вполне искренне не может поверить в существование людей, не желающих жить вечно (нет, ну понятное дело, что любая фантастика строится на вероятностях и допущениях, но как можно за сто лет ни одной книжки не прочитать, чтобы узнать, как оно было в прошлом). Другое дело, что все вышеперечисленное — сущая ерунда в сравнении с бессилием режиссера, которому совсем-совсем нечего сказать. Никкол крайне уверенно себя чувствует, иллюстрируя лишь фабулу, собственно, само словосочетание «время — деньги», но когда пора переходить к выводам и чему-то более основательному, он начинает заметно нервничать, заикаться и прятаться в монтажных склейках. Фильм заканчивается суетливой беготней, после которой ты и сам начинаешь подсчитывать свои потерянные минуты, а еще почему-то вспоминается дурацкий видеоклип. В нем все тот же Джастин Тимберлейк бодро прыгал козликом, певица Мадонна энергично махала ногами, чеканя вслух, как метроном, «тик-так-тик-так-тик-так», время красиво разрушало все на своем пути, а мыслей за четыре минуты хронометража, кажется, было изложено куда больше, чем у режиссера Никкола за два часа.
