Одноименный автобиографический роман Хантера С. Томпсона, основоположника гонзо-журналистики, по совместительству культового писателя, за плечами которого та самая «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», экранизировал британский режиссер Брюс Робинсон, толком ничего не снимавший с начала девяностых. Выбор постановщика довольно странный, но в некотором смысле легко объяснимый: Робинсон — автор выдающейся картины «Уитнэйл и я» — пожалуй, лучшего на свете фильма про беспробудное пьянство, мужскую дружбу и их корреляцию по отношению друг к другу. «Ромовый дневник» призван рассказать примерно о том же самом. На дворе конец 50-х: пока в телевизоре гудит предвыборная гонка между Кеннеди и Никсоном, неприкаянные журналисты из скромной пуэрто-риканской газетенки лениво интервьюируют туристов, сочиняют дурацкие гороскопы и спиваются от тоски. Быть добропорядочными гражданами им уже слишком поздно, становиться идейными борцами еще как-то рано. Для большинства героев время ознаменовывает начало поиска своей внутренней свободы — и вот как раз с ее выражением у постаревшего Робинсона большие проблемы.
Хантер С. Томпсон написал чудесную книгу о том, как люди находят самих себя, как во время молчания может внезапно прорезаться голос. При этом алкогольный бэкграунд в романе никак не связан с алкоголизмом, скорее он замешан на маленьких общечеловеческих трагедиях. Каждый, кому доводилось просыпаться с физиономией, с какой тут предстает ошалевший Джонни Депп в самом начале кино, вероятно, и сам знает. Дело не в выпитом. Просто, достигая определенного уровня интоксикации в крови, ты каждый раз постигаешь секреты абсолютного бытия, а поутру их мгновенно забываешь, из-за чего потом и голова раскалывается, и жить не хочется. Робинсон, понятное дело, все дико упрощает. Чуть-чуть аккуратного комикования, слегка раздетая блондинка, совершенно гениальный к стыду Джонни Деппа актер Рибизи, немного рома и много открыточной пуэрто-риканской провинции. Здесь есть масса трогательных деталей вроде утреннего питья из аквариума, вакханалии со жрицей-гермафродитом и речей Гитлера, что слушает по утрам сосед. Но под финал, увы, как гром среди ясного неба, звучит диетическая мораль для совсем уж язвенников: мол, любое веселье всегда заканчивается покрасневшими от стыда глазами и неконтролируемо трясущимися руками, а ведь надо успеть и о жизни подумать.
Думал ли о ней писатель Томпсон, выстреливший себе в голову возрасте 67-ми лет? Судя по всему, даже чересчур. Впрочем, не в этом суть. Если «Ромовый дневник» вдруг подтолкнет кого-нибудь ознакомиться с творчеством автора, то потенциальный читатель должен обязательно проникнуться томпсоновской мыслью, которую явно не разделяют ни уставший Робинсон, ни поскучневший Депп: «Жизнь должна быть путешествием до могилы не с намерением прибыть в сохранности и красивом, хорошо сохранившемся теле, а скорее въехать с заносом, в клубах дыма, полностью вымотанным и изношенным, громко провозглашая — «Вот это поездка!»
