С неплохим режиссером Звягинцевым до сегодняшнего дня мало что было понятно. Ну да, призы на международных кинофестивалях, похвала за дебютное «Возвращение» от самого Ингмара Бергмана и сильно мешавший всем, включая самого Звягинцева, титул «нового Тарковского», коим молодого автора зачем-то окрестили в прессе. Невзирая на колоссальный успех, своими предыдущими картинами режиссер зарекомендовал себя как человек, который явно не с нами. Тот прошлый Звягинцев, которого, хочется надеяться, мы больше никогда не увидим, жил в своем персональном мирке. Где-то вне времени, вне пространства. Ему там было тихо, хорошо и спокойно. Там он шептал свои сложносочиненные вопросительные предложения, адресованные Богу, прерываясь иногда на то, чтобы красивым переливающимся баритоном порассуждать с самим собой о вечном. Забегая несколько вперед, нельзя не отметить, что если раньше на возвышенных проповедях автора можно было тихонечко посапывать, не пропуская при этом ничего важного, то после просмотра его новой картины начинает ненароком казаться, что Бог стал вдруг Звягинцеву отвечать.
«Елена» — лаконичная притча, помещенная в узнаваемое и конкретное «здесь и сейчас». Свинцовое небо над сегодняшней Москвой соединяет два противоположных мира, в которых поочередно живет бывшая сиделка по имени Елена: аккуратные апартаменты в нарядном центре, где женщина сожительствует со своим богатым мужем, и убогую квартирку в пригороде, куда она ежемесячно ездит, чтобы отдать пенсию безработному сыну-обалдую и его голодающей семье. В сущности, вплоть до последнего получаса, в котором жлобствующий из принципа супруг решает отдать все нажитое имущество блудной дочери, толком ничего не происходит. Камера постоянного звягинцевского оператора Кричмана эффектно противопоставляет Москву и заМКАДье, красивая артистка Лядова много курит и умничает, ее экранный папочка в основном спит, Елена смотрит по телевизору «Давай поженимся», а люмпены из условного Бирюлево-товарного методично выпрашивают у сердечной бабушки денег, дабы отмазать своего непутевого сына от армии. Пальцы зрителя, тем не менее, послушно впиваются в подлокотники кресла от напряжения, которое возникает в наэлектризованном воздухе буквально из ниоткуда. К финалу дозированный аккомпанемент Филипа Гласса перестает быть музыкой, окончательно превращаясь в тревожного вестника апокалипсиса, который буквально разрывает изнутри эту тихую ленту.
Гениальность «Елены», впрочем, не в том, что мелодраму о буднях самой обычной тетечки Звягинцев докрутил до состояния хичкоковского триллера. А скорее в финальных выводах, которые превращают этот самый триллер в одно из самых смелых авторских высказываний о сегодняшней России. Безусловно, на «Елену» можно посмотреть по-разному. С одной стороны, перед нами современная притча о противлении высшим силам — как и положено, в сюжете задействована добрая Родина-мать, ее несимпатичные дети и принципиальный Бог, который не в силах оставить нуждающимся что-то, кроме надежды, порождая тем самым с обеих сторон не сочувствие, а неконтролируемый гнев. С другой стороны, «Елена» — довольно страшный диагноз нынешнему обществу, с которым, можно не соглашаться, но который в то же время никак нельзя проигнорировать. Звягинцев, нерешительно шептавший два предыдущих фильма, неожиданно выпрямился и с уверенностью в голосе вдруг заявил, что братство существует лишь в «царствие небесном», что вырваться из одного социального класса в другой невозможно, что путинская Россия со своими социальными реалиями стремительно катится куда-то в сторону очередной гражданской войны. А единственное спасение от всего этого кошмара — не роптание на Бога и власть, а приложение всех своих сил на то, чтобы не оскотиниться в обществе, которое сегодня только к этому и располагает.
