Причудливая оптика режиссера Альмодовара наведена в этот раз на тело медицинского триллера. Учитывая, что последние фильмы мэтра умело мимикрировали совсем уж под «Санту-Барбару», в первые двадцать минут «Кожи» глазам своим не веришь. Кадр здесь рассекают острозаточенные скальпели. По стерильной операционной палате, залитой холодным свечением галогенных ламп, слоняется хмурый Антонио Бандерас, что-то красиво повествуя о революционной искусственной коже и социальной важности трансгенеза (это, кстати, его пятая — после двадцатилетнего перерыва — совместная работа с испанским классиком). В это же время где-то на чердаке лежит прекрасная незнакомка, чье лицо скрывают белоснежные бинты. Девушка пока еще ничего не говорит, но явно смотрит в объектив камеры с абсолютной уверенностью в том, что у зрителя под финал этой картины отвалится челюсть.
Еще чуть-чуть и зазвучат тревожные скрипочки, после чего невольно проникнешься подозрениями в том, что мэтра подменили, раз под его фамилией кто-то экранизирует страшный роман Тьерри Жонке с надлежащей на то серьезностью: чужое тело как материя, пластическая хирургия как деконструкция красоты, профессиональный врач как сертифицированный маньяк. Но через какой-то период времени в мрачный особняк наведывается наряженный в костюм тигра мужик, который с порога вдруг заявляет: «Открой мне дверь, это ведь я, твой пропавший сын», после чего в качестве доказательства показывает на камеру домофона свое родимое пятно на заднице. Единственное, что захочется сделать после столь неожиданного поворота событий — это выдохнуть со спокойствием и облегчением. Впредь челюсть, на которую намекал загадочный взор незнакомки, начинаешь с завидной регулярностью ронять на пол, впрочем, исключительно по причине того, что Педро Альмодовар наконец-таки вернулся таким, каким все мы его любим. Без корявой экзистенции, натужного саспенса и Пенелопы Крус, рыдающей на помидоры, однако с большими успехами в области старого доброго китча.
Чужую кожу вскоре обличат поводом для маскарада, новое тело рассмотрят в качестве улики, сумасшествие подадут как одну из особенностей характера, а тихий жанровый омут взбаламутят сугубо авторским океаном страстей. Страсти тут, конечно, специфические. Впрочем, если зрителя не смутят сексуальные оргии, с десяток разнокалиберных фаллоимитаторов и нюансы вагинопластики, то к финалу он сумеет убедиться в том, что «Кожа, в которой я живу» — один из самых невинных фильмов Педро Альмодовара. Сюжетно перед нами не столько история о телесных излишествах, сколько мелодрама о стойкости духа. А с точки зрения формы — не ужастик, а презабавная травести-версия хичкоковского «Психоза», в котором скелеты из шкафов предусмотрительно вытащены и бережно наряжены в самые лучшие мамины платья.
