«Когда я была маленькой девочкой, у нас дома не было кондиционера, поэтому мы с мамой ходили знойными вечерами в музей, чтобы охладиться» — этой удивительно точной фразой, которую невзначай произнесет трогательная блондинка Эмили де Рэвин, можно целиком и полностью охарактеризовать кинокартину «Помни меня». Если вдруг вы не знаете, кто такой Роберт Паттинсон — вероятней всего, на сеанс забрели случайно. Охладиться или погреться, пожевать попкорн или переждать плохую погоду. Не важно, что привело вас в кинотеатр, просто учтите: в данном случае вы виноваты сами. Это кино в первую очередь создано для тех, кому нужно выплакаться. В течение полутора часов авторы фильма обескураживают неискушенного зрителя самыми изощренными (а то и запрещенными) способами: страшный расстрел невинной женщины в подземке под истошный вопль ее десятилетней дочери; грозный отец семейства, умывающийся скупыми мужскими слезами во время просмотра «Эрин Брокович»; юная талантливая художница, над которой измываются жестокие одноклассницы. Если у вас высокий порог чувствительности, ничего страшного — добьют тонко устроенной душевной организацией главных героев.
Роберт Паттинсон играет мажора, разбитого горем. В отведенное его персонажу время он подолгу смотрит в окно, по которому символично стекают капли дождя. Иногда парень отвлекается, чтобы со страдальческим выражением лица выкурить сигарету, а потом нежно погладить себя по предплечью, где вытатуировано имя его самоубийцы-брата. Абсолютная вселенская скорбь вроде бы исчерпывает себя в тот момент, когда лохматый красавец-интроверт влюбляется в белокурую Элли — фигуру не менее чувствительную и не менее трагическую ввиду ранее упомянутого убийства матери. Играючи, они обольют друг друга водой, займутся сексом под самую печальную руладу группы Sigur Ros, будут увлеченно беседовать ни о чем. А потом, как гром среди ясного неба, последует никчемный, пошлый и притянутый за уши финальный твист. Посредственность клишированного сценария, плоскость режиссуры и не самые выдающиеся актерские работы сразу же отойдут на второй план. Картина вдруг окажется не просто среднестатистической слезоточивой мелодрамой, а самой настоящей пропагандистской демонстрацией лютой ненависти авторов-создателей к зрителю.
То, что происходит в последние минуты фильма, буквально перечеркивает жирной чертой очевидную ходульность всей этой механистической конструкции. Кино становится не просто бездарным, что, по сути, оскорбляет прочие бездарные фильмы, а чудовищным. Дабы не раскрывать никаких секретов, скажем так: нелюбимый многими актер Паттинсон оказался вполне приемлемым звеном в этой цепочке. Как ни странно, он опять ни в чем не виноват: да, у него жиденький актерский диапазон, впрочем, у какого-нибудь Джоша Хартнетта он не гуще. Катастрофичность здесь заложена в самой концепции: режиссер, наделенный какими-то неэтичными представлениями о прекрасном (неудивительно, что раньше он снимал известный сериал про теток с Манхэттена) решает вдруг устроить зрителю катарсис. И навешивая на беспомощное кино наглую, претенциозную, бесстыдную, оскорбительную и, чего уж там скрывать, предельно спекулятивную концовку, он бьет американского зрителя по самому больному месту. Но для чего? Чтобы сказать сакраментальную банальность: «Спеши любить, проживай каждый свой день, как последний». Если вдуматься, популярная сага про вампиров говорит примерно о том же, тем не менее, какими бы скверными не были «Сумерки», в подобном непростительном жульничестве их обвинить нельзя.
