«Игрушечные солдатики»
Вот что самое странное с «Броском кобры»: сидишь в современном мультиплексе, внимательно наблюдая за перипетиями сюжета сезонного блокбастера, рядом с тобой шуршат дурно пахнущим попкорном, охранники рыщут по рядам в поиске запрещенной фототехники, а на экране — очередная фантастическая дичь, снятая по детским комиксам. Всматриваешься в действо долго и упорно, а потом вдруг ловишь себя на мысли, что ничегошеньки толком не понимаешь. От кого там бегут, с кем воюют, кто вообще все эти люди? Ощущения такие, словно попал в далекий 1928, в день премьеры 15-минутного «Андалузского пса» авторства великого представителя сюрреализма в кинематографии Луиса Бунюэля. В наши дни классика старательно адаптируют под школьников младших классов, только должный макабр, где улыбающейся красавице рассекали глаз острозаточенной бритвой, похоже, вырезан цензурой. Тем не менее, и здесь не без насилия. Первой метафорической бритвой зрителю бьют по глазам, второй же — непосредственно по мозгу. Терпеть жестокие выходки авторов-создателей приходится ровно 107 минут.
Между прочим, общеизвестный факт: после первого показа «Андалузского пса» Бунюэль пересчитывал камешки в карманах, рассудительно припасенные на тот случай, если придется отбиваться от возмущенных зрителей. Туда бы Стивена Соммерса, который наверняка будет считать через недельку-другую собранные финансы, подготавливая себя к сиквелу.
В первую очередь «Бросок кобры» смущает тем, что все время видно, насколько лучше его можно было сделать. Вот убрать, к примеру, нежно любимого юными ценительницами атлетических телес, актера Ченнинга Татума (Майкл Манн же догадался это сделать в первые десять минут своего «Джонни Д.»). Та носорожья серьезность, с которой «спортсмен, комсомолец, красавец» играет роль игрушечного солдатика — это даже не смешно, поскольку совсем за гранью добра и зла. Невооруженным глазом заметно, как актеру некомфортно находиться в кадре, будучи одетым в мешковатую военную форму, скрывающую его мышечные рельефы. И впрямь все труды, отданные в спортзале, насмарку. Впрочем, это не единственная жестокость от режиссера Соммерса. Образ femme fatale, трогательно обтянутой в латекс, поручен Сиенне Миллер. Блондинка с печатью интеллигентности на лице, которое всегда довольно сложно идентифицировать, здесь выкрашена в знойную брюнетку. Девушка призвана будоражить школьников на предмет первого сексуального влечения. Получается с небольшими оговорками: возбудиться удастся лишь тем индивидам, которые некогда влюблялись в учителей, библиотекарш и студенток-практиканток из педагогического.
Отдельная песня — сценарий, написанный явно на коленке. Хотя в данном случае ругать его несколько излишне: интеллектуальная недоразвитость сюжета здесь абсолютно в контексте. Особенно приятен конфликт вокруг очередного достижения науки — капсул с наномитами — крошечными частицами, способными сожрать любой химический элемент из таблицы Менделеева. Попутно они могут попадать в кровь человека, каким-то образом изменяя структуру мозговых клеток. Когда режиссер Соммерс наигрывается в назойливые отсылки к своим прошлым работам (в камео задействованы Брендан Фрэйзер с Арнольдом Вослоу), понимаешь всю автобиографичность затеи. В мозг творца что-то действительно попало, но не наномиты. Скорее всего, настоятельные требования продюсеров снять бондиану для детей. Такую, чтобы с дуализмом и желательно на контрастах. Чтобы хороший ниндзя был в черном, а плохой — в белом. Чтобы плохая брюнетка была на самом деле хорошей блондинкой. Чтобы главный злодей был в прошлой жизни душкой ангельской, но с искалеченной судьбой. Если руководствоваться логикой авторов, можно прийти к выводу, что и Эйфелева башня не зря падает. Может ее французы и не любят вовсе.
По большей мере, все проблемы картины не столь в клиническом сюжете, сколь в форме. Соммерс вновь подтвердил, что он относится к той категории режиссеров, которые не умеют или не хотят рассчитывать собственные силы. Он не в силах дать фильму единство стиля, которое выходит у него лишь в тех проектах, где он ограничен одной локацией. Здесь в каждом кадре автор уподобляется безголовому пятикласснику, который нашел залежи с пиротехникой. Его остро волнует процесс изобразительного пиф-паф, но в голове никаких мыслей о последствиях. Именно поэтому, резвые флэшбэки неоправданно дробят фильм на несколько эпох, многочисленные персонажи не могут определиться, кто из них главный, а оператор упивается видами небрежно нарисованной пустыни, после которых его забрасывает то в Париж, то под поверхность полярных льдов, а то и вовсе в стратосферу. Беда в том, что когда имеешь дело не с кино, а с эдаким коллажем «на тему», всегда становится до безобразия скучно. Видимо, Соммерс так и не посмотрел «Андалузского пса» — картину, в которой наглядно показано, как бессвязный поток сознания можно обратить в форму единого целого.
