«Невыносимая жестокость»
«Последний дом слева», как и всякий ремейк культовой классики, обречен на обязательное «старческое» брюзжание со стороны ностальгирующих снобов. Дэнниса Илиадиса должны непременно попинать за амбивалентный гуманизм: его картина и впрямь предлагает зрителю значимое количество выживших исключительно за счет того, что мертвых ему пытать менее интересно. Основные же претензии прозвучат по поводу вылизанной до состояния глянца формы. Оно и понятно, оригинальная лента 1972 года подкупала своей нарочитой неряшливостью и прочими малоприятными глупостями, присущими эпохе грайндхаусов. В ремейке же все наоборот: картинка на подобающем уровне, актеры старательно рождают образы маньяков-психопатов, которые временами кажутся симпатичнее своих потенциальных жертв, вместо же патологического черного юмора царствует концентрированный саспенс. Самое удивительное в том, что модернизация пошла картине только на пользу — гипотетические недостатки трансформировались в истинные достоинства. Греческий режиссер, вдохновившись разнузданным трэшем, сотворил стройный и действительно пугающий хоррор. Причем с достаточным уважением к оригиналу, который уважения не предполагал в принципе.
Уэс Крэйвен, кстати, в свое время до бесчувствия заговаривал публику довольно противоречивыми выдумками, будто его дебютная картина родилась после того, как будущего мэтра посетила муза в виде «Девичьего источника» Ингмара Бергмана. Если это была шутка, то уж больно какая-то высокомерная: средневековая притча о возмездии не подразумевала под собой историю конкретного насилия, да и телесные мытарства были лишь контрастирующим фоном, где развивался рассказ о непреодолимых поисках личного прощения. К счастью, главный козырь ремейка Дэнниса Илиадиса как раз таки в том, что он намеренно избегает претенциозных интонаций и прочего постмодернистского заигрывания со зрителем. Он как никто другой понимает, что фильмы ужасов по своей природе — это такие дистиллированные эмоции, зафиксированные на пленку. Вид творчества, подразумевающий тщательное вычищение сценарной основы от драматургической шелухи. Возведение кромешной пустоты в абсолют, благодаря чему композицию можно залить единственной возможной субстанцией — страхом.
В ремейке нет сцен из оригинального фильма, которые даже по нынешним меркам шокируют: к слову, устранен тот самый эпизод, где интеллигентная дама бальзаковского возраста во время орального секса отгрызает своему обидчику достоинство. Однако, как внятная альтернатива, вновь отстроенный «Последний дом слева» может похвастать постоянным ощущением нервозного неудобства. По десятибалльной шкале этого неудобства, где эквивалент 10 баллов — скажем, «Забавные игры», творение Илиадиса получает твердую девятку. Нервозность же заключается в странном желании авторов больно ударить зрителя по коленке воображаемым молоточком. Если последовала реакция, тебе как-то извинительно улыбаются в ответ, а потом бьют еще сильнее. Эксперимент, конечно, изматывающий: к финалу уже совсем не по себе, поскольку здравого смысла в этой невыносимой жестокости не предполагается. Впрочем, подобное объясняется тем, что режиссер выбрал реальный животный страх и именно с его точки зрения рассмотрел повседневность, где одни садисты долго и мучительно измываются над другими. Причем создатели ни в коей мере не пытаются сказать что-то традиционно пошлое вроде обывательского «насилие порождает ответное насилие и ничего кроме».
Фильм куда проще и прозрачнее: вопреки положению, что месть — это блюдо, которое до сих пор стоит подавать холодным, главные герои, предпочитающие символично разогреть его в микроволновой печи, руководствуются совсем другими принципами. В каждом из персонажей этой неумышленно мудрой картины таился банальный звериный голод: беглые заключенные его не стеснялись, а законопослушные протагонисты в свою очередь о нем даже не догадывались. Кто ж знал, что аппетит придет к ним во время еды.
