Седрик Клапиш, режиссер остроумных мелодрам «Испанка» и «Красотка» с Роменом Дюри в роли самоопределяющегося молодого человека, снял новый фильм, в котором эпоха молодых страстей явно подошла к закату. Дюри играет танцора с больным сердцем и вспоминает опыт «Парижской истории» Оноре (там ему пришлось большую часть экранного времени провести в глубокой депрессии): грустит, сдержанно стонет и часами смотрит в окно. Подобный декаданс часто любят изображать маленькие девочки, что отметил и Терри Гиллиам в «Стране приливов», и получают от этого спектакля, сыгранного целиком для себя, большое удовольствие. Но в «Париже» дело другое: Ромен Дюри — не маленькая девочка и играет свой спектакль, разумеется, на публику. Остается надеяться, что на его удовольствии эти нюансы никак не сказались, а вот за публику как-то волнительно.
Париж в предыдущих фильмах Клапиша сам по себе был сердцем той радостной, полной любовных интриг и утонченных удовольствий жизни, которая веками ассоциируется с Европой, а главным образом с Францией. Герои его фильмов гонялись за ощущением полноты жизни, которое возникает, во всяком случае в этом кино, из женской красоты, острых ощущений и — желательно — шпиля Эйфелевой башни (хотя иногда сойдет и Саграда Фамилия) где-нибудь на горизонте. В «Красотках» 2005 года Клапиш тонко передал невозможность схватить за хвост эту «неуловимую легкость бытия»: она как бабочка — только что была здесь, а в следующий момент уже нет. Из этой пограничности вырастала чудесная, живая атмосфера фильма. Однако куда двигаться дальше? Ответ оказался предсказуем: герой, разминувшийся с любовью, обречен встретиться со смертью, а если по мелочи — с унынием и одиночеством.
Декорацией для новых, и не самых радостных, переживаний служит знакомый парижский антураж. Формально — все то же: цветочницы и торговцы зеленью, профессора и студентки, мясники и иммигранты — все участвуют в священнодействии, именуемом парижской жизнью: влюбляются, обманывают, расстаются, танцуют. Но во всем этом присутствует некая вымученность. Клапиш знает толк в точном воплощении городских мифов (что Парижа, что Москвы или Барселоны), так что он один смог бы ответить за весь альманах «Париж, я люблю тебя». Но в его новом фильме создание правильной атмосферы города не является главной целью. Скорее интересен ракурс: взгляд «постороннего», которому уже не суждено включиться во всеобщий танец.
В этой связи нельзя не вспомнить «Время прощания» Франсуа Озона, где герой, узнав о скорой смерти, наполняет жизнь тишиной и созерцанием (кстати, Мельвилю Пупо удалось сыграть эту роль в обход трагического покряхтывания, которым в «Париже» упивается Дюри) и в финале приходит к полному отрешению. Клапиш, очевидно, ставил своей целью предать ту же трудно выразимую идею: все преходяще, но от этого еще более прекрасно. В финале он вкладывает в уста героя слова о том, что люди не ценят своего счастья, которое заключается просто в возможности жить, ходить, дышать. Такой конкретики избежала даже Изабель Койшет в мелодраме «Моя жизнь без меня». Финальный посыл «Парижа» сообщает фильму простоту и внушает веру в хэппи-энд. Ведь герой, сподобившийся такого откровения, достоин жить. Такси везет его в госпиталь на решающую операцию. Мы сочувствуем герою и верим: операция пройдет успешно.
