Зрителям, которые с нетерпением ждали нового творения Хулио Медема, едва ли стоило сильно беспокоиться относительно того, что он может обмануть их ожидания. Сердце баскского режиссера давно покорено тремя вещами: сексом, бессознательным и фантасмагорией их взаимодействия. Если Медем и берется шокировать публику, то только в рамках интересующих его тем. А потому ожиданий никогда не обманывает. Год от года он все с большим пылом и размахом живописует очертания юного женского тела и глубины юной женской психики. В «Беспокойной Анне» любовь режиссера к этим двум загадкам природы достигла, не без помощи восемнадцатилетней актрисы Мануэлы Веллес, своего апогея.
Трудно предположить, что можно прибавить к этому фильму с точки зрения полноты воплощения давнего режиссерского замысла. В 15 лет Медем снимал немые бессюжетные фильмы. В 50 он с восхитительным энтузиазмом продолжает заниматься почти тем же самым. Ну и в самом деле, какого сюжета и диалогов можно ожидать от фильма, построенного по схеме гипнотического транса. Смуглая дикарка Анна стоит голая на песке солнечной Ибицы, являя собой воплощение первобытной мудрости, невинности и красоты. Предстоящее путешествие героини в пучины Атлантики и прошлых жизней призвано лишь подчеркнуть совершенство этого образа. Рассуждения о вечной женственности и насилии, заключенном в мужской природе, работают как искусственно расставленные маячки. Это голос гипнотизера, на который опирается хаотичное сознание.
Опорные точки фильма точны, как циферки обратного отсчета. Солнце блещет, тело рельефно изгибается, женский стон переходит в смех. Фильм начинается с драматичного эпизода соколиной охоты: кровь невинной жертвы, лязганье стальных когтей, циничные усмешки зрителей. Пролог отсылает к теме агрессии мужского против женского, к теме войны, которая будет периодически откликаться и в самом конце замкнет фильм в кольцо. Сцена соколиной охоты у Медема так же драматична, как соединение в одном кадре увядающей богемной Рэмплинг и лучезарной Веллес. А что за этим стоит, кроме очевидного контраста между соколом и голубкой, старостью и молодостью? Медем стремится не к переосмыслению известных истин, а к их новому воплощению, и здесь достигает мощнейшего эффекта, в совершенстве работая с линиями, цветом, музыкой.
Посвятив фильм погибшей сестре-художнице, режиссер наполнил его картинами, которые объединяют сны с реальностью и уверенно иллюстрируют заглавную мысль о душевном хаосе, который, просачиваясь на поверхность, наполняется красками, солнцем и звуками. В этом основное отличие «Беспокойной Анны» от «Молодости без молодости» — нового фильма Копполы, посвященного приблизительно тем же попыткам добраться до первоистоков психики и мирозданья. У Копполы человек оказывается слишком хрупким для того, чтобы вместить ответ. У Медема — напротив, Анна становится идеальной формой для архетипа вечной женственности. И может быть поэтому «Молодость без молодости», со всеми достоверными отсылками к коллективному бессознательному, смотрится бредовым потоком символов, а «Анна» покоряет простотой и завершенностью. Секрет в том, что Медем не берется описывать невыразимое. Хаосом он только вдохновляется, между тем как его фантазии с самого начала кинематографичны и удобны для воплощения. Кино Медема — это поэзия, красивая и субъективная. Как всегда в таких случаях, кто-то учит эти стихи наизусть, а кто-то остается за бортом. Но чем холодным чурбаном идти на дно, лучше обнаружить себя на морском берегу во власти снов, навеянных жарой. И через полтора часа забыть стереть с лица идиотскую улыбку.
