Состояние недоумения, смешанное со скукой, – вот чувства, которые побуждает просмотр нового творения Роба Коэна. Вызывает это чувство и сюжет, рассыпающийся в прах, как мумия без должного хранения, и скучные диалоги, и необходимость актеров отрабатывать гонорары, которая без труда читается по их лицам. Казалось бы, нас должно ожидать зрелище, наполненное колоритом китайских единоборств. Ведь на экране блистают две звезды жанра – Мишель Йео и Джет Ли, в кадре присутствует строение, которое без труда можно наблюдать из космоса, а тут еще и запечатленное в процессе строительства. В завязке сюжета легенда, слишком голливудская, чтобы быть настоящей, но на то он и Голливуд. Так в чем же дело?
Почему тоску навевают вымученные выражения лиц актеров киноленты, к третьей серии превратившуюся в киноверсию Санта-Барбары, где актерам, которые не захотели сниматься в фильме под видом отпуска по уходу за ребенком, запросто находят замену? Почему правило диктаторов пролетариата «Незаменимых у нас нет» оказалось применимым даже для Джета Ли, у которого не нашлось времени (или желания) на участие во всех съемках? И возникает вопрос, не потому ли три четверти экранного времени его заменяет компьютерная модель, что именитому актеру не хотелось сильно краснеть за участие в фильме? А тут получается, что он ответственен только за четверть своей роли – не самой драматической ее части, но это лучше, чем роль бей-беги, доставшаяся его компьютерному заменителю.
Когда история Мумии начиналась, Стивен Соммерс брал в качестве примера для подражания классику, где опутанный бинтами разгуливал Борис Карлофф. До сих пор призрак этой классики в лице автора сценария оригинальной ленты 1932 года Джона Бальдерстона, незримо парит над картиной, а «бойцы» О'Коннелы с волнением вспоминают минувшие дни и битвы, где мумий Имхо-Тепа рубили они. Но трепетная любовь разбилась о рифы коммерции — сначала выведенный в отдельную историю Царь Скорпион, потом исполненный на полном серьезе и без тени самоиронии «Ван Хельсинг». Чем дальше развивалось обращение Соммерса к классике жанра, тем серьезнее становилось действо на киноэкране, и тем сильнее задувал ветер лампаду истиной страсти приключений. Казалось бы, Индиане Джонсу, за время ожидания продолжения которого успело вырасти целое поколение кинозрителей, пауза почти не повредила, хотя и не пошла на пользу. Так что же случилось с Мумией? Почему понимание того, что ожидаемое совсем не будет совпадать с действительностью, приходит уже на первых кадрах, и достигает апогея, превращенное в разочарование, в тот миг, когда на экране появляется загримированная под женщину сильно старше своих юных лет неузнаваемая (как в гриме, так и без) Мария Бэлло?
Вопросов слишком много. А объяснение всему найдется в строках романа Стивена Кинга «Кладбище домашних любимцев»: «Иногда мертвый лучше!».
Что отличало первую и возвращенную «Мумии» и делало их такими популярными? Задор, самоирония, свежие лица, занятное приключение, новаторские эффекты, красивая лирическая линия – похищение любимой и битва за любовь. В каждом кадре, в каждой секунде фильма было заметно, что на съемочной площадке все, от дольщика до лошади на заднем плане, получают кайф от работы, которая на некоторое время превратилась для них в жизнь. И потому совершенно не было удивительным, что в интервью после выхода уже «Мумия возвращается» участники фильма с горячностью в голосе заявляли – да, третья Мумия будет обязательно, вот только найдем хорошую историю. Но шли годы, а хорошего сценария все не было, и запал угас. И зажигалка всего процесса (Стивен Соммерс) остыл. Да, он продюсировал новую картину, но он не Федор Бондарчук, чтобы учить своего подмастерье, как кино снимать нужно, благо в кресле сидел Заслуженный ремесленник Голливуда Роб Коэн. А ремесленника от мастера отличает то, что у него может случайно получиться шедевр, а у мастера он может случайно не получиться. И снова у Коэна, как это уже случалось с «Дневным светом» и «Стэлсом», не вышло. Не стоило поручать ему вскрывать саркофаг.
 Фразу «Ненавижу мумий!» впору вручать в качестве мантры на листочке всем входящим в зрительный зал вместе со стаканом попкорна |  |
К тому же с таким сценарием. Казалось бы, те же любовь, и предательство, пронесенное сквозь века. Но с какой невнятностью они поданы! Как без достаточных пояснений случается первый же сюжетный поворот, который, стоит заметить, служит завязкой сюжета, легендой, на которой строится вся картина! Уже это повергает в недоумение, которое сопровождает весь фильм. Откуда берутся персонажи, какова их мотивация, почему они вообще оказались в это время и в этом месте? На первый взгляд все уложено в схему, но схема — это еще не сценарий для хорошего фильма. Может быть, ситуацию могли бы исправить диалоги (которые часто были палочкой-выручалочкой первых двух картин). Но с ними творится еще большая беда.
Порой возникает ощущение, что диалоги для персонажей писал Джордж Лукас – для позднего периода творчества которого, так характерны невнятные, являющиеся прокладками между сценами экшн, не диалоги, а инструкции объясняющие причины дальнейшего развития сюжета, ремарки для разработчиков компьютерной игры, которые те, в спешке, вложили их, как фразы в уста персонажей. Но для сюжета, который развивается столь прямолинейно, согласно заранее намеченному плану, можно было, в таком случае, обойтись и вовсе без текста? Разве можно назвать шутками, назначенные ими стать фразы типа: «Мумию я убил одну, зато дважды!», или «Значит эти живые мертвецы хорошие?». Можно было бы посетовать на трудность перевода, ошибки локализации, но и в оригинале фразы звучат не менее пресно. А вопль «Ненавижу мумий!» впору вручать в качестве мантры на листочке всем входящим в зрительный зал вместе со стаканом попкорна.
Казалось бы, приключенческое кино и должно быть таким — прямолинейным, в меру предсказуемым, ироничным. Ведь эта извечная игра в казаки-разбойники – зрителю кажется, и представить себе не возможно, что случится дальше, но, то тут, то там, появляются тайные знаки, которые намекают на следующий кадр, и он уже становится для зрителя не неожиданным, а приятным и долгожданным. Однако прямолинейность, в которой отсутствует сюрприз, импровизация (тщательно продуманная, а не натужная попытка залатать дыры в плохом сценарии), ни в коем случае не может пойти на пользу фильму, претендующему на звание главного приключения года.
Порой актеров главных ролей в «Гробнице Императора драконов» не отличить от массовки, ковыляющей, кто с киркой, кто с лопатой, навстречу неизбежной, казалось бы, гибели — они столь же безжизненны, столь же неинтересны и пресны. А когда у зрителя отсутствует переживание за судьбы героев приключенческого фильма, когда все предугадывается на два шага вперед, а иные повороты сюжета раздражают своей внезапностью и необоснованностью — тут уже не до удовольствия от просмотра.
Впрочем, об одной зрительской претензии стоит сказать особо, возникающей в связи с появлением стражей на пути в Шангрила. Возмущение по поводу того, кем они являются, можно сравнить, разве что, с претензиями к Спилбергу и Лукасу за финал «Королевства хрустального черепа». То есть мумии, разгуливающие по Египту и Великой Китайской стене — это нормально, выползающие из-под камней Стены Скорби скелеты строителей – это в порядке вещей. А появление в истории о Гималаях персонажей, которых молва приписывает этим местам – извините, моветон?! Смешно, господа, право слово, смешно! Хотя и говорит лишний раз об отсутствии фантазии у авторов сценария, которые не смогли придумать ничего оригинальнее.
В свете всего вышесказанного, хочется пожелать создателям картины пересмотреть свои планы по поиску мумии в Перу. Индиана Джонс там уже был и все, что было нужно, нашел. Закапывали бы лучше своих мертвецов.
