Монгол Шуудан
Отечественная кинематография, воскрешению которой мы бурно аплодировали три года назад под финальные титры «Ночного Дозора», снова напоминает живой труп. Нет, определенные сдвиги все-таки налицо: кинопрокат цветет пышным цветом, а отдельные образчики продюсерской мысли даже собирают невообразимые по местным меркам суммы. Но чтобы в царящей на экранах кучемале зиждилась взвешенность и рассудительность Голливуда – этого пока не наблюдается.
Такое впечатление, что постулат советского максимализма «Наши поезда самые поездатые в мире» до сих пор играет в причинных местах отдельных криэйторов, заставляя тратить миллионы вопреки человеческой логике и царящему на рынке спросу. Каждый первый — блокбастер, каждый второй — ответ Голливуду, хотя последний, в общем-то, ни о чем и не спрашивал. Вместо взвешенного мониторинга сложившейся в индустрии ситуации (обычного дела для американского мейджора) мы пускаем колоссальные сбережения на ветер ради возможности горделиво стукнуть себя в грудь кулаком под разговор о самой дорогой постановке Отечества и надеясь на русский авось под песню о перспективе возвращения вложений.
Кому, скажите, пришла в голову парадоксальная в своей глупости мысль, что зритель хочет смотреть биопики о Чингисхане, да еще в таком количестве? «Кочевник», «Чингисхан», «Монгол», «По велению Чингисхана» — явный перебор степной тематики. И ладно, хотя бы через одну картины рвали бы бокс-офис и формировали армию болельщиков, так нет, в поисках баланса между коммерческим и авторским постановки тонут в собственных уступках, по заунывности соревнуясь с волчьим воем. А уж когда добрая половина из перечисленного выходит под фамилией Сергея Бодрова, да еще с пугающе многообещающей ремаркой «Фильм Первый» — впору тушить свет и посылать за доктором.
Нет, можно принять за аксиому, что на бумаге все смотрелось волшебно. Реконструировать в степях дремучее прошлое – плевое дело, достаточно пошить костюмы да выбрать ракурс без возвышающейся на горизонте мачты ЛЭП. Даже натаскать артистов беглому монгольскому не сложно: цивилизованный мир все равно не знает гортанной тарабарщины. Но, берясь экранизировать жизнь Темучина, сознательно концентрироваться на бытописании и избегать ключевых поворотных пунктов, тут определенно нужно быть семи пядей во лбу. Как вам понравится, когда сказ о восхождении величайшего полководца вязким киселем разливается по общению с койотами и племенной философии, но оставляет за кадром года — ГОДА! — понадобившиеся хану для объединения враждующих кланов в могучую армию? Просто щелк, и герой восседает на гнедом жеребце перед собственной армадой под издевательский нарратив.
Да ладно, мы тоже помним гей-драму об Александре, где павлиньим ресницам Гефестиона и прогрессирующему эдипову комплексу уделялось внимания на порядок больше, чем сокрушительным завоеваниям, — но они хотя бы БЫЛИ! «Монгол» же обходится полунамеками на баталии, первый раз пуская в ход кулаки по истечении часа. И когда наградой за долготерпение оказывается эффектный план с чингисхановым войском, а от предвкушения Битвы приятно покалывает кончики пальцев, ЩЕЛК! и по экрану ползет бесконечный барабан заключительных титров.
Делая ставку на экспортность ленты — фактически, оголливудизации главного героя путем упора на человечность и поэтичную лав-стори, — Бодров, по сути, варит клюквенный компот со штемпелем монгольской почты. Лекала американской мейнстримной драматургии торчат на сюжете уродливыми заплатками, не придавая ему ни красоты, ни толковости. И даже модный эстетский ход со съемками на полумертвом языке (на монгольском, конечно, но сути это не меняет) не ставит дополнительный балл в зачетку режиссера — потому что и эта робкая попытка к атмосфере гибнет под истинно русским решением — ...переводом.
