«Сбой в системе»
На «тех» и «других» разделила героев фильма Доннерсмарка власть в Восточной Германии: беспощадный режим, использующий любые способы контроля населения. С капитаном Вислером зритель знакомится как с одним из главных идеологов «тех»: он агент секретной службы «Штази». Мы видим, как Вислер пытает кого-то бессонницей, желая выведать, кто помог другу жертвы выехать за границу. Потом пытка окажется уроком, который капитан дает для юного поколения «тех» - то есть будущих агентов. Его профессионализмом восхищаются. Его жестокость практически совершенна. Такому впечатлению во многом способствует игра Ульриха Мюэ, который также сыграл Грюнбаума в фильме «Мой фюрер».
В условиях авторитаризма, царящего в ГДР «другие» попрятались по углам. Во всяком случае те, кто еще остается на свободе. Кто-то пишет страшные своей откровенностью статьи, с неимоверными сложностями переправляя их через границу. Кто-то гниет в своей квартире, отлученный от любимого дела. Ведь у творческих людей есть одно очень уязвимое место – они могут быть запрещены. И тогда в их жизни не останется смысла. Однако писателю Георгу Дрейману пока удается избежать подобной участи: в верхах он слывет «надежным» драматургом, который пишет «правильные» пьесы, но при этом знаменит и на западе. Его подругу, актрису Кристу-Марию, судьба тоже пока милует. Но лишь потому, что она нехотя отвечает на ухаживания одного из министров.
Конфликт между «теми» и «другими», между представителями режима и диссидентами, задан с самого начала. Взаимопроникновение двух миров начинается в тот момент, когда капитан Вислер открывает слежку за писателем. Ситуация Дреймана во многом напоминает ту, что терзала главного героя в картине Иштвана Сабо «Мефисто». Чтобы иметь возможность писать, Дрейман вынужден сохранять лояльность к официальной власти. Но здесь возникает противоречие между тщеславием и идеалами, совестью, любовью, - всем, что вынуждает героя идти на риск. По иронии создателя фильма, Дрейман отказывается от лживого благополучия в пользу честного протеста именно в тот момент, когда оказывается под надзором Вислера. Казалось бы, его участь предрешена – зритель помнит, с какой беспощадностью капитан вытрясал показания у жертвы в начале фильма. Но вот писатель уже далеко заходит в своем диссидентстве, а гром все еще не грянул. Почему?
Дрейман вынужден идти на борьбу с тем, что гораздо могущественнее его самого – с безошибочным и жестоким аппаратом «Штази». Сюрприз, который готовит зрителю Доннерсмарк, заключается в том, что механизм, оказывается, может дать сбой. Что не такой уж он и бесчувственный, как могло показаться вначале. Режиссер помещает в центр своей картины идею, которая могла родиться в голове только у большого гуманиста. А именно: «тот», следящий за «жизнью Других», оказывается заворожен этой жизнью. «Жизнь других» меняет его изнутри, подвергает деформации всю его отлаженную мировоззренческую систему, а заодно и всю систему «Штази», для которой это – начало конца. Через пять лет рухнет Берлинская стена и страшное ведомство прекратит свое существование. Но начиналось все, по версии режиссера, именно с этого: с одного доброго человека, способного услышать музыку «жизни других» и подчиниться этой музыке.
Чудо, о котором снял свою картину Доннерсмарк, имеет отчетливые библейские корни. Капитан Вистлер оказывается в том же положении, что апостол Павел по дороге в Дамаск, когда он услышал голос Иисуса: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» Герой переживает внутреннее перерождение и начинает действовать противоположным образом, чем действовал до того, как судьба свела его с писателем. Под непроницаемой маской начинает биться живое сердце «доброго человека», которому драматург впоследствии посвятит свою книгу.
«Жизнь других» получила массу премий, в том числе Оскара как лучший иностранный фильм. Гала-премьера фильма состоялась на недавнем 29 Московском Кинофестивале. Картина Доннерсмарка действительно во всех отношениях стоящая. Ценность ее не только в интригующем сюжете, отличной игре актеров и тонко переданном стиле эпохи. Главное, «Жизнь других» покоряет наивной, но оттого не менее благородной идеей. Сейчас мало снимают такого кино, где отсутствуют и приторные неискренние хэппи-энды, и пафосный трагизм. Режиссеру хочется дать приз за прекраснодушие. За то, что он не ограничивается обличением режима, про который и так все давно ясно, но идет дальше и проводит в своем фильме мощную гуманистическую идею. А главное: за то, что Доннерсмарк до сих пор верит в человека.
