«Жив, жив Курилка!»
Фильм Дэвида Гойера снят в жанре подростковой драмы, и мистика здесь – не более чем предлог поговорить о насущном. А насущное – это проблемы двух старшеклассников, мальчика и девочки. Перед нами отличник и хулиганка, между которыми, казалось бы, нет точек соприкосновения. У Ника в жизни все благополучно, однако ему приходится расти без отца, и он страдает от деспотизма амбициозной мамаши. У Энни все, напротив, далеко не безоблачно: мамы нет, зато есть маленький брат, о котором она заботится, и бойфренд, с которым по ночам ездит грабить магазины. Судьбы Ника и Энни переплетаются по нелепой случайности, в результате которой Энни практически убивает Ника. Звучит страшно, но на деле – ровным счетом ничего страшного. Гойер как будто в серьез озаботился тем, чтобы не подвергать нервную систему зрителя никаким испытаниям. Он даже отказался от отработанного в кинематографе приема придавать призракам полупрозрачный облик. До конца фильма зритель может быть уверен в том, что следит за приключениями призрака, по единственной причине: Ника не видит никто из остальных героев фильма. Однако сам герой выглядит совершенно так же, как и до своей мнимой гибели (молодой актер Чэтвин не подчеркивает новый статус своего героя ни мимикой, ни интонациями). Приходится признать некоторую нелепость этой ситуации. Особенно когда Ник приходит к порогу собственного дома, а встревоженная мать с причитаниями о дурных предчувствиях захлопывает дверь перед его носом. После чего герой с убийственной серьезностью сообщает через дверь: «Мама, я умер». Но та, разумеется, его не слышит.
Снимая римейк шведского триллера 2002 года, Гойер сумел причесать его настолько, что стало не за что зацепиться (страшно подумать, что бы сделал этот человек с милой страшилкой «30 дней до рассвета»). Некоторой встряской предстают только эпизоды из жизни Энни, которую, кстати, неплохо играет русская девушка Маргарита Левиева. Режиссер наотрез отказывается от любых заигрываний с мистикой, так что в конечном счете сама идея «невидимого» героя начинает восприниматься скорее как метафора, нежели как интрига фильма. Сценарист трех «Блэйдов» и режиссер последнего из них, Гойер совершенно неожиданно оказался поэтом. Его фильм, говоря по совести, – это и не мистический триллер, и не психологическая драма. Если это и драма, то скорее лирическая. Стилизация под незамысловатую и в то же время пронзительную подростковую поэзию. Поэтому здесь знаком, призывающим героя отправляться на поиски своего тела, становится умирающая птица (одну мы видим лежащей на карнизе, другую – на плече у призрака), а кульминация фильма передана кадрами с открытой плотиной. В таком контексте, может быть, и стоило бы говорить о банальности. Но какая к черту банальность, если вам 14 лет, вы пишите стихи и, разговаривая с предками, чувствуете себя невидимым? Это уже не банальность, а правда жизни.
