«Идущие на смерть приветствуют тебя!»
Имперский размах, присущий новой картине Линча (название которой он призывает писать заглавными буквами), грозит обернуться для зрителя как удовольствием высшего класса, так и серьезным испытанием воли. «ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ» - это 172 минуты смешения языков, времен и сюжетов, про которые ясно понимаешь, что они – лишь части чего-то целого, только вот само целое постоянно ускользает от понимания. Зрителю, на которого почти три часа неостановимо валятся куски мрачных линчевских миров, не позавидуешь. Но еще меньше зависти вызывает судьба главной героини фильма, актрисы Никки в исполнении Лоры Дерн – вот кого паутина «Империи» опутала с ног до головы. Ясное дело, что с 1986 года, когда Дерн сыграла в у Линча в «Синем бархате» (а спустя 4 года и в «Диких сердцем»), актриса не помолодела. Сегодня Лора Дерн выглядит страшно, а играет – замечательно. Линч использовал мастерство и внешность актрисы на все сто процентов. В «Империи» случилось то, что маячило на уровне догадки во всех предыдущих фильмах режиссера: кошмар и жертва наконец-то слились в одно. Внутренний мир, отягощенный темными видениями, окончательно вывернулся наизнанку и превратился в империю. Сформулировать это достаточно просто. Понять – практически невозможно. Говоря о новом фильме Линча, с этим парадоксом приходится мириться.
Линч общается со зрителем на своем привычном языке и как будто не планирует никого удивлять. Тем не менее, его новый фильм – это шок. Объясняется это двумя причинами, далекими от всякого фокусничества: экранным временем и использованием цифровой камеры. Только и всего. Этого хватает, чтобы до конца фильма досидела максимум половина зрителей, да и те вышли из зала в холодном поту (похожая история имела место с недавним кино-сновидением «Такешиз»). «ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ» отличается беспощадностью, как водится у этого гуманного режиссера. Последовательность событий кажется произвольной, герои-актеры путаются с героями-персонажами и их историческими прототипами. Множество второстепенных действующих лиц появляются неоткуда с единственной целью – выдать какую-нибудь загадочную реплику или просто смерить зрителя взглядом, который не обещает ничего хорошего, после чего исчезают. Но почти всегда возвращаются. Минут через сорок. И застают вас там же, где оставили – сползающими по креслу в кинозале. А если не застают – вам же хуже.
Действие в «Империи» направляет тайна. Она кроется не в проклятом фильме, не в декорациях, не в прошлом и не в будущем. Тайна – это «что-то в сюжете». В самой истории, в последовательности событий, куда непременно входит «неправильный секс»: некая измена, влекущая за собой ревность и убийство. Действующие лица могут тасоваться. Кто кому изменил, кого и когда убили – все это условно. Непреложна только логика. Согласно суровому предостережению мужа Никки, «неправильные действия влекут за собой мрачные и неотвратимые последствия». Об этом и фильм. Но поскольку Линч традиционно исходит из формулы «если б вчера было завтра» и лишает время даже намека на линейность, то неправильные действия и мрачные последствия оказываются взаимозаменяемы. Как и в «Шоссе в никуда», здесь имеет место временная петля. Но на этот раз это не тренинг для мозгов, а способ вообще проститься со временем, оставив его только в цифрах хронометража. Может ли логика существовать вне времени? Да, может, если это логика Дэвида Линча. Мы же понимаем, кто тут Император – в этой «ВНУТРЕННЕЙ ИМПЕРИИ».
Кто, как ни правитель Империи, мог покуситься на такое множество миров, как Дэвид Линч в своем новом творении? Здесь и мир фильма, и мир фильма внутри фильма, и, уже почти по Хармсу, мир сериала внутри фильма («Кролики», которые отдельно выходили на американском телевиденье в 2002 году). А так же будущее, прошлое, Голливуд и Польша, верхи и низы общества – в фильм поместилось все. Как управляться со всем этим богатством, Линч знает точно: у него в резерве полно отработанных приемов. Это и дверь в декорациях (то выход, то тупик), и камера, творящая двойников, и телефонный звонок, который за секунду может связать одну реальность с другой невидимым проводом. По ходу дела Линч опробует и новый прием – разделять и властвовать с помощью языка. Да, именно по тому, как говорят герои, можно понять, где мы сейчас находимся – в польской страшилке, в кино-сценарии или в условной реальности фильма. Особенно интересно наблюдать за метаморфозами речи главной героини: в жизни она говорит правильно и мягко, в фильме – использует слэнг, а затем, оказавшись в недрах кошмара, начинает материться. И надо отметить, что в чередовании этих языковых различий прослеживается подлинный драматизм: чем ближе героиня к финальному краху, тем страшнее становится и она сама, и ее речь. Из этого можно робко заключить, что нечто человеческое Линчу все-таки не чуждо.
Отличает «Империю» от предыдущих фильмов режиссера работа с многочисленными клише – как жанровыми, так и авторскими. Самым тонким орудием здесь оказываются неожиданные у Линча актеры – Джереми Айронс в роли симпатяги-режиссера и Джулия Ормонд, героиня которой явно перекочевала в «Империю» из хоррора японского толка. Как бы странно это ни звучало, но временами «ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ» смахивает на комедию. Если вспомнить ружье, которое обязательно должно выстрелить, то в данном случае ружье – это закадровый смех в «Кроликах». А уж какого это – почувствовать себя внутри фильма в роли закадрового смеха – можно, пожалуй, не объяснять. В «Империи» Линч как будто раскрывает карты: формулирует открытым текстом основные принципы, по которым он снимает свое кино. В сотый раз использует одни и те же приемы. Позволяет себе неприкрытый стеб над жанром ужасов, приближаясь на секунду к уровню «Очень страшного кино». Но саморазоблачение здесь такое же, как у Воланда на сеансе черной магии. Вы можете сказать, что Линч повторяется. Цитирует. Издевается. Все это написано крупными буквами, как и название фильма. Но тайна остается тайной, и она по-прежнему вам не по зубам. И Линч по-прежнему непревзойденный мастер. И только от этого «по-прежнему» немного грустно. Дэвид Линч уже перешагнул границы жанров, снов и языков без малейшего ущерба для своего фильма. А вот перешагнет ли он когда-нибудь границы учебника по кинематографии, куда его имя будет вписано золотыми буквами между Вине и Феллини?