«Рокки Бальбоа», вышедший на американские экраны в день тридцатилетия оригинальной ленты, совсем не случайно променял числительное в названии. Тем самым Сталлоне намекнул публике, что хотя и играет по прежним правилам, нынешняя картина есть нечто большее, чем просто еще одна история триумфа. И хотя все классические атрибуты цикла наличествуют в кадре, изменение пропорций привело к смене жанра — в «Бальбоа» куда меньше спорта, чем можно было ожидать, и куда больше драмы, чем можно было надеяться.
Рокки, тридцать лет назад ставший золотым билетиком Сильвестра Сталлоне, давно из простого брэнда превратился в художественную автобиографию, повторяющую жизненные коллизии своего творца. Вместе со Слаем Бальбоа познал первый вкус успеха, мнимую вседозволенность и горечь забвения — каждая лента точно соответствовала карьерным успехам Сталлоне, являясь попыткой самоанализа. Понятно, что и шестой фильм не изменил концепции, рассказав о рефлексирующем шестидесятилетнем деде, понимающем, что его расцвет остался далеко позади, а любая попытка триумфального возвращения обречена на свист толпы самодовольных сопляков.
Принципиально не сглаживая углов, Слай вывел неожиданно мощно прозвучавшую человеческую драму о бывшем чемпионе, достопримечательности прошлого, годной лишь на позирование для памятных снимков. Усталая старость одинокого человека, жизнь которого остановилась со смертью жены, а воспоминания — единственное развлечение. Бальбоа снова тот малограмотный парень с задворок Филадельфии, пытающийся передать накопленный на собственных ошибках опыт стыдящемуся отца сыну-яппи. На сентиментальном лейтмотиве возвращения к корням особо остро чувствуется фальшь играющих в искренность псевдо-блокбастеров: ни в одной «Девушке из воды» нет столько личного, сколько в бесхитростной истории Рокки.
На этом и надо было бы ставить точку, но вынужденный прогибаться под кредиторов Сталлоне не придумал ничего лучше, кроме как привинтить к рассказу никому не нужный бокс. То есть, бокс сам по себе кажется обязательным для франшизы, но в контексте данного повествования он выглядит лишь продюсерской проформой. Вроде бы, возвращая на ринг боксера пенсионного возраста, Слай должен был показать возможность подобного камбэка и попробовать хоть частично добиться той правды жизни, что украшала первую половину фильма. Но вместо этого нас ждет спич тренера об отложении солей в суставах и крайне неубедительная скоротечная нарезка тренировок, за которой следует бой. Сырой, нелепый и максимально вялый.
Поролоновые удары сопровождаются острыми приступами вкусовщины: монтаж промежуточных раундов перемежен флэшбеками цикла, внезапными уходами в черно-белую гамму и цветовыми акцентами. Будто ребенок, первый раз добравшийся до монтажных и корректирующих программ, играет с новыми средствами самовыражения. Не срабатывает ложкой меда и поражение Рокки — победа Мэйсона Диксона по очкам воспринимается неуклюжей цитатой развязки первого фильма, в глазах Бальбоа отчетливо читается дежавю. Куда честнее со стороны Сталлоне был бы нокаут Рока, точнее определивший бы тщетность всех его усилий. Да, зрители аплодируют именно ему, но назавтра публика забудет героя, а на первых полосах снова начнет мелькать его противник. И хотя фильм собрал приличную кассу, как и его персонаж Сталлоне не выиграл бой с собственной тенью, так и оставшись пережитком рейгановской эпохи.
