О Дэ-Су был похищен с людной улицы и брошен в заточение на долгих пятнадцать лет. Без объяснений причин, без суда и следствия, кто-то держит его взаперти, позволяя лишь есть, спать и смотреть телевизор. Когда же Дэ-Су вновь оказывается на свободе, незнакомый голос в телефонной трубке предлагает ему догадаться, что было причиной такого жестокого наказания.
Составители программ ММКФ проявили высшую мудрость, показав «Олдбоя» публике лишь под конец фестиваля. Именно на его примере чувствуется вся серость нашей конкурсной программы и возникает чувство жгучей зависти к кинофестивалю Каннскому, где картина сражалась за Золотую Пальмовую Ветвь. К сожалению, такой чести лента не удостоилась, даже не смотря на лоббирование самим Квентином Тарантино, отдавшим свой второй председательский голос за творение Пака. Политические подводные течения привели к победе скандальную работу Майкла Мура, на поверку оказавшуюся не более чем конъюнктурным выкриком, «Олдбой» же получил Гран-При, вручаемый именно за художественные заслуги, вне зависимости от политических взглядов соискателя.
В основу картины легли одноименная японская манга, насчитывающая аж восемь томов. Графическое происхождение картины явственно ощущается в каждом ее кадре — тщательно выверенные, эффектные, словно вышедшие из-под карандаша художника мизансцены, на самом деле таковыми и являются. Отдельного упоминания заслуживает работа оператора, чье мастерство обращения со светофильтрами запросто дает фору даже восхитительным картинкам Тарантиновского «Билла». Впрочем, не смотря на комиксовую природу «Олдбоя», Паку удалось увести его от прямолинейной глупости голливудских блокбастеров, сохранив при этом американизированность (читай — интернациональность) повествования, умело трансформировав восточную историю в приключение без национальных признаков. От этого зрителю куда проще идентифицировать себя с героями, забывая неудобоваримые имена и похожие лица.
Не прошло без следа для Пака и его временное отлучение от мира кино, когда, провалив две постановки, режиссер долгое время был вынужден зарабатывать на хлеб кинокритиком. В будущем это позволило ему изменить взгляд на кинопроцесс и не заниматься столь модным сейчас рафинированием насилия, но транслировать боль насильника и жертвы залу, передавая основную мысль своего нового творчества — даже испытывая удовлетворение, мститель все равно испытывает чувство вины. В заключение остается только пожелать, чтобы программа будущих Московских Кинофестивалей была хотя бы отчасти столь же интересна, сколь любопытна Каннская, и чтобы основные события касались все же конкурса, а не эха зарубежных кинофорумов.
