Полнометражным дебютом Саши Ханта стал нашумевший «Как Витька Чеснок вёз Лёху Штыря в дом инвалидов», «Межсезонье» стал следующим. У тебя есть страх «второго фильма»? Ведь, я уверен, что все кинутся сравнивать «Чеснока» с «Межсезоньем».
Режиссёр и автор сценария Александр Хант; далее – Александр: Я вообще такими мыслями не болею. Я ещё до начала работы над «Межсезоньем» постоянно слышал за спиной: «ах, второй фильм – второй фильм». Но мне кажется это какое-то мифическое понятие. «Межсезонье» для меня – с одной стороны, трудная история и, с другой, очень кайфовая. Это целиком и полностью моё кино. Я получил от работы над ним и удовольствие, и острые переживания. Мне кажется, что так оно и должно быть, а то, что и как об этом говорят, меня не тревожит.
Вы снимали «Межсезонье» аж 4 года. А одна из особенностей нашей киноиндустрии в том, что в ней много «доброжелателей», которые шепчутся: «Что-то Хант долго работает над своим “Межсезоньем”, это не к добру»…
Оператор-постановщик Наталья Макарова, супруга Александра Ханта; далее –Наталья: Если разобраться, «Чеснок» тоже делался три года.
Александр: Да, вот сам сравни: на «Чесноке» была 21 смена, на «Межсезонье» - 100 с небольшим смен. Это какое-то невероятное количество, но зато я мог на нём позволить себе пробовать многое, чего не мог позволить себе на «Чесноке». Доброжелатели пусть делают свою работу. Если я начну задумываться о так называемом «втором фильме», о «третьем», о злых языках, о добрых, это меня съест сразу же, я тогда перестану думать о кино.
«Чеснок» тогда финансировался Минкультом. Почему с «Межсезоньем» ты не обращался к госструктурам?
Александр: Обращался. Но начнём с того, что бюджет «Чеснока» мы полностью получили от Министерства культуры. В случае с «Межсезоньем» мы вместе с Mars Media и Рубеном Дидишяном были уверены, что мы пройдём, и вовсю готовились, но в итоге Министерство культуры решило поставить нас в резерв.
Что значит «попасть в резерв»?
Александр: Есть фильмы, которых как бы выбрали для финансирования, но сейчас их не могут поддержать и отравляют в режим ожидания, то есть в «резерв». В тот год в Минкульте поддержали мало фильмов. «Межсезонье» оказался в резерве в секции авторского экспериментального кино, и вместе с нами в этой группе было десять работ. Самое смешное, что среди этих 10 работ в нашей секции были и «Гардемарины – 5». Ещё не сняли даже четвёртую часть, а уже подали заявку на пятую, то есть ты представляешь себе, какое это посмешище и уровень абсурда.
К этому моменту мы полностью были готовы к съёмкам, ну и плюс исполнители главных ролей начали расти, и вообще было непонятно, чего нам ждать, чего не ждать. Тогда мы с группой поняли, что ждать неизвестности опасно, можно просто потерять весь фильм и всю огромнейшую работу, которую мы уже провели к этому моменту. Рубен уже не мог нас финансово поддержать, но он остался нашим партнёром, так как весь подготовительный период был проведён на деньги Mars Media. И мы вместе с Максимом Добромысловым, который, можно сказать, стал генеральным продюсером фильма, решили на свой страх и риск стартовать без чьей либо поддержки. Какие-то деньги были у Максима, чуть-чуть денег было у меня, и мы полностью понимали, что этих денег на производство нам не хватит. Мы объявили всё это группе, сказали, что никому мы не сможем заплатить, потому что это все деньги, которые у нас есть, и мы все потратили на то, что видно в кадре. Но группа нас поддержала, и никто не ушёл, все согласились с такими условиями. В итоге, мы на полгода уехали в Екатеринбург.
Наталья: Мы к тому времени были с этим городом на «ты», на деньги Mars Media провели подготовку, выбрали локации, запустили даже стройку декораций. Вот почему нам было печально останавливаться. Если бы мы ждали резерва, следующего года, следующего-следующего года, дети бы выросли, а мы бы перегорели. Когда мы узнали, что нас Минкульт не поддержал, наш художник уже был с билетом в Екатеринбург на руках и с чертежами декораций.
Что касается пролога с любительскими документальными съёмками. Как это было снято? По «Скайпу»?
Наталья: Мы попросили ребят прислать свои анкеты. Когда в первую же неделю пришло 1000 заявок, которые нужно было все отсмотреть, мы сначала подумали, что это же здорово. Саша тут же выбрал 50, и для тех, кто живёт в Москве, мы устроили очную встречу. И вот тут стало понятно, что с каждым из 11000 анкет-заявок встречаться - это серьёзнейшая работа. Мы перевели всё в онлайн, Саша выбрал 400 человек, и эти 400 во втором туре должны были записать видео с предельно честными и искренними ответами на Сашины условия.
Александр: Условия были такими (ищет в телефоне текст, читает). «Запиши видео один, без свидетелей. Помни, что я не препод, не мастер, не гуру, я просто тот, кто хочет снять честный фильм про подростков, про тебя, и я очень хорошо помню себя в твоём возрасте. Поэтому не забивай голову ерундой, а просто будь открыт, говори все, что захочешь… Видео может длиться столько, сколько ты хочешь, но лучше не меньше 15 минут, но не больше часа». Дальше 15 вопросов.
Наталья: И ещё было важным: никто их не увидит, кроме Саши. Так и произошло, эти 400 видео лежат в сейфе, никто их полностью не видел, кроме режиссёра. Хотя некоторые из них поинтереснее, чем кино. Когда уже был готовый монтаж фильма, так жалко было расставаться с этими роликами! Были мысли, чтобы отдельный документальный фильм из них смонтировать. Там какая-то невероятная искренность! И потом просто пришло в голову, что можно сделать из этого пролог. Саша спросил у ребят, можно ли использовать, они разрешили, и из этих кусков сложилось начало фильма.
Поправь меня, если я что-то неправильно помню, но тема фильма у тебя появилась ещё давно, а трагедия с псковскими школьниками Катей и Денисом стала триггером для написания сценария?
Александр: Если где-то это копилось, то это точно не было каким-то планом или заявкой. Да, наверное, мне кажется, я помню мысль о том, что мне хотелось снять историю про подростков, про этот возраст, до сих пор для меня ощутимые на своём личном опыте. Безусловно, причиной, по которой я начал этой историей заниматься, это была трагедия с псковскими ребятами, которая эмоционально сильно на многих подействовала, и на меня в первую очередь. Но я не то чтобы сразу полез как-то это в текст превращать, я где-то, наверное, больше года следил за тем, что там происходит вокруг трагедии Кати и Дениса. Много было расследований альтернативных, и суды шли, было много информации в интернете, я старался все это смотреть. В любом случае я ждал, когда эмоционально это отстоится и я без эмоций начну заниматься этой историей.
Я видел в соцсетях то, как вы сами искали фотографии, и по ним определялись с локациями и с кастингом…
Наталья: Да, мы нашли фотографии Константина Тишше, но не знали, где он живёт. Мы позвонили ему и спросили: «Костя, где ты делаешь такие прекрасные фотографии?» Он отвечает: в Берёзовске, это Свердловская область. Мы собрались и поехали. Но это было где-то за полтора года до того, когда мы пытались связаться с Минкультом.
Насколько я знаю, на момент кастинга исполнителям главных ролей Игорю Иванову было 18, а Жене… 25.
Александр: Нет, это им сейчас столько лет, а во время съёмок ему было 16, а ей – 22. Вообще, это странно, что мы объездили всю Россию в поисках героев, и это так пафосно звучит, что мы смотрели подростков в Магадане, Новосибирске, Урале, Челябинске, Перми, Екатеринбурге, Красноярске, Анапе. Но… выбрали-то мы, в конце концов, ребят из Петербурга [Игоря] и из Москвы [Женю].
С Женей вообще же у нас смешная история приключилась. Она не участвовала в кастинге, она была кастинг-директором! Когда мы с ней познакомились, я позвал её побыть в нашей команде в качестве кастинг-директора. Она молодая, знает ребят, у неё есть силы на то, чтобы направить поиск в правильном направлении. Вообще сложно найти такого человека, который готов отправиться искать подростков. Обычно кастинг-директора всё равно уже держат в своём багаже своих актёров, и идея ехать искать чёрт знает куда или вытянуть их посмотреть на улице детей, для них звучит дико. Но Женя была ко всему этому готова.
В последний момент я провёл актёрский тренинг для того, чтобы перед съёмками нашу группу объединить, сблизиться эмоционально. На этом занятии меня начали просто тыкать в бок и спрашивать о Жене: ты почему её не попробуешь? Я говорю: нет-нет, Женя занята, она же у нас кастинг-директор. Но на тренинге я увидел, что и как она может, почувствовал её характер, и понял, что она должна быть главной героиней.
Много было непрофессиональных актёров?
Александр: Я думаю, что где-то пополам, наверное. У нас много было эпизодников, но много было и профессиональных актёров местных, уральских, прекрасные артисты «Коляда-Театра». Ну и, конечно, типажи, для меня всегда это важно. Например, в сцене в изоляторе временного содержания (ИВС) там полицейские – это не актёры, это люди такого типажа.
Я почему спрашиваю. Борис Хлебников как-то рассказывал, что, снимая «Аритмию», он задействовал только профессиональных артистов, потому что, даже если среди массовых сцен окажутся непрофессионалы, это будет заметно. Ты как к этому относишься?
Александр: Я вообще получаю огромное удовольствие в работе с непрофессиональными актёрами. Вот эти два парня в кафе-блинчиковой, которые стоят в одинаковых красных футболках и одинаково поворачиваются – это не артисты…
Я вообще подумал, что это близнецы…
Александр: А на самом деле это совершенно не знакомые друг другу люди! То же самое в ИВС. Но когда стоит задача показать героя со сложной судьбой, очевидно, что с типажным человеком сыграть это сильно сложнее, чем с профессиональным актёром, хотя обратных примеров тоже немало. Я не очень верю, что все артисты, получившие образование, могут перевоплотиться в кого захочешь. Если ты актёр и учился (утрированно копирует «мхатовскую» интонацию) «вот так вот говорить», я сомневаюсь, что он сможет убедительно сыграть водителя камаза.
Давайте, ещё о Дырявом поговорим, которого сыграл художник Спартак. Это его татуировки?
Александр: Да, полностью.
Кроме лица?
Александр: Нет, лицо тоже.
Наталья: Сейчас их ещё больше. Мы переживали и просили его больше ничего не доделывать, но как только мы сняли и уехали, он себе ещё набил. Он сейчас разрисованный полностью.
Александр: Если говорить о нём как о персонаже, то он играет человека с таким очень меркантильным восприятием мира. А Спартак - он совершенно другой. Первое впечатление от него, безусловно, пугает, то есть он может броситься на тебя, начать кусать, поднимать и душить. Абсолютно спонтанно, неожиданно, но как только ты становишься его другом, то окажется, что Спартак - человек, который исключительно про добро, про любовь. Несмотря на то, что ему 75 лет, он вообще в прекрасной физической форме.
У киношников есть такая шутка (или не шутка), связанная с детьми. Когда убедительных нормальных не найти, то самый последний вариант – это так называемый «киндер сюрприз». То есть берут чистеньких хорошеньких детей, которые есть в базах, уже где-то засветились и играть умеют…
Александр: Я не знаю, как там в рекламе устроено, но подозреваю, что там действительно наверное, есть такая история с базой данных красивых детей. Думаю, это не шутка и не байка, а реальная, скорее всего, история. Ребёнка легко испортить. Он сыграет, наигрывая шаблон, из него это сложно выбить потом, и для него кажется странным, когда его просят играть не так, как его учили до этого. Да мы сами проходили на «Межсезонье» опыт, когда приходили ребята с каким-то багажом, и с ними невозможно было работать. Они как бы уже такие маленькие актёры, но со знаком минус.
Как вы снимали финальную сцену с сотней подростков в чёрном, которые будто из снега вырастают и идут прямо на камеру, то есть, по сути, на зрителя?
Александр: В Екатеринбурге, так как мы снимали без бюджета, у нас постоянно были вызовы. Сможем ли мы там вообще что-либо снять? Можем ли мы купить Range Rover и сможем ли мы его потом сбросить, чтобы он разбился? Это все было на наших плечах. Каждый съёмочный день мы отправлялись будто в путешествие и не знали, получится у нас или не получится.
Когда возникла идея, образ, что много подростков выходит из леса и становятся перед камерой, я рассказал об этом Наташе и Максиму Добромыслову. Они на меня тааааак посмотрели: мол, тебе что, мало проблем? (Наташа и Саша смеются). Ну а что такого плохого в том, что 500 подростков выходят из леса? Но в какой-то момент мне показалось для нас таким новым вызовом, а вызов же лучше всего мотивирует.
Наталья: На самом деле, это мы уже были уставшие, а местные девочки, которые помогали нам с кастингом, с екатеринбургскими актёрами. И эти девочки очень бодро отреагировали: «Так, какой возраст? Сколько человек? Сколько лет? В чём приходить? Какой день? Всё, хорошо, записали». И когда они приехали в день съёмок этой сцены, то там даже в туалет сходить некуда было. Мы поставили какую-то палатку, в которой был генератор, чтобы можно хотя бы чая выпить. Конец января, световой день короткий, и мы примерно с 10:00 до 16:00 работали на натуре. Репетировали: как они за деревья спрячутся, чтобы сначала их вообще не было видно. Они как бы все вытерпели, все пришли в своей одежде, многие с родителями пришли. Папы-мамы привезли термосы, пуховики, за что им большое спасибо.
Александр: Как только кадр заканчивался, сзади стояла ещё такая же толпа людей с пуховиками, и как только команда «стоп», они сразу ребят накрывали. Но, кстати, если крупные планы рассматривать, то видно, что ребята уже вот дрожат.
Наталья: Когда начало темнеть и пошёл серьёзный снег, ребята, мне кажется, спокойно выдохнули. Но на самом деле вот от этой сцены очень большой отклик был: они все пишут, что они ждут фильм, часто считают удачей, что там снимались.
Александр: Если говорить о снеге, это была целая история. потому что финальные эпизоды фильма мы снимали в лесу. Это два месяца борьба со снегом. То он выпал и начал таять, мы его просто запасали где-то и забрасывали эти запасы. То оставляли следы в кадре, но потом вдруг всё снова покрылась снегом.
Наталья: Ребята снимались на стадионе глубокой зимой. Нам пришлось от снега очистить поле. Большое спасибо руководству стадиона, они растопили поле, и трактором тоже очистили. А снега на трибунах почти не было видно.
Расскажите о «стиле Ханта», которому уже многие начали привыкать и подражать ещё с первого фильма. Очень яркая цветастая картинка, но в это время происходят ужасные вещи на контрапункте…
Наталья: Ты сам всё сказал, это так и есть. Да, мы изначально выбирали всё самое яркое, светили «цветно».
Ну вот пример: остановка розового цвета. Вы её специально красили или искали такие объекты?
Наталья: Скорее, находили. Сделать так, чтобы мы могли везде покрасить, у нас такого, конечно, не было. Все деньги дом в лесу забрал: он был, практически, полностью декорацией. Там стоял современный дом, фундамент и стены остались, а всё остальное художники переделывали.
Александр: Ну да, почти все съёмки дом строился. Начиная с июля или с августа, и только в ноябре или декабре работа над ним завершилась.
Морда Range Rover после аварии так пострадала, что отпали несколько букв и получилась надпись «anger». Это было изначально придумано?
Александр: (смеётся) Как только авария случилась, мы увидели, что там недалеко до слова «anger», мы просто начали отрывать буквы тут же, на месте.
Наталья: Ничего такого невозможно заранее прописать. Потому что, когда мы покупали именно эту машину, мы думали, что это некая характеристика героя. Это большая, красивая, абсолютно бессмысленная, дорогая машина. Нам просто повезло.
У вас вообще с надписями полный порядок. «Бояться», «жизнь», «страшно», «слишком». Я не понял только, для чего «спаси и сохрани»? Это как-то выбивается…
Александр: Да, как-то неожиданно двойственно воспринимается. Просто мы обнаружили такую надпись, которая у нас тоже покоробила своим масштабом.
Наталья: Когда мы приехали к фотографу Косте Тишше, о котором мы уже говорили, у него были какие-то фотографии сделаны, которые нам конкретно нравились. Например, у него там была замечательная заправка. Он говорит: это надо ехать в Челябинскую область, мы сели и поехали в Челябинскую область, в город Карабаш. Считается, что это самый грязный город на земле, потому что там неверно построено производство меди, и когда мы подъехали, мы просто обалдели: там марсианский пейзаж с этими сопками вымершими, дикую картину абсолютно. И вот эта огромнейшая надпись «Спаси и сохрани» с крестом. Ну и, конечно, мы не могли это не снять.
Как вы снимали вписку, где ваши герои познакомились, это была декорация квартиры?
Александр: Это мы сняли дом. Некоторые дети даже говорили, что в этом доме уже были, выпускной играли или на день рождения.
Наталья: Мы привезли с собой только бассейн. Я даже могу сказать, что мы там делали «шапку» («шапка» на языке кинематографистов – вечеринка, посвящённая окончанию съёмочного периода. – Прим. filmz.ru). И мы себя вели ещё хуже, чем ребята.
Наталья: Много таких домов – и этот дом в частности - вообще исключительно сдаются. Часть из них - это огромные бывшие цыганские дома, построенные в черте города, которые раньше были предметом особого богатства.
Про название «Межсезонье». Были ли другие названия?
Александр: Нет, оно первое возникло. Мы когда историю придумывали, она так и развивалась в последние тёплые осенние дни и заканчивалась, когда выпадал первый снег.
Когда две мамочки ругаются, одна другой говорит, что это, мол, переходный возраст. Другая на неё кричит, что нет никакого переходного возраста. А у меня в голове щёлкает: «Нет переходного периода, есть “межсезонье”».
Александр: Ну, да. Межсезонье - это как раз тот возраст, когда ребёнок перестаёт себя ощущать ребёнком. Он или его физиология требуют, чтобы он начал в этой жизни принимать собственные решения, совершать собственный выбор, разбираться в этом мире самостоятельно. Наш герой Даня понял для себя: вот это хорошо, вот это нехорошо. То, что раньше предлагали ему взрослые родители, школа, для него перестали иметь вес, авторитет, он теперь сам вот в этом хочет разобраться. Но всё равно это ещё очень молодой человек, и это очень тяжёлая опасная ситуация. Если взрослый не сумеет разобраться, как нужно подростка направить в какое-то русло или, наоборот, совсем не мешать, то последствия могут быть самые разные.
Эта история про запреты, когда взрослый просто говорит: это может быть опасно, поэтому это делать нельзя, это запрещено. Такой запрет детей приводит к тому, что их поступки становятся более радикальными. Вот про это история. Я очень помню хорошо свой переходный период, мне нужно было существовать вопреки всему миру, наверное. Мне говорили, что вот у всех были такие же проблемы, отношения. Но как мне кажется, проблема не в отношениях детей и родителей, проблема в отсутствии этих отношений.
Нужна очень большая смелость: снять такое кино, которое, не смотря на трагедию, мне кажется очень оптимистичным. Концовка с этими сотнями ребят убедила меня в том, что всё будет хорошо. Это не зомбированные теликом люди, это ребята, которые честно смотрят нам в глаза, с ними я спокоен за будущее.
Александр: Время идёт, поколения сменяются, и неизбежно, что нас ждёт обновление поколенческое, хочется и даже необходимо верить в эти горящие глаза. И самое главное, что мне больше всего нравится в этом возрасте, - это обострённое чувство правды. Ребёнка не обманешь, как ты ему ни подавай этот мир, сколько ты ни будешь говорить шаблонами о том, что вот это добро, а вот это зло. Подросток видит, что это на самом деле. Когда он видит, что взрослый мир лицемерен и ложен в своих убеждениях, то он будет протестовать. Взрослым надо это помнить: ребёнка невозможно заставить верить в то, чего нет.
Актёры Женя и Игорь это тоже понимали?
Александр: Женя сопротивлялась. Это был для неё непростой момент, и нам много приходилось и обсуждать, и разговаривать. Ну, в общем, с трудностями снимали.
Вообще ты можешь назвать наиболее трудные моменты съёмок в психологическом и в физическом смысле?
Александр: Самый сложный период съёмок – это финальная часть, где мы находились в этом холоде постоянно, с очень короткими сменами из-за короткого светового дня. И вот эти один-два месяца были самыми трудными, и я думаю, что прежде всего для меня. Да и плюс Наташа потеряла в этот момент родителей: отца в Воронеже сбила машина насмерть, мама скончалась от рака. И всё это было в одно и то же время. Блин, ну вот такие ситуации, очень тупиковые. Наталья уезжала, мы останавливались. Ты как бы не понимал: зачем и куда ты сейчас движешься? Ну, такая катастрофа.
Хотя, мне кажется, в последние месяцы были самые сплочённые для группы, несмотря на самые тяжёлые условия, было единение. Вообще съёмки «Межсезонья» - это отдельная история каждого из нас. У многих судьба изменилась, они выросли у нас на площадке. Кто-то уехал из Екатеринбурга в Москву работать. Главная героиня нашла любимого человека, Игорь, наш герой, когда в первый раз посмотрел фильм, то расплакался и убежал, и долго мы его не могли найти, и это зимой в Ханты-Мансийске без одежды. Он просто бегал по улице, через 20 минут вернулся. Я просто подумал, что ему фильм не понравился, а он сказал: «Я себя увидел таким, каким я был до “Межсезонья”».
Какое альтернативное будущее ты видишь для главных героев? Один мог бы вырасти и превратиться в менеджера среднего звена, а другая перебесилась бы и стала такой же, как все?
Александр: Я думаю, что всё у них было бы прекрасно. И по отдельности, и вместе. Они не самоубийцы и не готовы были себя убивать, они не к этому стремились. Это дети, которые нашли друг друга, которые были нужны друг другу, которые по отдельности чувствуют себя одинокими. Если бы этот мир не постарался им «помочь» и уберечь от опасности, то всё было бы хорошо.
Я вот о чём думаю сейчас: если бы у меня лично по-другому складывалось всё в детстве, стал бы я другим чем-то заниматься?
Авторы всех фотографий: Ника Горбушина, Лера Конюхова.
