«Лето с Моникой» (Sommaren Med Monika), Швеция, 1953; реж. Ингмар Бергман, в ролях: Харриет Андерссон, Ларс Экборг, Дагмар Эббесен, Джон Хэррисон, Наэми Брисе, Оке Фридель.
Как-то раз в кафе Моника просто обернулась к Харри, попросив прикурить. Затем напросилась пойти с ним в кино, дело быстро перешло к поцелуям, и вот они уже бросают дом и работу («К чертям всех остальных») - и на отцовском катере отправляются на безлюдные острова...
В «Лете с Моникой», двенадцатой своей режиссёрской работе, Ингмар Бергман одержал двойную победу. С одной стороны, он теперь легко обходится без слов, позволяя себе не только долгие (и при этом нескучные) проезды на катере (светлое небо по дороге туда и предгрозовое - обратно), но и созерцательные островные виды: в центральной части фильма герои словно бы растворяются в природе, что показано очень естественно, без перебора.
Слов здесь ровно столько, сколько нужно для плавного развития сюжета. Конечно, без них не обойтись в городе, но когда Лелле, уже знакомый нам бывший ухажёр Моники, разбрасывает и поджигает её вещи, грозя тем самым спалить и катер, - мы легко понимаем его и так, и последовавшей драке не нужны дополнительные объяснения.
С учётом того, что большую часть картины на экране будет только пара главных героев, режиссёр достойно прорабатывает второй план в тех местах, где в нём имеется необходимость. Отцы как Моники, так и Харри появляются в картине лишь единожды - но это яркие, запоминающиеся появления. Во дворе поют музыканты. В кафе заседают пьянчужки. Во дворах бегают дети. Бергман одинаково хорош как в людных, так и в безлюдных сценах.
Но главное достоинство ленты (поставленной по новелле Пера Андерса Фогельстрёма) - в столкновении характеров, в образе Моники, так не сочетающемся с образом Харри.
Поначалу мы обоих можем принять за одинаково неразумных оболтусов: к работе они относятся не без лени и теряют её без всякого сожаления. Понятно, что на любовной мелодраме она сидит вся в слезах, а он, скучая, зевает, но в целом они вполне стоят друг друга, олицетворяя собой памятную многим безрассудность молодости.
Хотя нет, всё же нет: есть между ними отличия. Если кому не хватило самой первой сцены (уж больно быстро девушка «заглатывает» кавалера, сразу принимаясь по-весеннему мечтать: «Хорошо бы отправиться куда глаза глядят»), то вскоре становится ясно, что скромный девятнадцатилетний юноша у неё далеко не первый. Вот в подворотне им встречается Лелле (и Харри получает по глазу), вот Монику тискает какой-то мужик на работе («Я с тобой порвала»). А коли и сейчас остаются сомнения, то вот дети кричат: «Моника - шлюха!», - а проблемы Харри на работе связывают с тем, что «он связался с гулящей девкой».
Женская ветреность встречается в фильмах Бергмана постоянно: героини легко ложатся в постель с первыми встречными, приглашают к себе мужчин часто и не без удовольствия (шведскую простоту в отношениях так и хочется обозвать «распущенностью» - это то, чего практически полностью было лишено целомудренное советское кино). Но впервые у Бергмана по-настоящему жалко мужчину - жалко парня, по наивности своей полюбившего потаскушку.
«Мы без ума друг от друга, правда?». «С тобой как в кино». «Я никогда не встречала такого хорошего парня, как ты». Чувствуется, что в свои восемнадцать Моника давно научилась этим банальнейшим ласкам - и вряд ли они дорого ей даются. Впрочем, нельзя отрицать, что в минуты нежности она вполне может быть и искренней, без оглядки подхватывая его уверенное «Мы всегда будем вместе»: «Только ты и я». Но живя одним днём, она забывает про вчерашнее и не думает о завтрашнем: пока ей хорошо с Харри, она будет с Харри, но стоит ветру подуть в другую сторону...
Между тем он сам взрослеет прямо на глазах. Узнав о её беременности, тут же принимается строить планы («Мы должны сделать что-то важное в жизни»), вернувшись домой, включается в трудовые будни: находит новую работу и усаживается за учебники (ведь только образование поможет выбиться в люди). И когда он говорит: «Я всё делал для нас», - то не лукавит: неразумный мальчишка превратился в ответственного мужчину.
Моника же остаётся ровно такой, какой и была. Ещё на острове она ноет, не в силах определиться: вот вроде бы и устала жить дикарём, но и возвращаться в город не хочет. «Почему одним везёт, а другим нет?» - недоумевает та, что спокойно украдёт из чужого погреба кусок мяса, когда ей надоест питаться одними грибами. «Почему нам всё время не хватает денег?» - пилит она Харри уже в городе, мечтая о новых платьях и танцах, тогда как он просит её в первую очередь заплатить за квартиру. Ничем себя не обременяя (и даже дочку вверив заботам презираемой ею тётки), молодая жена в итоге беззастенчиво изменяет мотающемуся по командировкам мужу - надеясь потом, что её жаркое тело растопит лёд, вдруг образовавшийся между ними.
«Ты всю жизнь так жила», - как будто бы только сейчас понимает Харри и не удерживает уходящую от него и от дочери распутную женщину. В финале он держит на руках кулёк со своей новой Моникой, всматриваясь в зеркало и вспоминая прошедшее лето - с беззастенчивой девичьей наготой под ослепительными солнечными лучами.
Но куда важнее её взгляд, который героиня внезапно устремляет не на спутника, а прямо на зрителя. В этот момент Бергман разрушает условную четвёртую стену, разделяющую зал от экрана, словно бы давая понять: Моника знает, что мы есть, знает, что мы её видим - и ей решительно наплевать на наше мнение и осуждение.
Несмотря на то, что у Бергмана к этому времени уже немало картин - и в каждой из них присутствуют более или менее яркие женщины, впервые ему удаётся выписать столь цельный, столь беспринципный и вызывающий характер (четырьмя годами ранее Анри-Жорж Клузо схожим образом увидел Манон Леско - в своей драме «Манон»). Автор отдаёт должное своеобразной красоте и молодости Моники Эриксон, но жирными мазками обрисовывает её мелочную чёрствую душу - кое-где даже рискуя быть обвинённым в женоненавистничестве.
В галерее бергмановских женских портретов Моника – пожалуй, первая действительно великая героиня. Отрицательная, но незабываемая.
См. также:
Ни дня без Бергмана: «Женщины ждут» (1952)
Ни дня без Бергмана: «Такого здесь не бывает» (1950)
Ни дня без Бергмана: «Летняя игра» (1951)
Ни дня без Бергмана: «К радости» (1950)
